Аркадий Стругацкий - Третий глаз

На этой планете сидит Горбовский. Горбовский наш старый герой, в какой-то степени олицетворяющий человека будущего, воплощение доброты и ума, воплощение интеллигентности в лучшем смысле этого слова. Он сидит на краю гигантского обрыва, свесив ноги, смотрит на странный лес, который расстилается под ним, чего-то ждет. В то время нас чрезвычайно интересует проблема, связанная с созданием все более и более развитого и разработанного облика Будущего: чем там люди занимаются. Нас никак не покидает этот вопрос. Почему вообще коммунистическое будущее развивается? Где там движущая сила? Все общества докоммунистические развивались, потому что там имело место противоречие между производительными силами и производственными отношениями. Наконец достигнут коммунизм, нет больше этого противоречия. Что же движет человечество дальше?! Мы представляли себе общество, где нет социальных проблем давным-давно, где решен целый ряд очень сложных научных проблем — проблема человекоподобного робота, проблема контакта с другими цивилизациями, проблема воспитания, разумеется. Человек становится беспечным. Тогда впервые возникает у нас образ: человек играющий. Все необходимое делается автоматически, и люди, миллиарды людей занимаются только тем, чем им нравится заниматься. Как мы сейчас играем, так они занимаются наукой, исследованиями, полетами в космос, погружениями в глубины. Так они изучают Пандору — небрежно, легко, веселясь.

Горбовскому страшно. Горбовский понимает, что добром такая ситуация не кончится, что рано или поздно человечество напорется в Космосе на некую скрытую угрозу, которую представить себе даже не может, и тогда человечество ожидает шок, стыд, смерти и все такое… И вот Горбовский, пользуясь своим сверхъестественным чутьем на необычайность, таскается с планеты на планету и ищет СТРАШНОЕ. Что — он сам не знает. Пандора, которую земляне осваивают уже несколько десятков лет, кажется ему средоточием каких-то угроз. Он и сидит здесь для того, чтобы оказаться на месте в тот момент, когда что-то произойдет. Сидит для того, чтобы помешать людям совершить поступки опрометчивые, торопливые…

Это происходит на Горе. В Лесу — свои дела. Все, что происходит в Лесу, возникло из двух соображений, полученных нами извне. Мы где-то вычитали, по-моему, это были самиздатовские статьи Давидсона, броскую фразу, что человечество могло бы прекрасно развиваться только за счет партеногенеза. Берется женская яйцеклетка, и под воздействием слабо индуцированного тока она начинает делиться, получается точная копия матери. Мужчины не нужны. И вот мы населяем наш Лес существами по крайней мере трех сортов: во-первых, колонисты, разумная раса, которая ведет войну с негуманоидами, во-вторых, женщины, отколовшиеся от колонистов, размножающиеся партеногенетически и создавшие свою, очень сложную биологическую цивилизацию, и, наконец, несчастные крестьяне, мужчины и женщины, про которых просто впопыхах забыли. Они жили себе в деревнях — когда нужен был хлеб, эти люди были нужны. А потом научились хлеб выращивать без крестьян.

И вот в шевелящийся зеленый ад попадает один землянин. Живет и исследует этот мир, не в силах выбраться. Так возникают первые наметки этой вещи. Идет разработка глав. Мы понимаем, что повесть должна быть построена таким образом: глава — вид сверху, глава — вид изнутри. Мы придумываем (и это сыграло большую роль), что речь крестьян должна быть медлительна, жутко неопределенна, и они должны врать. Они врут не потому, что они какие-то нехорошие люди, просто мир так устроен, что никто ничего толком не знает, все передают слухи и поэтому врут. И вот эти медлительные существа, заброшенные, никому не нужные — появляются в нашем представлении как будущее в природе. Выясняется что их очень интересно писать, возникает какое-то сочувствие к ним.

Мы начинаем, пишем главу за главой, глава — Горбовский, глава — Атос — Сидоров. Постепенно из ситуации начинает выкристаллизовываться концепция, очень важная, очень для нас полезная. Концепция взаимоотношения между человеком и законами природы и общества. Мы знаем, что все движения наши, нравственные и физические, управляются определенными законами. Мы знаем, что каждый человек, который пытается переть против закона, рано или поздно будет разрушен, уничтожен. Мы знаем, что оседлать Историю, как говорится, может только тот человек, который действует в соответствии с законами. Что делать человеку, которому не нравятся законы?! Когда речь идет о физических законах, ну что же, там проще. Если яблоко уронить, оно упадет. Ну жалко, конечно. Тем не менее это факт, с которым можно смириться. Но как должен относиться человек к закону общества, который ему кажется плохим? Можно ли вообще ставить так вопрос? Плохой закон общества и хороший закон общества. То, что производительные силы рано или поздно войдут в противоречие с производственными отношениями — закон общества. Это хорошо или плохо? Мы поняли, что фактически об этом пишем, потому что судьба нашего землянина, оказавшегося среди крестьян, замордованных и обреченных, как раз и содержит в себе если не ответ — я не знаю, может ли быть ответ — то, по крайней мере, вопрос. Там ведь что происходит. Существует прогрессивная цивилизация, которой принадлежит будущее — биологическая цивилизация женщин, и есть остатки прежнего вида гомо-сапиенс, то, что будет обязательно и неумолимо уничтожено прогрессом.

И вот наш землянин, человек с другой планеты, как он должен относиться к этой ситуации?! Историческая правда на стороне отвратительных баб. Сочувствие героя на стороне невежественных, туповатых, беспомощных и нелепых мужичков, которые его все-таки как-никак спасли, выходили, жену ему дали, хату, сделали своим. Что должен делать, как вести себя цивилизованный человек, понимающий, куда идет прогресс? Как он должен относиться к прогрессу, если ему прогресс поперек горла? Эта концепция — она не стала стержнем вещи, конечно, но стала какой-то значительной гранью. Если убрать эту концепцию, мне кажется, очень сильно обеднеет эта часть, с Лесом.

6 марта мы написали первые строчки. Сверху Лес был как пятнистая пена. 20 марта мы закончили повесть. Коль скоро план был разработан в подробностях, мы начинали писать очень быстро. Но тут нас ждал сюрприз. Поставив последнюю точку, мы обнаружили, что написали отвратительную вещь, что она не лезет ни в какие ворота. Мы вдруг поняли, что нам нет абсолютно никакого дела до этого Горбовского. При чем здесь коммунизм? При чем здесь светлое будущее с его проблемами? Вокруг черт знает что происходит, а мы занимаемся выдумыванием проблем для наших потомков. И уже 21 марта мы решили, что повесть считать законченной нельзя, надо с ней что-то делать. Было ясно, что те главы, которые касаются лесной истории, они годятся. Почему годятся? Там ситуация слилась с концепцией, эта повесть может даже существовать отдельно. А что касается части, связанной с Горбовским, то она никуда не годится. Чем заменить? На этот мрачный вопрос мы ответа не знали. Такого двойного кризиса мы не переживали еще никогда…