Дэн Симмонс - Илион

Холмы Ардис. Ардис-холл

Реализовавшись из факса неподалеку от дома Ады, Даэман недоуменно заморгал при виде багрового солнца над горизонтом. Ясное небо горело закатом меж исполинских деревьев по краю цепочки холмов. Отблески зарева полыхали в кобальтовой выси, отражаясь на каждом из величаво вращающихся колец – экваториальном и полярном. Гость был сбит с толку: в Уланбате, откуда Даэман явился, отгуляв на Второй Двадцатке Тоби, стояло раннее утро, а здесь… Аду он не навещал уже много лет. И вообще, отправляясь куда-либо, никогда не знал, на какой материк или в какой временной пояс планеты угодит. Лишь смутно помнил: Седман живет в Париже, Ризир – в собственном доме на скалах Чом, Оно – в Беллинбаде… Вот и все. Впрочем, когда не имеешь понятия ни о расположении материков, ни об их названиях, и даже не догадываешься о существовании временных поясов, любые вопросы отпадают сами собой, верно?

И все-таки. С этим факсом он потерял целый день. Или выиграл? Во всяком случае, местный воздух пах иначе: терпко, влажно, более дико, что ли.

Даэман огляделся. Обычный факс-узел: под ногами – круг, выложенный из пермокрита, по сторонам – железные столбы, украшенные орнаментом из желтого кристалла, и, разумеется, на одном висит неизбежная табличка с надписью, которую невозможно прочесть. Больше ничего – только мокрый зеленый луг в окружении покатых холмов, теплый вечер, мягкая трава, деревья и тихий плеск далекого ручья… Да еще пересекающиеся кольца в небесах, похожие на ржавую арматуру громадного, медленного гироскопа.

В тридцати шагах гостя ожидала старинная двухместная одноколка, над облучком которой парил столь же древний сервитор, а между деревянными дышлами стоял одинокий войникс. М-да, за декаду можно было и подзабыть варварские неудобства здешней жизни. Что за глупая фантазия: поселиться вдали от факс-узла.

– Даэман Ухр? – осведомился сервитор, хотя и сам знал, кто перед ним.

Мужчина промычал в ответ и указал на видавший виды саквояж. Маленький слуга подлетел ближе и, подцепив багаж затупившимися бивнями, легко поставил его в грузовое отделение одноколки, покуда гость забирался на сиденье.

– Ждем еще кого-нибудь?

– Нет, вы последний, – отозвался сервитор.

После чего зажужжал, занял полукруглую нишу возницы и звонким щелчком отдал команду. Войникс тут же впрягся и потрусил на закат, поднимая слабые облачка пыли над усыпанной гравием дорожкой. Даэман откинулся на удобную спинку из зеленой кожи, обхватил ладонями щегольскую трость и приготовился наслаждаться поездкой.

К черту разговоры о дружеских визитах: он прибыл сюда не навестить Аду, а соблазнить ее. Собственно, в этом и заключалось его занятие – прельщать юных женщин. И еще коллекционировать бабочек. Разница в возрасте (Даэман приближался ко Второй Двадцатке) совершенно не смущала его. Как и близкое родство с девушкой. Понятие «кровосмешения» давным-давно вымерло за ненадобностью, а если бы гость и заподозрил себя в «нездоровом» влечении, то отправился бы в лазарет и подлечился. В лазарете исправляют все.

Даэман посетил Ардис-холл десять лет назад, с целью обольстить кузину Виржинию – из чистой скуки, ведь эта кикимора выглядела страшнее войникса. Тогда-то он и увидел Аду обнаженной. Блуждая по нескончаемым коридорам в поисках Оранжереи для завтраков, собиратель бабочек нечаянно оказался рядом с комнатой молоденьких дам. За приоткрытой дверью стояло высокое, слегка рябое зеркало. Мутная поверхность отражала девушку, что обтирала себя губкой в тазике для омовения. На юной купальщице не было ровным счетом ничего, кроме скучающего выражения лица: очевидно, излишняя чистоплотность не относилась к длинному списку ее достоинств. И вот это зрелище – прелестная молодая женщина, проглядывающая из кокона девической невинности, – необычайно врезалось в сердце праздного гостя. Теперь Аде почти столько же, сколько было ему в ту пору.

Округлый полудетский рот, созревающие бедра и маленькие, но тяжелые бутоны будущей груди – даже ради них стоило замереть на месте и залюбоваться. Восхититься бледностью кожи (не важно, как долго эта девушка оставалась на солнце – ее лицо всегда сохраняло мягкую молочную белизну), блестящими серыми глазами, сочным малиновым цветом губ и черными как смоль волосами. Воплощение эротической мечты, да и только. Культура тех лет предписывала женщинам брить подмышки, однако Ада, видимо, не принимала всерьез ее мимолетных требований. Похоже, она вообще чихать хотела на культуру. В огромном зеркале – и в памяти гостя – будто бы застыло точеное изваяние из слоновой кости, оттененное четырьмя черными мазками – вопросительным знаком небрежно перекинутых через плечо локонов, парой запятых под мышками и восхитительным, еще не оформившимся в дельту восклицательным знаком, уходящим в сумрак между бедрами.

Одноколка несла седока прямо к цели. Мужчина блаженно улыбался. Не важно, с чего это Аде вздумалось пригласить его после стольких лет и даже чью Двадцатку здесь отмечают. Главное – занести пленительную дикарку в коллекцию своих побед до возвращения к настоящей жизни: к веселым гулянкам, долгим визитам и случайным интрижкам с более светскими дамами.

Войникс легко трусил вперед, под ногами шуршал гравий и ненавязчиво гудели старые гироскопы повозки. В долину тихо заползали вечерние тени, однако узкая дорожка вывела на гребень холма, и гость успел разглядеть половинку заходящего солнца до того, как опять съехал в полумрак, на просторные поля, засеянные каким-то невысоким злаком. Заботливые сервиторы порхали над колосьями, почему-то напоминая Даэману летающие мячики для крокета.

Одноколка свернула влево, к югу, пересекла безымянную речушку по бревенчатому мосту, запрыгала по крутому каменистому склону и наконец очутилась в древнем лесу. Гостю смутно припомнилась охота за бабочками в этих самых местах. Вечером того дня, когда он увидел обнаженную Аду, двадцатисемилетний мужчина поймал у водопада редчайший вид «мертвой головы», и восторг удачливого коллекционера смешался с пьянящими мыслями о сливочной коже и смоляных волосах красавицы. Даэман до сих пор не мог забыть бледного лица, что посмотрело на него из зеркала после омовения. Холодный взор, в котором не было ни гнева, ни польщенной радости, ни скромности, ни бесстыдства, безучастный и немного циничный, пригвоздил дрожащего от похоти обожателя, словно плененного мотылька. Точно так же сам собиратель разглядывал свои новые приобретения.

А повозка все приближалась к Ардис-холлу. В густой тени древних вязов, рябин и дубов горели желтые фонари, где-то впереди мигали разноцветные гирлянды, возможно, обозначая другие тропинки. Но вот деревья расступились, и в сумерках взгляду гостя открылся широкий вид на Ардис-холл. На вершине пригорка белел особняк, от него по склонам вились во все стороны светлые, усыпанные гравием дорожки, и на целую квадратную милю вниз расстилалась мягкая лужайка; вдалеке поблескивали волны реки, ловя догорающие огни заката. За цепочкой холмов на юго-западе темнели другие, поросшие черным, непроглядным лесом, а за ними – третьи, и так далее, пока угольные хребты не сливались с агатовыми тучами на горизонте.