Неправильное царство - Антон Толстых
Вслед за главным эксплоататором в кабинет вошёл господин Ардалионов, что поигрывал любимым моноклем. Министр колоний (в прошлом просто иностранных дел) стал необходим для сегодняшней действительности, отчего царь без раздумий позаимствовал эту должность у европейских стран. Ему нисколько не важно, что у соседей есть много всякого, более для нас полезного.
Обычно слегка грустный, Ардалионов следовал церемонии: верный политик чинно и со скрипом поклонился до самого пола. Следующим пунктом, как полагалось, была протянутая для поцелуя рука. Наготове встал дворецкий Игорь, весьма сутулый. Прислужник протёр евсееву конечность, чтобы гость без опасений коснулся губами.
Игорь с его спиной выглядел странно, словно не горбится, а кланяется. Министр же снова стал прям, как фонарный столб.
— Мой государь, вы всегда ведёте Рофию по самому верному пути. Наша родная земля уникальна тем, что хранима Богом. Наша империя — кипящий котёл с закрытой крышкой. Если не свершится колонизация и если подданные не перемрут, они восстанут. — Верный Ардалионов вздохнул. — Господь послал Вашему Величеству второй подлунный мир. Рано или поздно над Рофией перестанет заходить Солнце. Жалко, царство занимает всего одну шестую часть суши, разгуляться нам негде. Игорь, ты как будто хочешь вставить слово. Разрешаю.
Согнувшись ещё сильнее, верный холоп кинул на царедворца подхалимский взгляд:
— Господин министр, есть ли в другом мире грибные леса?
— Если за входом в него зарубежные страны, то грибные леса должны отсутствовать. Мало ли там тридевятых государств?
Из его уст вышел новый слабый вздох, пока опущенное веко виднелось в монокле. Секретаришке не терпелось завтракать, но министр-колонизатор был далеко не последним гостем Градецкого дворца. Такова судьба Мосхны. Всё это творится в то время, когда над реками установлены таблички с указанием процентной доли молока и киселя. Что ещё надобно простолюдинам для полного счастья?
— Не забываем о духовной сфере, господа хорошие, — свернул на несколько иную тему царь, что продолжал щуриться. — Мы построим в Фатербурге три, четыре новые церкви, а то и все шесть-семь. Петров, ты отчего закашлялся? Несомненно, хочешь добавить к нашему культурному разговору личное мнение.
Лицо секретаря дёрнулось.
— Ваше Величество, я п-помню в «Войне и мире» слова Наполеона. Большое к-количество церквей — п-признак отсталости народа.
Дворецкий смачно плюнул на паркет. Министр красноречиво ахнул, а бесстрастный царь почесал бородку.
— Зря ты ссылаешься на творение нашего непримиримого врага. Графа Толстого мы запретили. Оговорился. Он запретил сам себя. Не путай, молодой человек.
Ага, знал секретарь, кто так дерзко поступил с гением. Вопреки байкам из газет.
Его слух уловил грустное сопение Ардалионова, чей монокль выпал в ладонь.
— Сей окуляр напоминает мне о Тридевятом королевстве, сиречь Великобритании. Стильная вещица. Пусть Ваше Анпираторское Величество помнит… — Собеседник с самыми серьёзными интонациями перечислил вещи, известные каждому, и запамятованные царьком всея страны. — Мы не уступили Западу хотя бы Имамат, чьи уроженцы хватаются за кинжалы, режут баранов и танцуют на наших столичных улицах. Имам-бек, верный вассал Вашего Величества, получил не менее самодержавную власть и действует, как хочет. Деньги он получает от самого Магомета. — Повелитель в ответ беззвучно посмеивался. — Давеча были напечатаны карикатуры. Наши люди, как всегда, с нимбами, а англичане все с рогами и копытами.
Мученик дворца припомнил свежую карикатурку. На ней Питкин, британский премьер-министр, посадил Франца Иосифа на горшок. Оба копытные и рогатые.
Игорь ссутулился ещё сильнее и подёргивал головой. Его лакейская душонка выдала:
— Как нынче сбирается Вещий Евсей отмстить неразумным британцам! Кто не с нами, тот идёт в карцер.
— Молодец, служитель мой верный. Со старанием бьёшь поклоны, видно твоё вечное подчинение.
— Благодарю Государя-надёжу за комплимент.
— Касательно самозваной страны, что Восточным Панством зовётся. Отчего паны нас ненавидят до скрежета зубовного? — Секретарь разумел, что речь идёт не обо всех, а о всяческих евсеевцах.
Плешивый венценосец ждал нового гостя. Секретарь с его нервной дрожью и гусиным пером в слабых пальцах узнал, кто таковым будет. Нет-с, не столичный генерал-губернатор из множества царёвых вассалов. К августейшему колонизатору приедет не граф — предводитель репортёров. Даже не Его Святейшество патриарх и обер-прокурор. Гостем станет подчинённый министра колоний Шишкинский. Из Фатербурга, земляк Евсея. Ох, с поистине барским взглядом на простолюдинов.
В ожидании офицера-колонизатора царь толок воду в ступе.
— Отнюдь не зря Мы, Евсевий Первый, основали в начале нашего царствования Единодержавную партию. Но прошлое учит нас, что единственная партия на всю страну (как было при Савелии) не комильфо, — прозвучало название эпохи, которая изменила историю. — Мы добавили к Единодержавной две другие — Консервативную и Имперскую. Они всецело мне подчинены. Если либералы вякнут, мы нарисуем новую порцию рогов и копыт. Его Святейшество одобрят.
Петров с досадой вспомнил телеящик, чей экран дополнял газеты. Передачи шли по Главному, Другому, Новому, Потешному и остальным каналам.
— Сообщение от Новостного графа, — поведал мучитель, принявши свежую телеграмму из рук совсем уж согнутого слуги. — Он написал в «Столичных ведомостях» и в «Правдивом гражданине», что Франц Иосиф похож на труп. Замечательная находка! — мученик дворца припомнил, что австрийского главу правительства зовут герром Рупертом, а наши карикатуристы его обозвали Трупером. — В ближайший момент нас посетит господин Поль Шишкинский.
Петров невольно попятился, когда в дворцовое помещение вошёл ладный, мужественный барин в чине коллежского асессора. Густые тёмно-русые усы так и поднимались, а глаза сыпали смешинками. Шишкинский словно демонстрировал всем своим видом, как выглядит эксплоататор.
— Колонизаторские подразделения должны быть галантными, — он словно ответил на мысль секретаря. Голос напоминал мурлыканье, а усы под добрыми глазами как будто подкрутились сами собой. — Премного благодарен Вашему Величеству за «витязя». Если англичан награждают рыцарским званием, почему нам нельзя?
У великой нации есть многое, в отличие от этого тёмного царства. Бедный секретарь вновь занервничал по вине вышестоящих лиц.
— Вы прекрасно выполняете благородную работу, сударь Поль. У туземцев потустороннего мира вы не крадёте, а экспроприируете.
— Вновь вельми благодарен Кесарю за положительную оценку. Планшеты на месте, в них заправлены тропические карты. На пыльных тропинках далёких земель останутся наши следы. Ты где, Захарка?
Вслед за барином возник камердинер угнетённого вида. При его имени ни капли сходства с мальчиком на картине Венецианова (Петров видел мельком), и уж тем более с обломовским крепостным. Едва Шишкинский отметил, что движения слуги выражают его волю (господина, а не свою), секретарь припомнил цитату из де Кюстина. Прошло более полувека, а царство-государство вновь движется по грустному пути.
— Что ты сам не свой? — коллежский
