Голубая мышь - Джин Родман Вулф
— Это тоже не так, сэр. — Что-то в горле Лонни предостерегало его, моля остановиться, но было сокрушено воспоминаниями о распростёртых на белом гравии бессознательных людях. — Мы можем убивать. Мы можем запинать беспомощного человека до смерти. Чего мы не можем…
— Достаточно! Пытаетесь комиссоваться по психу, да, Доус? Ну, от меня вы этого не добьётесь. Свободны!
Лонни отдал честь, чуть подождал, испытывая смутное ощущение, что Коппель может сказать ещё что-то, затем развернулся кругом и вышел из палатки.
Дождь перешёл в ливень. Под навесом палатки санчасти ждала тёмная фигура, нагруженная бо́льшим, нежели обычно, количеством громыхающих столовых наборов. Разумеется, это был Брюэр. Едва Лонни ступил под дождь, Брюэр вышел вперёд, его пончо трепало ветром.
— Готов к чау?[1]
Лонни взял свой набор.
— Тебя там хорошенько пожевали, а?
— Было так слышно?
— По твоему лицу видно, Лон. Не переживай, в такую погоду все на нервах — воздуха нет.
Лонни уставился на него, чувствуя себя глупо.
— Никакой поддержки с вертушек, так как боятся, что могут попасть по нам. Из-за этого все крохи-марки сделались такими дёргаными, что стреляют друг в друга.
Оказавшись в палатке столовой, Лонни спросил:
— Думаешь, что-нибудь случится? Может, они ждали как раз этого.
Брюэр покачал головой, получив голень индейки у стоящего на выдаче КП.[2] Марксмены ели первыми, но повара, сами будучи техами, придерживали лучшие куски и самые большие порции.
— Их там гораздо больше, чем нас здесь, — напомнил Лонни.
Брюэр фыркнул:
— Мы можем получить подкрепление от корпуса через шесть часов. Может, и меньше — через четыре.
Лонни, про себя, усомнился.
* * *
Началось в две минуты пополуночи. Лонни знал это, потому что, рухнув на землю рядом со своей койкой, ударился часами об одну из ножек, и гудящая внутри маленькая вилка замолчала навсегда, воздев стрелки вверх, словно двое мужчин, коротышка и жердяй, хватались друг за друга для уверенности.
Началось с ракет и больших мин, каждый взрыв сотрясал влажную землю и освещал лагерь вспышкой, даже сквозь дождь. Снаружи, вне палатки, крича и расплёскивая лужи, по улице Главного штаба роты промчались на свои позиции взводы марксменов, и где-то кто-то орал.
Затем их собственная управляемая компьютерами артиллерия с глазами-радарами считала, откуда летят снаряды, и начала отстреливаться. Почти в то же мгновение Лонни услышал, как открыли огонь расположенные по периметру многоствольные ракетные установки, а над головой вспыхнули сигнальные ракеты, направив ярко-голубой свет сквозь каждую щель в палатке. Перекатившись под висящим боковым пологом, он побежал к обложенному мешками с песком блиндажу поблизости. Там было темно, он был наполовину заполнен водой и целиком заполнен людьми, но Лонни как-то умудрился втиснулся меж ними.
Все молчали. Когда свистя падала ракета, он закрывал глаза и, зная, насколько это было нелепо, напрягался. Чернота, воющие снаряды и взрывы, вода выше колен и прерывистое дыхание прижатых к нему людей, казалось, длились часами.
Внезапно тьму сменил танцующий жёлтый свет, и Лонни смог увидеть перекошенные лица вокруг себя. Кто-то с фонариком стоял в дверном проёме, и из задней части землянки крикнули:
— Выключи эту штуку!
Вместо того, чтобы подчиниться, человек с фонариком рявкнул:
— Все наружу! Вы нужны нам в танковом парке.
Никто не пошевелился.
Появился второй человек, и первый посветил на него фонариком — достаточно долго, чтобы показать, что в руках у того — автоматическая винтовка.
— Выходите, — повторил первый. — Через минуту мы обстреляем это место.
Когда они гуськом вышли наружу, где-то слева от них разорвалась ракета, и люди бросились в грязь перед блиндажом. Лонни и ещё несколько человек не стали этого делать, стоя, оцепенев, в ослепительном свете устроенного сигнальными ракетами фейерверка, пока мягкая земля сотрясалась, а шрапнель рвала палатки. Ветер окончательно стих, и дождь лил вертикально вниз, капая с ободков касок, омывая их ботинки, стоило им замереть.
Когда вышли все (по крайней мере, все, кто подчинился приказу выйти), автоматчик выпустил в дверной проём длинную очередь. Затем процессия, которую возглавлял человек с фонариком, а замыкал автоматчик, отправилась в путь.
* * *
Танковый парк пал жертвой собственной планировки. От внезапных ракетных или миномётных ударов его укрывало расположение (он находился в одном из ответвлений центральной долины), однако единственный выход сужался ещё сильнее из-за «паутины» проволочных заграждений, предназначенных для защиты от проникновения нападающих. Теперь этот выход блокировала боевая машина, закопавшаяся в грязь по самое брюхо. Когда они подошли, над её освобождением уже работало с полдюжины людей; человек с фонариком (как теперь стало видно, лейтенант в зелёной форме немногим старше самого Лонни) махнул лучом света на груду инструментов.
— Разбирайте. Надо задействовать танки, иначе у нас нет шансов. Когда заведёте их, а мы сможем вытащить их наружу, можете возвращаться в свою дыру.
Они работали неистово. Миним-дозер, паря на завывающих пропеллерах, так что лишь толкающие винты касались грязи, ровнял колеи и сметал самую жидкую слякоть, в то время как они втыкали туда всасывающие трубки энтальпических насосов, чтобы заморозить её и придать ей достаточное сцепление. Они пихали «взорвавшиеся» алюминиевые коврики под бешено крутившиеся треугольные колёсные узлы боевой машины и изо всех сил старались облегчить её, свинчивая керамическую броню на вспененной подложке.
Кто-то швырнул Лонни из башенного люка кассету боеприпасов, и он, оступаясь и ковыляя, потащил её через грязь — затем, внезапно, он обнаружил, что лежит в ней ничком, полуоглохший, в ушах рёв, а кассета исчезла. Он помотал головой, чтобы прочистить её, открывая и закрывая рот; одну сторону лица жгло, словно её опалило.
Встав, он обнаружил, что одежда на нём изодрана и обгорела. Вокруг поднимались и другие уцелевшие; у их ног лежали те, кто не выжил: кого-то разорвало на части, кого-то, на вид, не тронуло. Между тем местом, где стоял он сам, и завязшей боевой машиной зияла воронка глубиною в метр и шириной в три, указывая, куда попала ракета.
— Бронебойный, — заметил кто-то поблизости. Лонни оглянулся и узнал лейтенанта, выгнавшего их из блиндажа. — Бронебойный, — повторил офицер наполовину про себя. — Иначе взорвался бы выше и прихлопнул нас всех.
— Так точно, — согласился Лонни.
Лейтенант оглянулся, заметил его. Казалось, сперва он собирался ответить, но вместо этого он выкрикнул приказ, обращаясь к Лонни и всем остальным.
Несколько человек повиновались, удвоив усилия по высвобождению боевой машины. Несколько человек просто стояли, глазея. Двое пытались помочь раненым, а некоторые — отошли от машины, от воронки и от кричащего
