Дезавуация - Гаевский Валерий Анатольевич
Послушные крылья резко разворачивают тебя и устремляют вниз, к невидимой за дымами земле. Ты выводишь на внутреннюю поверхность забрала картину мира в тепловом диапазоне: земля под облаками горит. Радар сообщает, что в воздухе ничего не движется.
Ты пронзаешь дымное облако и обозреваешь замолчавшие холмы в свете пожаров. Тихий безжизненный ад. Ты уже вычислил командный пункт на одной из высот и спускаешься туда.
Потоками ветра от крыльев стена пламени сминается и гаснет; перед тобой люк, полузасыпанный пеплом. Теслажезл — слишком мощное оружие, чтобы взрывать им всего-навсего дверь, поэтому ты мысленным приказом трансформируешь его в квантайзер. Смертоносный полиморф ветвящимся разрядом буквально вдувает осколки бронированного люка в зев туннеля, а четырехсусгавчатые крылья сворачиваются за спиной так, чтобы ты смог войти в пространство, предназначенное для бескрылых.
Твои шаги бесшумны, несмотря на всю тяжесть тела, срощенного с броней трех видов. Все системы обнаружения работают на полную мощность — докладывая тебе, что система туннелей под холмом безжизненна.
И все же, повинуясь воинским рефлексам, ты не опускаешь квантайзер, и его фасетчатое око огненного василиска на миг опережает твои зрачки, пока вы (единым организмом шествуете по лабиринту, взрывая дверь за дверью и не находя ничего и никого.
Тихий смех.
Тихий, далекий, мелодичный смех звучит так неожиданно, что ты не сразу понимаешь: акустические системы шлема на него не среагировали… А он повторяется, еще дальше и тише, звонким дразнящимся переливом угасает в пустом подземелье…
* * *Северин Олегович вздрогнул. Кто-то снял с него бронехитиновые доспехи! Кто-то лишил его защиты, и теперь его тело — объект для поражения… Оружие! Пальцы правой руки сжимали какую-то ощутимую рукоять… Тяжелый модифицированный квантайзер семнадцатого поколения с автопускателем и личной биополярной кодировкой… Но почему без доспехов?
Северин Олегович поднялся на кровати. Квантайзер исчез. В руке рукоятка обычного домашнего фена… Что за феня? Сон, это все сон… Мог бы привыкнуть. Но что-то изменилось. Начала работать ложная материализация предметов. Северин Олегович протянул руку к компьютерному столику, нащупал стопку листов… Взял верхний, поднес к глазам. Стал читать вслух:
— «Радиограмма… Я, Северин Гольцов, житель планеты Земля, русский, военный врач, майор в отставке, даю свое согласие моему двойнику Северину Круарху, одинокому Воину, участнику галактической войны против неисчислимой расы-энигма, остаться в параллельной реальности, в которой мы ведем эту беспощадную благородную войну уже вторую манвантару. Как биологический носитель и энергетическая матрица моего двойника, я осознаю всю ответственность своего шага. Выражаю искреннюю надежду, что мой честный и решительный поступок послужит успеху и скорой победе одинокого Воина Северина Круарха в означенной войне…». Е-мое! Когда я это написал? Вчера, что ли, перед тем как вырубиться? Я что, больше ничего не написал вчера, кроме этого? — Северин Олегович взял всю стопку листов и опустил наконец ноги с дивана…
На столе неубранная посуда после проводов Солнца, выпитая бутылка водки… Все как обычно. Нет, черт возьми, не все как обычно… Две стопки на столе. Неужели кто-то был у него в гостях? Какой абсурд! А он ничего не помнит. Ничего, кроме событий сна. А стихи… Где же стих, который он вчера начал сочинять? Там был такой, вроде, простой строй, и слова красиво ложились, и, что самое важное, чудесная концовка, философская…
Что такое «манвантара»? Елки-палки, откуда в его мозгу такие слова завелись? Это что-то восточное, наверняка… Он включил комп и вызвал «Гугл»…
Всезнающая «Википедия» написала следующее:
«Манванта́ра (санскр. मन्वन्तर, manvantara IAST, «период Ману», «века Ману») или Маха-юга [1] — мера времени в индуизме, эпоха божеств — девов. Согласно Пуранам 1 манвантара = 1/14 кальпы = примерно 71 махаюг = 852000 лет девов = 306720000 солнечных лет [2]. В каждой манвантаре мир, создаваемый заново, имеет своих богов и героев. Также термином «манвантара» обозначается период правления Ману. В космологии индуизма кальпа — период проявления активности, жизни Вселенной (фаза проявленной Вселенной), Противопоставляется пралае — фазе непроявленной Вселенной. Составляет 4,32 млрд земных лет. Однако обычно используют термин кальпа. Иногда в литературе можно встретить и другое название — шришти…».
М-да, японский бог, с такими цифрами не сладить! И все же… Война, которая длится чуть меньше… сколько же там нулей надо поставить? Это возможно? А почему бы и нет? Одни Боги ушли, новые пришли, а война все не кончается… Ладно. То есть не ладно… Вот что война не кончается, понятно, а откуда слово-то взялось в голове? Северин Олегович продолжат поглядывать на записку. Да ведь еще и написал сверху: «Радиограмма»… полный привет! Шизануться можно… Радиограмма в Ноосферу!
Термин «ноосфера» был Гольцову знаком и даже вызывал доверие. По его личной теории, все стихи, да и вообще любые тексты, однажды написанные на бумаге и прочтенные вслух их авторами, являются радиограммами в Ноосферу. Способ передачи: чтение в особом состоянии. Если так дальше продолжать рассуждать, то этим «особым» должны были оказаться, по теории, два совершенно разных состояния: первое — опьянение, второе — творческая экстатика. Ага, вот еще один термин…
«Хорош ты сегодня, Гольцов, — подумал Северин Олегович, — сыпешь терминами, как сбрендивший компьютер бегущими строчками…».
Жизнь чудна и удивительна! Нет, не его это слова… Жизнь дурна. И он сегодня себе это докажет, в который раз. Вечером он читает стихи на показательном выступлении в Клубе ветеранов перестройки. После Курвица. Вот и вся ноосфера…
* * *Конференц-зал Клуба уже был изрядно наполнен. Ветераны перестройки, в большинстве своем городские чиновники, среднего, как раньше говорили, звена, занимали рядов пять-семь, начиная от третьего. Литераторы и им сочувствующие образцово оккупировали авангардные три ряда. На сцену пустили три луча софитов. Красный луч освещал выкаченный на середину черный рояль и весь задник сцены. Два синих луча в перекрестье Северин Олегович прочитал для себя как «Большое похерить», ярко-белый столб света, вертикально стоявший над микрофоном, напоминал фаллический символ древней греческой колонны.
Гольцов молча кивнул на все обратившиеся к нему взгляды собратьев-поэтов и сел в крайнее кресло. А кто там на галерке? Северин Олегович обернулся… Неужели еще какая-то молодежь приперлась на это сборище?
На самом последнем ряду дружной компанией сидели пять молодых упакованных в готическо-рокерские одежды парней, контрастом к их кожаным жилеткам, кепкам и замысловатым перевязям были веселые разноцветные надутые гелием шарики с мордашками смайликов. Шарики на нитках парни приторочили к себе так, чтобы были свободны руки. Глеб Курвиц был среди них. В левой руке Курвиц держал свою свежеизданную раскрытую книгу, что-то бубнил, очевидно, начитывая текст. Заметив издали взгляд Гольцова, Курвиц приветливо помахал ему книгой. Северин Олегович не среагировал.
«Вот же, — подумал он с досадой, — ему плюнь в глаза, а он: божья роса…».
На сцену вышла Модеста Ольгердовна Крейцер.
— Добрый вечер всем: нашим гостям, ветеранам перестройки, вам, дорогие мои писатели, хотя правильно считать, что гости сегодня здесь мы, члены Канделябринского городского ЛИТО имени Федора Гавриловича Зареченского. И по праву открыть сегодняшнее показательное выступление мы просим почетного гражданина Канделябринска, композитора и заслуженного маэстро, автора-исполнителя своих более чем четырехста песен, Аскольда Борисовича Непряткина, заодно поздравив его с шестидесятилетием творческого стажа. Итак, уважаемые коллеги и гости, под ваши бурные, горячие аплодисменты я приглашаю на сцену…
