Яна Дубинянская - По памяти
- Не волнуйтесь, я не буду обсуждать эту тему с профессором - хотя было бы интересно процитировать ему некоторые фрагменты, память у меня хорошая...
Они переглядывались с ужасом в слезящихся глазах - жалкие, смешные старики, - а статуи в нишах стен и правда шевелились...
Полковник криво, удовлетворенно усмехнулся. Дело сделано. Все, что требовалось, она сказала сама.
* * *
Девушка с бронзовыми волосами бессильно уронила голову на плечо старика. Жюстен весь подался вперед - и тут же припал к каменной стене, удерживая равновесие. Мерзавцы, чем они её опоили?!
Когда она появилась в соборе - такая высокая, прямая, красивая, уверенная, - он принял её не то что за участницу - за вдохновительницу заговора. Да, во главе его должна была стоять именно женщина, и именно такая: юная, прекрасная, решительная. Жюстен внимательно рассматривал её, запоминая гордо расправленные атласные плечи, тяжелую корону поблескивающих при свечах волос, прищуренные светло-карие глаза, маленькую родинку в углу четко очерченных губ. Наблюдая за ней, он даже выпустил из сферы внимания остальных - нет, ненадолго, о своей миссии он помнил. Они заговорили, и он сосредоточился на их словах, конечно же, зашифрованных, что его не удивило, - странно еще, что заговорщики были без масок. Но, фиксируя в памяти каждое лицо, движение, жест, фразу, интонацию, он в то же время ни на секунду не спускал глаз с неё - и медленно, но неуклонно сознавал, что ошибся.
Вот она подняла длинный бокал и сделала резкий, большой глоток - так пьют для храбрости, так пьют от отчаянья. Она медленно скользила взглядом по кругу - нет сомнения, она впервые видела этих людей, и они были враждебны ей. На секунду девушка взглянула в сторону Жюстена - он замер, но был не в силах оторвать глаз от её лица. На нем мелькнуло выражение жалобного испуга и беспомощности, роднившее её со статуей из ниши напротив.
А потом её глаза стали блестеть все ярче и ярче, щеки вспыхнули неестественным румянцем и, когда она заговорила, Жюстен беззвучно застонал сквозь стиснутые зубы.
Потому что то, что она сказала, возбужденной скороговоркой выплескивая слова, ни в коем случае нельзя было говорить.
Девушка уронила голову на плечо старика, и за одно лишь выражение его лица в этот момент Жюстен был готов его убить. Затем старик, бесцеремонно касаясь бело-атласных плеч, поставил девушку на ноги, и она пошла к выходу неверными шагами, опираясь на его согнутую руку. Заговорщики за столом проводили их взглядами и обменялись несколькими словами, смысл которых был ясен без всякой расшифровки.
Вжавшись в глубину ниши, Жюстен ждал, пока они допили вино, погасили свечи и убрали мебель в какой-то подвал. За эти минуты он четко определил для себя задание, неизмеримо более высокое и первостепенное, нежели то, что дал ему граф.
В двух словах: спасти её.
* * *
Эмили встряхнула головой и сощурилась - алое заходящее солнце нестерпимо резало глаза. Если бы его хоть чуть-чуть заслоняли ветви деревьев, которые всегда нависали над верандой... и вообще, что-то не так.
"К шести часам мне нужно в библиотеку."
Она обрадовалась этой ясной, четко сформулированной мысли. Все остальное словно растворялось в тумане и рождало зыбкое, непривычное чувство неуверенности. И это солнце... солнце на закате не бывает таким ярким.
- Как вам спалось, дорогая Эмили?
Она резко обернулась и встретилась взглядом с дядей - он сидел близко, чересчур близко, и казался каким-то ирреально-плоским. Что он сказал? Ах да... но ведь это неправда. Она не спала, да, не спала ни минуты. Даже тогда, когда они ехали в карете, и за окном мелькали полосатые столбы - а когда это было? Пять, десять минут назад? А почему уже заходит солнце?! Ведь к шести часам...
- Который час? - отрывисто спросила Эмили.
Дядя улыбнулся тонкими, бескровными губами.
- Около девяти. Пожалуй, вам нужно снова лечь спать, Эмили, вы устали.
Он встал, откланялся, двигаясь как-то замедленно, словно под водой, и скрылся за кружевной занавеской. Он лгал, она не спала. Если бы она спала, все было бы проще, значительно проще, поддавалось бы логическому объяснению.
Эмили поднесла пальцы к вискам. Надо взять себя в руки, надо сосредоточиться. Значит, они с дядей ехали в карете... Нет, надо начать с самого начала, хотя бы с утра. Она готовила доклад дли диспута по астрономии. Пришел дядя, предложил ей пойти с ним на прогулку, и она согласилась... боже, зачем она согласилась? Они были в соборе с полуразрушенными статуями и полуразрушенными людьми за столом, она пила густое красное вино... а потом они уже ехали в карете. Но она не спала, это абсолютно точно.
И вдруг в её памяти всплыла фраза. Длинная, совершенно бессмысленная фраза, густо пересыпанная псевдонаучными латинскими терминами.
И Эмили все вспомнила. Вплоть до формы парика каждого из заговорщиков, вплоть до поворота головы и движения глаз. И каждое слово их зашифрованного совещания. И свои собственные нелепо-дерзкие слова - как она могла сказать такое?!
И ещё одно осталось непонятным. Они с дядей шли в собор пешком, она наслаждалась запахом весны и теплым ветром, вся дорога заняла не более пятнадцати минут... зачем же потом они ехали в карете?
Эмили вскочила и вгляделась по сторонам. Маленький ажурный балкон, кружевная занавеска в комнату - даже этого было вполне достаточно: она никогда не была здесь! Самое малое восемь часов сумасшедшей езды... а может, и несколько суток, - от того вина она потеряла всякое представление о времени. Эмили шагнула к перилам и взглянула вниз - как невообразимо далеко была земля...
* * *
Старый граф резко отвел взгляд от маятника стенных часов. Не имеет смысла более обманывать себя. Жюстен не вернется. Он уже не вернулся.
Что могло с ним случиться? Этот вопрос тоже был бессмыслен. Только два варианта: гибель или предательство. Графу оставалось выбрать наиболее вероятный... нет, наиболее приемлемый.
Если Жюстен погиб - Управление поставит это в вину графу. Ведь ему доверили подобрать исполнителя - а это искусство заключается именно в том, чтобы избранные люди не позволяли себя убить (и не предавали, конечно, - но об этом позже). Если его все-таки убили - значит, граф ошибся, и слишком серьезно, чтобы они простили ему это. Да и сам он не верил в подобную ошибку. Не боль и не жалость, а глухое раздражение поднималось в его душе, когда он думал о такой возможности. Что должен был выкинуть этот мальчишка, чтобы подставиться под кинжал или пулю? Ведь от него требовалось лишь затаиться и запоминать, не больше. Нет, граф не мог ошибиться настолько.
Оставался другой вариант, и следовало беспристрастно взглянуть в глаза действительности. Мир жесток. Сам граф любил Жюстена - но не испытывал особых колебаний, ставя его жизнь на карту. А ведь Жюстен, в сущности, никогда не любил графа. Юный, талантливый, болезненно честолюбивый, он любил лишь себя - и не свое настоящее, а свое будущее. И не только граф - а кто угодно мог распорядиться по своему усмотрению этой наивной беззаветной любовью.
Часы взорвались гулким боем, и старый граф вздрогнул. Время вновь обрело значение. Он должен действовать, и действовать быстро. Если ответ опережает вопрос - то это действительно ответ, а не оправдание. Граф стремительно сел за стол и придвинул к себе чернильницу, расплескав несколько капель на пурпурную скатерть.
"Начальнику Тайного Управления, г-ну ***.
К сожалению, по несчастливому стечению обстоятельств, не могу предоставить полного отчета по интересующему вас делу. Заверяю, что с моей стороны было совершено все возможное для раскрытия обстоятельств упомянутого дела, однако в мои расчеты вкралась непредвиденная роковая ошибка. В связи с чем представляю приметы лица, имеющего непосредственное отношение к заговору:
Жюстен Гро, 22 года, брюнет, глаза черные, лицо правильное, высок, худощав, хорош собой. До недавнего времени служил секретарем вашего покорного слуги. Особые приметы, - граф задумался, а затем решительно дописал царапающим полусухим пером, - обладает невероятно замечательной памятью."
Он бегло просмотрел написанную бумагу - повинная и докладная одновременно - и, подумав, исправил "к заговору" на "к интересующему вас делу". Затем переписал донесение начисто, посыпал песком, завернул и надежно скрепил фамильной печатью.
* * *
Время то тянулось невыносимо медленно, секунда за секундой, то вдруг делало гигантские прыжки в несколько пустых жутких часов. Полное одиночество изматывало, полное неведение сводило с ума. И только одно Эмили знала точно.
Она знала, что её убьют.
Теперь, когда она снова и снова прокручивала в памяти происшедшее, каждая мельчайшая деталь, не имевшая раньше значения, вставала на свое место. Нелепые ухаживания дяди, нелепое предложение руки и сердца... Она смеялась! А он уже тогда вынес ей приговор: смерть.
А теперь в её смерти заинтересованы настоящие убийцы. Чисто, с холодным профессионализмом выполнят они свое дело, как выполняли уже не раз. Они следят за каждым её шагом - Эмили поняла это давно, две недели назад - когда ещё на что-то надеялась, когда пыталась бежать, связав длинную веревку из накидок и простынь. Она даже не заметила, как пропала эта веревка. Как не замечала, несмотря на отчаянные старания и хитрости, когда и откуда появляются вода и пища. Нет, она во власти виртуозов своего дела. Они не "хотят её убить" - они её убьют.
