Майкл Муркок - Город в осенних звездах

- Видишь ли, дружище, я спустил почти все свое состояние, унаследованное мною от батюшки, и теперь должен за это расплачиваться, если уж я намерен поправить свои дела и обзавестись наследником или даже двумя. Больше того, я чертовски устал от всех этих девок,-будь они хоть самоуверенными вертихвостками, хоть почтенными благочестивыми дамами,-и я стольких познал en masse, что могу теперь ублажить себя и попытаться узнать как следует какую-нибудь одну! Надеюсь, что любопытство, хотя бы, поддержит мой угасающий интерес, когда буйство страсти иссякнет, а младенцы начнут вопить по всему дому!

Он предложил поднять тост за всех шлюх и девиц благородных, коих нам довелось узнать (мой, впрочем, при этом энтузиазм был притворным), потом-за его свежепойманную славяночку, княжну Ульрику-Иментруду из рода Бахвейссов. Он даже не поленился, сходил в кабинет и принес миниатюру, портрет невесты, и я должен был выражать свое искреннее восхищение ее прелестной, хотя и несколько, на мой взгляд, флегматичной мордашкой, изумительным цветом ее волос,-барон предъявил мне каштановый локон,-ее ученостью и эрудицией. (В воздухе мелькнул листок со стихами, однако, зачитывать их мне барон не стал.) Поскольку мне показалось, что Карсовин едва ли не всерьез подходит ко свей этой демонстрации, я добросовестно восхвалил бесценные сии сокровища, равно как и добродетели нареченной его и даже поинтересовался, на какой день назначена свадьба. Точная дата пока не известна, ответил он, но событие это свершиться должно до Рождества'94. Брачные контракты уже готовятся. Однако ему не терпелось узнать мои новости, особенно о Франции, и я первым делом ему сообщил, что те ужасы, о которых рассказывают,-все это правда. Без преувеличений.

- Но не может же так продолжаться и дальше,-заметил Карсовин.-Иначе Франция просто погибнет.

Я позволил презрению своему проявиться пренебрежительною усмешкой.

- Ее армия вполне еще жизнеспособна. Может быть даже, она теперь самая сильная в мире.

Карсовин выразил угрюмый интерес.

- Но не сильнее австрийской.

- Да,-согласился я.-И еще, может быть, прусской.

- Все предсказатели и рыночные пророки в один голос твердят о каких-то больших переменах, которые потрясут наш мир,-задумчиво проговорил барон.-Но что-то не верится мне, что источником сих перемен будет Франция. Если только она не намерена все это проведать посредством сифилиса.-Он рассмеялся, хорошее настроение вновь вернулось к нему.-Пусть попытают удачи против наших уланов.--Говорил он весьма уверенно. Потом подмигнул мне, и когда мы уселись наконец за стол, позвонил в колокольчик.-Моя маленькая славяночка говорит, что если я женюсь на ней ради приданого, то она за меня выходит ради кухарки моей, фрау Шцик!

Еда оказалась действительно потрясающей, вина-весьма и весьма неплохими, принимая в расчет их относительно молодую выдержку. Мы с бароном вспомнили прежние дни, поговорили о планах на будущее, о политике, как это водится, о религии и прочих подобных вещах. Он, как выяснилось, знал уже о моем бегстве из Франции и о предполагаемом моем недовольстве и желал теперь обменяться со мною мнениями по этому поводу, чего мне, говоря по правде, совсем не хотелось, хотя я и понимал: для него, ярого сторонника просвещения и противника демократии, подобные вещи должны представлять интерес немалый. Наконец я был вынужден прямо ему заявить о своем нежелании обсуждать этот вопрос, и, будучи джентльменом,-всегда, даже в самые пиковые мгновения своего сумасбродства,-барон перевел разговор на темы, не столь для меня болезненные. Он заговорил о предстоящем собрании алхимиков и, подобно ла Арпу, выразил искреннее недоумение относительно того, что заставляет людей тратить время свое на такие занятия.

Я предположил, что они удаляются в дебри древних философий из-за боязни новых.

- Взять, например, розенкрейцеров. Они посвящают себя отнюдь не научным или же философским исканиям нового. Нет, они ревностно оберегают все то, что давно знакомо, а посему не представляет для них никакой угрозы. Романтика шествует рука об руку с триумфальными осуществлениями разума. Мы вступаем уже в эру революционных открытий, паровых двигателей, летающих кораблей, подвижных кранов и подводных лодок. А они боятся. Боятся заводов, прокатных станов, железных дорог и рукотворных каналов. Они ошарашены, сбиты с толку, и все же в них сохранилось еще естественное человеческое стремление к равновесию и симметрии, которые видятся им лишь в подчинении отвлеченной Абстракции. Вот и выходят, что возводят они,-возьмем для примера Англию,-готические руины и вздыбленные мосты, с единственной целью нестись потом с дикою скоростью по проезжим дорогам на спинах своих механических лошадей!

- Ты пугаешь меня, друг мой,-подмигнул мне Карсовин.-Но я преклоняюсь перед обширными твоими познаниями. Мне, вероятно, стоило бы уделять больше времени изучению паровых котлов вместо того, чтобы гоняться за всякими цыпочками. Быть может, когда я состарюсь и налажу дела в бахвейсском своем поместье, я заделаюсь этаким изобретателем-оригиналом, построю летающую машину и стану исследовать мир.-Он явно воодушевился при этой мысли.-Да, кстати, на прошлой неделе я как раз наблюдал одно из этих приспособлений великих Монгольфье, проплывающее над городом. До твоего, ясное дело, прибытия.

- Воздушный шар?

- С корзиною для пассажиров, подвешенной к низу. В форме такого, знаешь, василиска или, быть может, дракона. Вся золотая и алая. Должен признаться, зрелище потрясающее. И зачем людям летать, как ты считаешь, фон Бек? Или нестись по земле на невообразимой скорости?

- Друг мой, в век расцвета инженерной мысли надо спрашивать не "зачем это нужно?", а "как это сделать?". Неужели ты до сих пор не понял?

Облокотившись о спинку кресла, он отодвинулся от стола. Лакей беззвучно убрал тарелки. Барон мой так и лучился весельем, но старался при этом не слишком его выказывать.

- А, ну да! Каким я, должно быть, кажусь тебе замшелым провинциалом. Впрочем, мне уже как бы и все равно. Мой интерес к тысячелетнему царству Христову убывает едва ли не с каждым днем, сменясь весьма утешительным убеждением в том, что единственное, что имеет еще реальную ценность-это земля. Посредством нехитрой уловки погружения старого друга во влажную щелку на час-другой каждую ночь в скором времени стану я гарантировано обеспечен,-а в том ничего зазорного я не вижу, в наши дни к этому способу прибегает немало мужчин,-внушительным количеством акров земли и немалым капиталом в придачу. И как я добился сего? Ведя жизнь добропорядочного христианина? Рискуя всем во имя революции? Нет и еще раз нет. Всего этого я добился исключительно неуемною страстью своею к наслаждениям плоти, своим тщеславием и эгоизмом.