Евгения Шалимова - Армский клон

— Ну-с, господа, — улыбаясь, произнесла Елена Владимировна, разглядывая пёстрый, юный, загорелый, весёлый, неунывающий народец, что сидел перед ней, — начнём, пожалуй?

— Пушкин! — шепнула, восхищаясь, Даша своей новой подружке из Никарагуа.

Аплодисменты прервали её слова. Студенты любили свою Преподавательницу, несмотря на острый, как лезвие кинжала у южных народов, язычок, несмотря на безжалостно выставляемые двойки, "незачёты", проваленные и вновь сданные экзамены, несмотря на адски холодный тон… Порой. Когда этого действительно требовали обстоятельства. Просто все знали: это человек — не только безукоризненной честности, но ещё и удивительно доброй, щедрой, какой-то по-детски незамутнённой… доброты? души? натуры? Всё вместе, как утверждал господин Хм.

— В первую очередь, Уважаемые, мы должны, видимо, дать имена всем, о ком намерены говорить в первом полугодии. Так? — Елена Владимировна обвела взглядом студентов четвёртого курса так неожиданно открытого вновь Института, улыбнулась их старательно кивающим головам, легонько похлопала в ладоши, и, уловив ответный огонёк в глазах слушателей, продолжала. — Какие будут рекомендации?

— Сына назовём…

— Петрушей!

— А Мамочку…

— Фёклой!

— Дунькой!

— Ангелиной!

— Ревеккой!

— Еленой!

— Петровной!

— Елизаровной!

— Шабаш! — громовой голос господина Хм прервал веселящихся студентов, а Елена Владимировна, пользуясь неожиданным перерывом, с удовольствием отмечала про себя то новое, что появилось в давно знакомых лицах…

— Итак, господа, вы хотите, чтобы жребий решил ваши споры. С удовольствием. Какой номер?

— Шестой! — крикнул тут же кто-то, явно не успев ничего просчитать.

— Замётано! — низкий контральто Фёклы был известен всем, и гром аплодисментов ответил на её реплику.("Интересно, почему?" — мелькнуло в мыслях Преподавательницы.)

Ника вышла из здания почты, привычно глянула по сторонам, села в трамвай и углубилась в чтение. Ехать предстояло долго, до Подземного института. Она не была там с тех пор, как сбежала с последней пары, чтобы выполнить категорическое требование ИХ.

Княгиня Лиза не подымалась от письменного стола уже несколько часов: готовилась к первой лекции в Подземном институте. Студенты четвёртого курса казались ей необычайно знающими, опытными и задиристыми. Не то, чтобы Она их побаивалась, нет, просто не хотелось ударить в грязь лицом. А отвечать требованиям студентов в этом необычайном заведении, всякий знал, необыкновенно сложно…

Господин Глеб подписывл очередную свою книжку на очередной презентации, мысленно перебирая в руках роскошные волосы княгини Лизы, обнимая хрупкие плечи, приближаясь губами к желанным — но таким далёким! — устам…

Президент страны отправлялся в отпуск. Ровно месяц его будут замещать выпускники одного из самых престижных вузов. Впервые согласившись на столь опасный шаг, Глава Государства, тем не менее, верил в успех предприятия, хотя и оставил на самых серьёзных постах "помощников" молодёжи — из числа наиболее надёжных своих соратников.

Господин Хм, помня о своём главном назначении — осуществлять связь Времён — старался ни в коем случае не подать виду, что знает гораздо более того, что надлежит понимать, будучи жителем данной страны в данном веке…

Вихрастый, привычно дёрнув рукой по волосам, отправился под своды ресторанчика "Армский клон", где — по традиции! — студентам даже первого курса выдавали и снаряжение для прогулки по эпохам, и "пиво", даже не напоминающее продукт ХХ1 столетия, и "деньги", вовсе не те бумажки, что так славно мучили представителей всеми студентами любимого ХХ1 века…

" Сергей Николаич, который пролез"… Все студенты знали этого преподавателя из… неизвестно, какого века. Он не был похож ни на учёного, ни на обслугу, ни — даже! — на бомжа, поскольку и последний заслуживал уважения, так как был личностью, любившей путешествовать по эпохам. В Сергее же Николаиче не было ни капли того, за что можно уважать человека.

— Какой-то гнусный, — печально комментировала Дашенька, опираясь на руку крепенькой Фёклы, — даже, точнее, какой-то противненький. Да? — Она оглядела товарищей, увидела, что согласны с ней, и недоумённо спросила сама себя. — И как такие к нам, в нашу эпоху, проникнуть смогли? Или тоже Клон?

Аркадий Арц, опустив голову, выходил из здания мэрии. Все знали: его мучит совесть. Как-то получилось, что в новое время, наряду с достойнейшими людьми прошлых веков, Судьба перенесла и несколько "негодяйчиков", по меткому определению Вихрастого. Это были люди, вроде Арца, замученные совестью, или "задолбленные родственниками", как сказала Фёкла, или, что всего хуже, совсем не понимающие, кто они, где очутились и почему. Студенты-четверокурсники предполагали, что это своего рода "страшная месть" — если по Гоголю! — за бессовестную жизнь на протяжении десятилетий в одном из предыдущих веков. Но — как водится! — никто определённо ничего не знал, потому что откуда же на Земле могут знать то, что известно только в Космосе?

Борисов — так все звали его. Никто и не ведал, откуда Он взялся, сколько ему лет, как имя-отчество, где живёт и есть ли у него друзья, родственники, хотя бы просто знакомые. Он был угрюм, молчалив и, бесспорно, хранил какую-то тайну. Молодёжь остерегалась вступать с ним в разговоры, среднее поколение, посмеиваясь, пыталось что-нибудь интересное выведать у Борисова, а старшие — те только понимающе кивали, когда речь заходила об этом человеке.

Аристотель…Странная и, надо сказать, очень подходящая ему не то кличка, не то прозвище…А может, настоящее имя? Так думали многие, потому что слишком уж Он походил на знаменитого тёзку — скорее, не внешне, а по сути своей.

— Умный, утончённый, весёлый, бесшабашный — чего только в нём нет! — с восхищением описывала Дашенька "этот фрукт" своей маме, тоже Агнии Георгиевне, о которой вот уже несколько десятилетий слагают гимны благодарные ученики.

— А как его обычное имя? — с улыбкой спросила мама дочку и удовлетворённо кивнула, услышав:

— Догадайся!

Глава 2.

…Две бабулечки сидели на скамеечке возле решётки, которую отвратительная Ирина Павловна сумела-таки воздвигнуть вокруг своей машины, заставив платить за неё всё население Дома. Обсуждали, конечно, Кирилла. На дворе стоял тогда июль.

— Слушай, а ведь у мальчонки скоро день рожденья. Опять гудеть будет Танька.

— Которая проститутка?

— Да кто его знает! Свечку никто не держал, сама понимаешь. Вон Лена-травница — чего только не творила, как людей не обирала, а доказательств никто ведь не собирал. Слова к делу не пришьёшь. Так и тут. Только жаль парня. Больно уж способный получился, а говорила — выродок.