Михаил Ардышев - Живее всех живых (сборник)

Пёс ещё раз, уже не так грозно гавкнул и отвернулся. Мужчина обалденно покачал головой:

– Ну и дела! Ладно, живи как хочешь.

Он развернулся и зашагал в сторону кафе. На полпути остановился, обернулся и крикнул:

– Я здесь часто езжу. Буду к тебе заглядывать. Ты не против?

4

Машина…

Не остановилась. Не та. Не Хозяин.

Ещё одна…

Не остановилась.

А вот большая, длинная, громкая. Это машина не Хозяина, но кто его знает, может Хозяин купил себе новую? Такую большую и плохо пахнущую…

Нет. Не остановилась.

Пошёл дождь. Уже осень, скоро выпадет снег. Зима… Какая же она по счёту? Почему же Хозяин всё не едет?

Хозяин, я жду тебя. Я уже очень-очень долго жду тебя. Ты приедешь, выйдешь из машины, позовёшь меня. Как всегда это делаешь: Гольд. Го-о-ольд! Я подбегу к тебе, встану на задние лапы, оближу тебе всё лицо. А потом мы поедем домой. Там твоя Женщина приготовит вкусный ужин. И ты дашь мне косточку. Потом вы закроетесь в спальне, а я лягу мордой на твои тапочки и засну. И мне приснится сон, хороший-хороший. Там будешь ты, и буду я. Ну, может быть твоя Женщина будет, она тоже хорошая. Мне часто снятся сны. Почти каждую ночь. Но когда я просыпаюсь, тебя нет. А я хочу, чтоб ты был…

Машина.

Остановилась.

Выходит Человек. Не Хозяин. Но я его знаю, он часто останавливается. Даёт еду, разговаривает со мной. Я не против. Он хороший Человек. Я знаю очень много хороших Людей. Они часто останавливаются возле меня, гладят, кормят. Жалеют меня. Зачем? Не надо меня жалеть. Я самый счастливый пёс на свете. Потому что я жду Хозяина. Моего Хозяина.

…Подошёл. Что? Косточки? Спасибо, добрый Человек. Я поем, но… позже. Хозяин не разрешает мне есть с чужих рук, но Его ведь пока нет. А мне нужны силы.

… Гладит меня. Я позволяю. Даже не лаю.

… Разговаривает.

Уехал.

Я жду.

Хозяин, я жду тебя. Я дождусь, обязательно дождусь. Ты выйдешь из машины, позовёшь меня. Я подбегу, встану на задние…

5

Совершенно седой старик – хозяин кафе – появился в дверях и что-то коротко бросил высокому молодому парню за стойкой на своём языке. Посетители – шесть водителей-дальнобойщиков – оторвались от тарелок и вопросительно уставились на него. Что-то в голосе старика заставило это сделать.

– Как издох? – по-русски растерянно пробормотал парень. – Дядя, ты уверен?

Сулим покосился на посетителей, вздохнул. Он знал их всех, его постоянные гости. Пусть слушают.

– Пёс издох.

– Барбос?! – водитель, обедающий за ближайшим столиком, поднялся со стула.

– Да.

Восемь мужчин вывалили из кафе и побежали к лежащей на обочине собаке.

Гольд лежал на животе, положив голову на правую лапу, стеклянными глазами глядя вслед очередной пронёсшейся машине. Люди окружили его кольцом и стояли молча. Холодный осенний дождь затекал за воротники, капал с волос.

– Принеси лопату. В кладовке, – тихо приказал старик. Парень сорвался с места, убежал.

Опять повисла тишина. Прошелестела туманом брызг машина.

– Вот поэтому я не люблю кошек, – сказал кто-то из мужчин.

С высоты ста метров картина представлялась безрадостной и унылой: дорога, кафе, группа мужчин на обочине, голое поле и голый лес. Природа замерла. Земля ждала зиму. Ждала снега, чтоб поскорей укрыться мягким белым покрывалом и заснуть на долгие месяцы.

С десяти километров деталей не разобрать. Лоскутное одеяло где-то далеко внизу – и то, если повезёт и не будет облачности. А так: пушистый белый ковёр, медленно плывущий за иллюминатором, и пронзительная синева вверху. И в качестве последнего штриха – миловидная стюардесса, предлагающая чай-кофе-сок…

За сотни тысяч световых лет от Земли, на планете, название которой никто не знал, было лето. Вечное лето. На вершине холма, поросшего сочной зелёной травой, стоял мужчина, уперев руки в бока. На нём были джинсы и широкая ковбойская рубаха. Мужчина слегка щурился от яркого солнца и улыбался. Его взгляд был устремлён вниз, к подножью холма.

Немецкая овчарка, высунув язык, неслась наверх. Тёмной стрелой, утопая по брюхо в ярко-зелёном море, Гольд мчался к Тому-Кого-Он-Ждал. Он дождался. Хозяин всё-таки пришёл за ним.

Андрей присел на одно колено и протянул руки вперёд. Гольд больше не мог сдерживаться, и, хотя до Хозяина было ещё далеко, прыгнул. Собаки не умеют летать, но то на Земле. А здесь пёс парил в метре над травой, вытянувшись струной, не сводя глаз с Божества.

Андрей не выдержал удара и повалился на спину. Он лежал и хохотал, крутя головой и стараясь уклониться от влажного и горячего собачьего языка.

С высоты ста метров они были очень хорошо видны – две копошащиеся фигуры на вершине изумрудного холма. Гольд. И его Хозяин.

Холмик был хорошо виден с дороги. Штакетина с прибитой картонкой: БАРБОС. ЖДАЛ ХОЗЯИНА СЕМЬ ЛЕТ. Никто ведь не знал, как его на самом деле звали…

Шесть фур медленно, одна за другой, проехали мимо. Каждый водитель давил клаксон. Встречные машины непроизвольно сбавляли ход, их водители непонимающе пялились на колонну КАМАЗов, СуперМАЗов, Сканий, устроивших громкую какофонию возле придорожного кафе.

А из динамиков, встроенных в передние двери, нёсся древний мотив, неизвестно каким образом затесавшийся в ротацию модной FM-станции:

If it takes foreverI will wait for youFor a thousand summersI will wait for you…

Под небом голубым

За миллионы лет до…

Самка диплодока перестала жевать и вопросительно посмотрела на детёныша. Её первенец, мирно пасущийся на небольшом отдалении, неожиданно выгнул шею вверх и жалобно завыл. Самка издала протяжный вой, который, умей она говорить, означал бы: «Чего ты испугался, глупый?» Действительно, диплодоки, ввиду своих ошеломляющих размеров, имели крайне мало естественных врагов среди себе подобных. И уж точно опасность не могла прийти с неба. Но детёныш опустился на траву и заскулил. Маленькая головка на толстой длинной шее торчала вверх, как нераспустившийся бутон сказочного исполинского цветка.

Самка подняла голову. Птеродактилей поблизости не было. Но то, что творилось выше, гораздо выше той высоты, на которую способен забраться самый крупный и сильный летающий динозавр, привело её в полное замешательство. Такого никогда не было на её памяти. Самка не знала, бояться ей или нет, но на всякий случай требовательно мыкнула на детёныша. Того не пришлось звать дважды. Он поднялся с земли, засеменил к матери, уткнулся в её левую переднюю ногу, а шею изогнул так, что голова оказалась под материнским животом. Спрятавшись таким образом от всех мыслимых и немыслимых неприятностей, детёныш перестал дрожать и успокоился. Не буду смотреть на это и бояться, пусть мама смотрит.