Юрий Забелло - Планета для робинзонов

- Я могу сохранить их другому...

- Ничего не понимаю. При чем здесь музыка и глаза?

- Ну мне же вынули глаза...

- Как?! Вынули?

- Вот так просто вынули, чтобы лучше чувствовал музыку, - его рука все еще лежала на голове Томми, и вдруг Сью увидела, как его длинные пальцы шевельнулись и двинулись в направлении широко раскрытых глаз мальчика. Она хотела убежать, но ноги не двигались, и она застыла, прижавшись спиной к пианино.

- А ты, Томми, лучше забудь про музыку и никому никогда не говори об этом, - продолжал Джо.

- Джо, вы хотите сказать, что я... Что мы...

- Да, мисс Сью, я не верю белым. Самым хорошим, самым добрым, ибо это мисс Арабела, дочь старого Этвуда, приказала вынуть мне глаза. А ей было тогда пятнадцать, как и вам... А я был вот такой, - и он указал на Томми.

3

Этой же ночью Сью увидела сон.

Сначала она услышала музыку. Где-то далеко-далеко пела скрипка. Радостно и грустно одновременно. Сью слушала, слушала, а потом вспорхнула и полетела. Она летела по длинной анфиладе комнат, отыскивая неизвестного скрипача, а скрипка слышалась все ближе и ближе.

И вот она увидела его. Это был... Томми! Конечно же, Томми! Этот маленький мулат, попавший к ним на плантацию по обмену совсем крошечным! Сью не помнила с какой плантации. Да она особенно и не интересовалась. Каждый год негритянки рожали детей со светлой кожей, и каждый год их меняли на таких же на других плантациях. Сью никогда не задумывалась, для чего это делается. Так записано в законах и все.

А Томми играл. Задумчивое, грустное адажио сменилось быстрым рондо, из-под смычка вылетали радостные вариации... Вдруг Сью увидела, что рядом с ней стоит какая-то женщина.

- Послушай, Сью, - сказала она, - как хорошо он играет! Какой у него острый слух!

- Да, - ответила Сью, - у него очень острый слух.

- А он будет еще острее, если мальчика ослепить!

- Но ему же будет больно!

- Ерунда, - сказала женщина, - негры не чувствуют боли.

"Так же говорила и бабушка, - подумала Сью. - Может быть и правда он не чувствует боли?"

- А как он будет играть! - продолжала женщина. - Лучше, чем Джо!

И она потянула Сью за руку к мальчику:

- Смотри, это так просто! Надо положить руки вот так и надавить пальцами... Ну, давай же!

- Как, я сама?

- Конечно, - ответила женщина, - только ты сама!

- Я не могу, - сказала Сью, - может быть, лучше пусть это сделает кто-нибудь из конюхов?

- Какая разница! Лучше ты все-таки сделай это сама. Это надо сделать! У тебя будет свой, самый лучший на всей Реке скрипач!

И вдруг Сью увидела Джо. Он появился неизвестно откуда, закрыл собой Томми, и Сью с ужасом увидела его искаженное лицо:

- Заодно вырви и мне язык, Сью! И глаза вырви! - и Сью увидела живые, любопытные глаза Томми в его, до того пустых, глазницах. - А как я буду играть! Еще лучше! Ну, клади руки. Клади же! Как тебя учили?

И он приближал свое, искаженное болью и гневом лицо все ближе и ближе к ней. Сью хотела оттолкнуть его руками, а руки не подчинились! Она хотела убежать, но не могла сделать ни шагу, пыталась позвать на помощь, а в горле застрял противный комок, и изо рта вырвалось какое-то мычание... Усилием воли она протолкнула этот комок, заставила себя закричать... И проснулась.

Свежий ночной воздух вливался в окно. Из сада доносилось пение ночных насекомых...

- Как хорошо, что это только сон! - подумала Сью.

4

- Вы играли сегодня ночью, Джо? - спросила Сью на следующий день. - Я, кажется, слышала вашу скрипку...

- Я играл, но очень тихо... Вы не могли слышать, мисс Сью, ведь людская далеко от господских комнат.

- Нет, я слышала! - упорствовала Сью.

Репетиция давно закончилась, и они втроем (Томми в углу) находились в зале.

- Кажется, что-то такое... - Сью взяла несколько аккордов, запомнившихся ей из мелодии сна.

- Нет, мисс Сью, немного не так. Я играл вот это...

- Пожалуйста, Джо, сыграйте мне.

Джо молча поднял скрипку. Медленные грустные аккорды наполнили комнату. Постепенно, по мере того, как Джо увлекался, они становились все выразительнее и богаче. И вдруг Сью услышала в них безысходную боль. Боль и тоска кричали в каждой ноте, в каждом аккорде! Боль и тоска, и ненависть волной надвигались на нее, обвиняли в чем-то, требовали что-то от нее. Ей слышался звук плетей, ударявших обнаженное тело, и стон большого сильного мужчины, и сдерживаемый плач женщины.

Все, что вошло в плоть и кровь белой девушки, дочери хозяина и будущей хозяйки, все, чему ее учили с самого раннего детства, все, к чему она привыкла с пеленок, запротестовало в ней, и она бросила свои руки на клавиши.

Мощный аккорд диссонансом ворвался в мелодию скрипки:

- Молчи, раб! - требовало пианино.

Но скрипка не поддалась, не послушалась! Скорбь и боль первоначальной мелодии сменились робким протестом. Пианино требовало послушания, а скрипка отвечала ему новым взрывом возмущения. И вот уже слабые аккорды пианино покрыты мощной волной:

- День Гнева настал! Берегитесь, хозяева!

Сью вдруг почувствовала в себе, где-то в сердце, в груди, в руках, даже в кончиках пальцев сумасшедшую радость, ее тоже захватило это чувство, она забыла, что она - белая. Нет, она не забыла, что она белая, но она вдруг почувствовала себя черной! И аккорды скрипки и пианино слились в едином ликующем порыве!

Но вот Джо опустил смычок, и Сью бессильно бросила руки на колени. В ее душе с новой силой вспыхнула борьба. Ей казалось, что все белые, которых она знала и не знала, все ее братья, мать, отец, бабушка, многочисленные дяди и тети сейчас ворвутся в эту комнату, чтобы разделаться с отступницей!

Сью подняла голову и увидела, что из пустых глазниц Джо одна за другой катятся крупные слезы. И она почувствовала, что она должна, обязана немедленно вытереть эти слезы и утешить этого бесконечно несчастного человека, который вдруг стал для нее таким дорогим и близким!

Она снова забыла, что она - белая девушка, хозяйка. Сью вскочила со своего стульчика, подбежала к Джо... Она сама плакала и не замечала этого. Дрожащими руками она вытирала ему слезы, трепещущие губы лепетали что-то...

Левая рука Джо неуверенно поднялась в воздух и легла на ее плечи. И тогда Сью вдруг поняла, что ей надо, со вздохом облегчения приникла к нему и прижалась щекой к его большой и сильной груди... Несколько минут они простояли абсолютно неподвижно.

Какой-то посторонний звук заставил ее резко вырваться из объятий Джо и обернуться: в дверях стояла бабушка, старая миссис... Страх сковал сердце, и она потеряла сознание...

5

Несколько дней Сью дали поболеть.

Наконец, однажды утром в ее спальне появилась бабушка. Темнокожая горничная, причесывающая Сью, повинуясь требовательному жесту, беззвучно исчезла. Миссис Элоиза неторопливо подвинула себе стул так, чтобы солнце не падало ей в лицо, и уселась.