Станислав Михайлов - Жемчужина

Я поднял глаза и посмотрел в сторону моря в тщетной надежде увидеть его. Отсюда далековато, не разглядеть: две трети от девятины дня пешего пути или около того. Сначала начнется соль, потом ее станет больше, потом пойдешь по голой соли, пока, наконец, не ступишь в теплое мелководье.

Море…

Когда-то я жил на его берегу и любил поплавать. Правда, не на западном. На восточном.

Западное побережье моря Гем — то, где сидел я этим жарким полднем — мертво. Его убила пустыня: иссушила ветром, занесла песком. Ни растений, ни животных, ни людей. Кроме нас.

Вспомнив о спутницах, я раскрыл успевшие смежиться веки и обнаружил стоящую прямо перед собой Нарт. Она улыбалась.

— Думала, еще спишь…

Я хмыкнул:

— Довольно непросто спать в печи, прекрасная Нарт.

— С каких пор я стала для тебя прекрасной, мудрый Ксената? — она чуть склонила голову на бок.

— Почти сразу, — честно признался я.

— Тебе нравятся мычащие, глупые, грязные, неуклюжие женщины, обладающие силой мужчины, к тому же, с неудаленными волосами?

— Нет. Мне понравились твои глаза. И как ты пыталась быть осторожной, хотя руки тебя не слушались. А волосы… Может быть, они даже красивы?

— Да ну?! — звонко рассмеялась Нарт. — Варварские обычаи начали проникать под эту священную кожу, украшенную Тонким Узором?

Она кивком указала на мою гладкую голову.

— Главное, что у человека внутри, — серьезно ответил я, не поддерживая ее веселости.

— Внутреннее проступает наружу, — словно испытывая меня, возразила она.

— Придает оттенок наружному, — уточнил я. — Грязь можно отмыть, но нельзя изменить черт лица, с которыми родился, если только не изуродовать их. Однако, если человек красив изнутри, это проступит через внешнее уродство и может быть обнаружено. Так же и наоборот, красавец будет отталкивать тем, что поднимается из его сознания и отражается на лице, если сознание уродливо.

— Ты хочешь сказать, что я уродлива, Ксената? — она играла со мной, расставляя ловушки. Как давно я не участвовал в подобных играх…

— Я не хотел сказать, но теперь скажу, что ты красива и внешне, и внутренне, хоть и дикарка. И ты об этом знаешь. А вот что я действительно хотел, так это поблагодарить тебя. Если бы ты не одолела сургири, вторгшегося в твой мозг…

Она быстро накрыла мой рот ладонью. Черные глаза смотрели прямо в мои, в упор.

— Не говори лишних слов. И не думай лишнего. Знай, нам предстоит расстаться. И мы больше не увидимся. Никогда. Не позволяй чувству, которое не сможешь прокормить, вырасти внутри себя. Иначе оно выгрызет тебя изнутри безнадежностью, поломает твою суть и подчинит ложным целям.

Я взял ее за запястье двумя пальцами и мягко снял руку со своего рта.

— Ты не можешь знать будущего, мудрая Нарт.

— Ты не знаешь, чего я не могу, прекрасный Ксената, — смешком завершила она этот странных разговор. — Пойдем, я пришла за тобой, нас ждут.

— Куда?

— В убежище. Заранее подготовили его, еще давно.

— А вирмана?

— Потом перегоним поближе. Или не будем. Пока не решили. Вот, обмотай ноги, твоя обувь не годится для пустыни. Сумеешь?

Она бросила к моим ногам сверток каких-то цветастых тряпок. Это верно. Как-то я не сообразил сам. Сандалии, полученные от Армир еще в Нагорной, никак не подходили для ходьбы по раскаленному сыпучему песку.

Мы вышли из тени под безжалостно палящее солнце и, проваливаясь выше щиколоток, побрели на север, к невысоким красным скалам, словно набросанным в кучу неведомой рукой и возвышавшимся над барханами.

Наша цель была уже совсем рядом, как вдруг я заметил сизое облако, быстро растущее над горизонтом на востоке, там, где лежало невидимое отсюда море Гем. Я тронул Нарт за плечо, она остановилась и обернулась ко мне.

— Что это? — спросил я, махнув рукой в сторону облака.

Нарт нахмурилась и тройку мгновений не отвечала, вглядываясь вдаль, затем лицо ее прояснилось и, одновременно, погрустнело.

— Нас уже ищут, они разрушили Нагорную. Мама расстроится. Ее любимый колонный зал. Он был такой красивый… — глубокая печаль отразилась в глазах Нарт, вдруг сменившись удивлением. — Ты тоже видишь? Миражи?

— Что? Какие миражи? Ну, да, вижу миражи… — я сделал недоумевающий жест рукой и перешел к тому, что посчитал более важным: — А откуда ты знаешь, что происходит в Нагорной?

— Понятно, — с видимым успокоением выдохнула она. — Пойдем. Жарко.

И, не говоря больше ни слова, развернулась и пошла к скалам. Мне не оставалось ничего другого, кроме как отправиться следом. Глядя на плавные движения ее гибкого тела, я изо всех сил старался «не позволять чувству, которое не смогу прокормить, вырасти внутри меня» — как-то так она сказала? Вот именно это я безуспешно пытался себе не позволять: с почти слышимым стоном отвел глаза от ее спины и вспомнил о темной полосе над горизонтом. Теперь этой полосы уже не было. Наверное, действительно, мираж. Как и моя жизнь. Кажется, будто что-то начинает наклевываться, но, как всегда, только кажется. И понесет меня опять дальше шариком перекати-поля. «И мы больше не увидимся. Никогда» — так сказала эта девушка с черными глазами, и, наверное, она права.

Беда в том, что я, похоже, в этих глазах уже давно утонул. Смогу ли жить без них?

Под скалами нас встретила вдова Траны. До сих пор никто не сказал мне ее имени, ни одного слова не сорвалось с ее губ. Маленькая сухая женщина из горского племени напоминала ожившую скульптуру скорби, однако безукоризненно выполняла обязанности молчаливой и верной служанки Армир.

Между скалами было сооружено укрытие: что-то вроде большой укрепленной землянки с несколькими выходами и хитрой системой вентиляции, охлаждающей воздух. Я так и не понял, когда и зачем ее построили. И кто это сделал. Меня беспокоила мысль, что если в этом участвовал Трана, сургири могли знать об убежище, ведь они получили доступ к его памяти, когда подавили сознание. Я поделился сомнениями с Армир, но та отмахнулась. То ли Трана не участвовал, то ли эта часть памяти была гарантированно недоступна, то ли у нас не было другого выхода — она не стала объяснять. Вероятно, новость о разрушении дома сильно ударила по бывшей госпоже Нагорной.

А меня интересовало, как они узнали о нападении сургири. Отсюда до Крепости Костей — несколько дневных переходов. Вирмана не летал, он так и лежит, запеленатый в скрывающую сеть. Песок уже начал заносить его, потом придется откапывать. Кто же мог сообщить?

И я развел руками от осознания собственной недогадливости. Конечно, Айбис, мурикси, птица-криворог, похожая на огромную летающую медузу, умеющая скрываться практически до невидимости, обладающая ночным зрением, способная тащить на себе двух мужчин и, как оказалось, одновременно стрелять из трех выжигателей. Разумеется, она осталась в горах над гипсовыми гротами, которых я так и не увидел — наблюдать, следить за судьбой Нагорной и, вообще, за вылазками сургири.