Джеймс Баллард - Хрустальный мир

— Он душевнобольной! — с неожиданной силой выкрикнул Торенсен. Оба негра на противоположном конце кухни обернулись и уставились на него. — Он провел шесть месяцев в смирительной рубашке! Он вовсе не пытается помочь Серене, он просто хочет забрать ее обратно в свой безумный дом посреди болота.

Пока они ели, выуживая вилками холодное мясо прямо из банки, он рассказал Сандерсу кое-что о Вентрессе, об этом странном меланхоличном архитекторе, спроектировавшем множество новых правительственных зданий в Лагосе и Аккре, а затем, два года тому назад, ни с того ни с сего бросившем свою работу. Он женился на Серене, когда той было всего семнадцать (задобрив деньгами ее родителей, бедную французскую чету из Либревиля), всего через несколько часов после того, как впервые встретил ее на улице неподалеку от своего офиса, из которого вышел в тот день в последний раз. Затем он забрал ее в построенный им на заболоченном островке гротескный домик — среди кишащих крокодилами болот в десяти милях к северу от Монт-Ройяля, где река Матарре распадается на цепочку мелких озер. По словам Торенсена, после женитьбы Вентресс почти не разговаривал с Сереной, не отпуская ее при этом из дома, так что общалась она только со служанкой — слепой негритянкой. Похоже, что в своего рода прерафаэлитской грезе он заточил свою юную невесту у себя в доме вместо утраченного им творческого воображения. Там и нашел ее, уже больную туберкулезом, Торенсен во время одной из своих охотничьих вылазок, когда у его катера переломилась ось винта и он вынужден был пристать к острову. Он не раз навещал ее во время долгих отсутствий Вентресса, и в конце концов она сбежала вместе с ним из объятого пламенем дома. Торенсен поместил ее в санаторий в Родезии, а сам тем временем подготовил к ее возвращению свой большой особняк в Монт-Ройяле, в котором собрал множество имитаций старинных предметов. После того как она исчезла и были предприняты первые шаги к расторжению брака, Вентресс совершенно обезумел и даже провел некоторое время в качестве добровольного пациента в клинике для душевнобольных. Теперь он вернулся, снедаемый одной мечтой: выкрасть Серену и возвратиться с ней в свой разоренный дом на болоте. Торенсен, похоже, был убежден в том, что именно жуткой атмосферой безумия, которая вызвана присутствием Вентресса, и обусловлено затянувшееся недомогание Серены.

Однако когда Сандерс в надежде, что ему удастся убедить Торенсена увезти девушку из замерзшего леса, попросил еще раз показать ее ему, владелец рудников стал возражать.

— Здесь ей хорошо, — упрямо заявил он Сандерсу. — Не беспокойтесь.

— Но, Торенсен, как вы думаете, сколько еще она здесь протянет? Весь лес кристаллизуется, вы что, не понимаете?..

— С ней все в порядке! — настаивал на своем Торенсен. Он встал и сверху вниз уставился на стол — ссутулившаяся фигура со светлыми волосами, вырисовывающаяся в полумраке. — Доктор, я в этом лесу уже давно. Здесь у нее единственный шанс выжить.

Озадаченный этим загадочным замечанием и тем смыслом, который в него вкладывал Торенсен, Сандерс уселся рядом с ним на стул. Со стороны реки до них сквозь сумрак долетел звук сирены, его отголоски многократно отразились от хрупкой листвы вокруг беседки.

Торенсен обменялся парой фраз с мулатом и вернулся к Сандерсу:

— Оставляю вас на их попечение, доктор. Я скоро вернусь. — С полки возле плиты он взял рулон перевязочных бинтов и кивнул раненому африканцу: — Кагва, пусть доктор тебя осмотрит.

После ухода Торенсена Сандерс осмотрел огнестрельные ранения на ноге и груди африканца и заменил приложенную к ним корпию. Кожу пробило с десяток дробинок, но раны, казалось, уже наполовину затянулись, остались не слишком заметные отверстия, которые, похоже, не собирались ни кровоточить, ни воспаляться.

— Вам повезло, — сказал он африканцу, закончив свою работу. — Удивляюсь, как вы вообще можете ходить, — и добавил: — Я видел вас сегодня утром — в зеркалах, в доме Торенсена.

Юноша дружелюбно улыбнулся:

— Мы-то высматривали месье Вентресса, доктор. В этом лесу охотничий сезон в разгаре, а?

— Вы правы. Хотя я сомневаюсь, что кто-нибудь из вас на самом деле знает, за чем охотится. — Сандерс заметил, что мулат наблюдает за ним со внезапно пробудившимся интересом. — Скажите, — спросил он Кагву, стремясь выжать как можно больше из общительного юноши, — вы работаете у Торенсена? Я имею в виду — на шахте?

— Работы на шахте прекращены, доктор, но я заведовал там техническим обеспечением, — и он не без гордости кивнул. — Обеспечением всей шахты.

— Ответственный пост. — Сандерс показал на дверь в спальню, за которой лежала молодая женщина. — Миссис Вентресс — Серена, так, по-моему, называл ее Торенсен, — ее нужно отсюда забрать. Вы же образованный человек, мистер Кагва, вы понимаете это. Еще несколько дней здесь — и она уже не жилец на этом свете.

Кагва отвернулся от доктора и про себя улыбнулся. Взглянув на повязки у себя на ноге и груди, он задумчиво их потрогал.

— «Не жилец на этом свете» — здорово сказано, доктор. Я понимаю, что вы хотите сказать, но сейчас для мадам Вентресс лучше остаться здесь.

С трудом не повышая голоса, Сандерс сказал:

— Ради Бога, Кагва, но ведь она же умрет! Вы что, этого не понимаете? Не понимаете, с чем играет Торенсен?

Кагва поднял руки, успокаивая Сандерса. Повернувшись на здоровой ноге, он прислонился больной к столу.

— Вы, доктор, говорите на медицинском языке. Послушайте! — настойчиво перебил он, когда Сандерс попытался было возражать. — Я ссылаюсь не на местную магию, я же образованный африканец. Но в этом лесу случается множество странных событий, и вы, доктор, еще…

Он замолк на полуслове — мулат что-то ему рявкнул и вышел на веранду. Было слышно, как к беседке возвращается Торенсен, а с ним еще двое или трое; хрупкая листва хрустела у них под ногами.

Когда Сандерс двинулся к двери, Кагва дотронулся до его руки. Внимание доктора привлекла его предупредительная улыбка.

— Запомните, доктор, в лесу идешь в одну сторону, но смотришь в обе… — И с ружьем в руке он захромал прочь, стараясь не опираться на забинтованную ногу.

Торенсен приветствовал Сандерса на веранде. Он неуклюже вскарабкался на крыльцо и застегнул молнию на куртке, чтобы спастись от царившего в беседке могильного холода.

— Вы еще здесь, доктор? У меня для вас пара провожатых. — Он указал на двух африканцев, оставшихся у подножия ступенек. Как члены команды его катера, они носили джинсы и голубые хлопчатобумажные рубахи. Один надвинул на лоб островерхую белую каскетку. Оба сжимали в руках карабины и с явным интересом вглядывались в лес.