Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Достаточно времени для любви

Но, чтобы стать официальным героем, требуется удача. Мало выполнить под огнем служебные обязанности, необходимо, чтобы свидетелем подвига было начальство — и по возможности высокопоставленное. Удача улыбнулась Дэйву, и он заработал медаль.

Конец войны он встретил в столице своей страны, в аэронавтическом бюро флота, занимаясь разработкой патрульных аэропланов. Тут, наверное, от него было даже больше толку, чем в бою: едва ли кто-нибудь лучше него знал эти многомоторные самолеты, и должность позволяла ему исправлять абсолютную чушь и вводить известные улучшения. В общем, войну он закончил, перебирая бумаги у себя на письменном столе и ночуя в своей постели.

Тут война и закончилась.

Оглядевшись, Дэйв обнаружил две перспективы. Во флоте числились сотни капитанов, которые три года назад были лейтенантами — подобно ему самому. Мир наступил на вечные времена — так всегда утверждают политики, и дальнейшее повышение ожидало немногих. А именно — не его, поскольку он не принадлежал к числу старших по возрасту, не одолел традиционной служебной лестницы, не имел необходимых служебных и личных связей.

Но за плечами было почти двадцать лет службы, и вскоре он получил право уйти в отставку с сохранением половины оклада. Или можно было продолжать службу — и выйти в отставку, так и не став адмиралом. Торопиться не следовало: до полной двадцатилетней выслуги оставалось еще год или два.

Но он ушел в отставку немедленно — по инвалидности. Диагноз включал слово «психоз» — этакий намек, что он свихнулся на своей работе.

Айра, я не знаю, как это понять. Из всех, кого я знаю, Дэйв производил впечатление самого нормального человека. Но я там не был, когда он уходил в отставку, а «психическое состояние» значилось вторым в числе причин, по которым тогда оставляли флот офицеры. Как сказать? Можно свихнуться и быть морским офицером… писателем, школьным учителем, проповедником — назови еще дюжину достопочтенных занятий — и никто этого не замечает. И пока Дэйв ходил на службу, подписывал подготовленные клерком бумажки и не лез с разговорами к начальству, этого никто и не замечал. Помню одного морехода — у него была превосходная коллекция дамских подвязок: он частенько запирался в своем должностном кабинете и разглядывал их… другой точно так же перебирал коллекцию бумажных наклеек, использовавшихся на почте. Кто из них свихнулся: первый, второй? Или оба? Или никто?

Впрочем, отставка Дэйва свидетельствует о том, что он прекрасно знал законы своего времени. Уйдя в отставку после двадцати лет, он получал бы половину оклада, минус налоги, на которые уходила ощутимая сумма. Инвалидность же обеспечивала ему три четверти заработка, к тому же пенсия не облагалась налогом.

Не знаю, просто не знаю. Но вся эта история прекрасным образом характеризует талант Дэйва, всегда добивавшегося максимального результата минимальными усилиями. Хорошо, будем считать, что он свихнулся, но на какой-то особый манер.

Отставка его была вызвана не одной причиной. Он правильно рассудил, что не имеет шансов стать адмиралом — но, уходя в отставку, можно было получить звание почетного адмирала — так первым из своих одноклассников Дэйв сделался адмиралом, хотя никогда не командовал не то что флотом, а даже кораблем. Более того, он стал одним из самых молодых адмиралов в истории, по возрасту. Я думаю, что деревенский мальчишка, который ненавидел пахать поле на муле, был доволен.

В душе-то он ведь так и остался деревенским мальчишкой. Для ветеранов той войны была учреждена еще одна льгота, предназначенная для тех, кто не доучился, уйдя на войну: им оплачивали обучение — столько месяцев, сколько они провели в армии или на флоте. Предназначалась такая льгота для людей молодых, но ничто не мешало воспользоваться ею и человеку, завершившему карьеру на флоте. Пенсия в три четверти оклада, свободная от налогов, субсидия на обучение, тоже не облагаемая ими… словом, женатый ветеран пошел учиться, получая теперь лишь чуть меньше, чем на службе. На самом деле выходило даже побольше — ведь уже не нужно было тратить деньги на дорогие мундиры и поддержание общественного положения. Он мог бездельничать, читать книги, одеваться, как пожелает, и не заботиться о своем облике. Иногда он вставал поздно и говорил, что в покер играют, в основном, оптимисты, а не математики. А потом поздно ложился спать. Но никогда, никогда не вставал спозаранку.

Как и не летал больше на аэропланах. Дэйв никогда не доверял этим летающим машинам — что бы ни случилось, они находились чересчур высоко над землей. Для него аэроплан всегда был только средством избежать худшего, и, использовав это средство, Дэйв навсегда забыл про самолеты — как и о фехтовальной рапире — и никогда не жалел об этом, как и о фехтовании. Вскоре он получил новый диплом бакалавра агрономических наук и сделался ученым фермером.

Сей сертификат, учитывая предпочтение, отдававшееся ветеранам, мог обеспечить ему место на гражданской службе, давал возможность учить людей сельскому делу. Но вместо этого он снял с банковского счета некоторую сумму, скопившуюся пока Дэйв бездельничал в школе, и вернулся в те самые горы, которые оставил четверть столетия назад, — чтобы купить ферму. То есть внес плату вместе с залогом — конечно же, не без очередной правительственной субсидии.

И стал работать на ферме? Не будь простаком — более Дэйв не вынимал рук из карманов. Наемные работники растили урожай, он же занимался другим делом.

Для завершения своего великого плана Дэйв предпринял шаг столь невероятный, что я должен просить тебя, Айра, принять мой рассказ на веру… поскольку нельзя надеяться, что рационально рассуждающий человек может понять это.

В те времена в период между двумя войнами на Земле проживало более двух миллиардов людей — и по крайней мере половина из них голодала. Тем не менее — тут я и прошу тебя поверить, как очевидцу мне незачем лгать, — невзирая на недостаток продуктов питания, который кое-где и время от времени становился менее острым… невзирая на все эти жуткие нехватки, в стране Дэвида правительство платило фермерам за то, чтобы они не выращивали пищу.

Не качай головой. Пути Господни и правительства неисповедимы, и никому из смертных не дано постичь их. Никогда не думай, что ты и есть правительство; когда придешь домой, поразмышляй над этим; спроси себя, знаешь ли ты, что и зачем делаешь — а когда придешь ко мне завтра, расскажешь, до чего додумался.

Возможно, Дэвид так никогда и не вырастил урожая. На следующий год его земля осталась под паром, а он получил за это внушительную сумму, что устраивало его в высшей степени. Дэвид любил эти горы и всегда стремился домой, ведь покинул он их только затем, чтобы избежать тяжелого труда. Теперь же ему платили за то, что он не работал… это было весьма кстати, поскольку он полагал, что пыль, поднятая при вспашке, портит красоту здешних мест.