Владимир Брагин - Искатель утраченного тысячелетия

«Это еще что за затея? – насторожился я. – Что он замышляет?» И сказал вслух:

– А в чем, собственно, должна состоять моя помощь?

– Дорогой Дмитрий Дмитриевич, – медленно, как бы осторожно подбирая слова, начал Святошин. – Помогите, посодействуйте, чтоб это письмо мое царю было напечатано в «Полярной звезде».

– Письмо при вас?

Святошин достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист. Наклонился ко мне.

– Разрешите? «Царь! Монарх! – начал Святошиы. – К богу и царю положено обращаться на „ты“. Ты, царь, помещик! И я, твой подданный, дворянин Святошин, тоже помещик! И как помещик помещику обязан заявить.

Ты, царь, освободил крестьян от крепостной зависимости. Низкий поклон тебе за это деяние. Освободить-то освободил, но в еще горшее рабство мужика поставил. Что толку в тех разбросанных там и сям крохах землицы, которые помещики выдали своим крестьянам? У пахаря дети пухнут с голоду, а рядом помещичьи латифундии пустуют н зарастают сорняком.

Знай и помни, царь! Мужик грамоте не обучен, по ему ведомо: земля не помещику принадлежит, а богу. Он верит, что бог его не обидит. А это значит: перекрестит мужик свой грешный лоб и с божьей помощью расправится с помещиками. Чем Емелька Пугачев народ поднял? Истиной своих прокламаций – обещал: жалую, мол, подданных своих землею да травами…

И пока не пришел новый Пугачев, надо и тебе, царь, п всем помещикам твоим поделиться с народом землею, лесами, лугами, живым и мертвым инвентарем».

Святошин не спеша сложил лист. Взглянул па меня.

– Я подписал это послание полным именем своим. А род мой царю хорошо известен. Итак, жребий брошен. Будь что будет. Кары не боюсь. Вместе с вами вернусь и Россию. Совесть моя очистилась. – С этими словами Святошин протянул мне руку. – Надеюсь на вашу помощь, – заключил он. – Я весь перед вами.

Глаза его сияли. Щеки горели. На лбу выступили капельки пота. Он легким взмахом развернул ослепительной белизны носовой платок и поднес его к лицу. И на меня опять пахнуло лавандой.

Мы остановились на ступеньках у входа в пансион.

– Возвращайтесь скорее! Буду ждать!

Святошин наклонил голову, затем повернулся и, мягко, бесшумно ступая, пошел к себе. Я смотрел ему вслед. Его походка… Он словно стлался, поворачивая голову направо, налево и то и дело всматриваясь во встречных людей. Он почти не касался пола каблуками, приподнимаясь на носках. И с новой силой прозвучали в моей памяти слова старого часовщика из Люцерна;

«Рысья… рысья походка… остерегайтесь этого человека».

А ведь мои вещи в чемодане до сих пор пахнут лавандой…

Неужели?..

ИСПОВЕДЬ ДЕ ДАВЕНА

«Господину Дмитрию Веригину.

Карлсбад.

Пансион «Черный лебедь», комната 212.

Дорогой друг Дмитрий Веригин!

Безмерно благодарен: Вы согласились выполнить мою просьбу – отвезти деньги мадам Рамо в Пелисье. Посылаю деньги. Не забудьте сразу же отсчитать сумму на поездку и городок Пелисье, где живет госпожа Рамо в переулке Старые каштаны, и на обратный путь. Не знаю, увижу ли я Вас еще. Но Ваша отзывчивость вызывает у меня желание быть с Вами откровенным. Я считаю обязательным для себя предложить Вам свою исповедь.

Еще раз от всей души благодарю Вас.

Ваш Анри де Давен».

«Исповедь де Давена

Четверть века я воевал в Алжире. И, без сомнения, коечто сделал для умножения славы моей великой Франции. Не было дня, часа и минуты, чтоб я усомнился, хорошо ли л поступаю, огнем и мечом подчиняя полудикие племена моей родине и занимая земли, на которых они обитали или кочевали.

Под моим начальством служил воспитанник Сен-Сирского военного училища Феликс Рамо. Талантливый офицер, беспредельной храбрости, находчивый, весельчак и балагур, он быстро дослужился до чина капитана. Скажу прямо – я любил его.

Но вот вдруг офицеры его полка сообщили мне, что Рамо получил какое-то письмо. И с тех пор превратился в молчаливого и замкнутого человека. Я не придал этому значения. И напрасно.

Однажды в маленькой деревушке туземцы оказали нам фанатическое сопротивление. Полк мой пошел в атаку. Но Феликс Рамо вдруг придержал коня и бросил на землю оружие! Все пришли в смятение. Я подлетел к нему:

– Рамо? Что случилось?

– Мой полковник, – воскликнул он, – я не буду убивать этих людей!

– Безумец! Ваша голова вальсирует! Ведите солдат! Вы не в своем уме!

– Мой полковник! Убейте меня, но я не подниму руку на этих несчастных! Они умирают за свою свободу. Я не буду убивать этих людей.

«Он с ума сошел», – подумал я и сам повел солдат.

Деревушка была взята. Никто не сдался в этом селении, и все были убиты. Мои солдаты с песней вернулись в лагерь.

На другой день Феликс Рамо предстал перед военным судом. Я сам был председателем суда. Я знал, что капитана Рамо расстреляют. Но я не забыл о годах его бесстрашных сражений с туземцами. Спешным пакетом донес обо всем военному министру, просил о смягчении участи Рамо. А перед самым заседанием я высказал судьям свое предположение: не перемешало ли солнце пустыни что-либо в голове капитана, не выжгло ли оно лучшую часть его души? И судьи, офицеры, которые знали и видели сто раз капитана Рамо в деле, задали ему на суде вопрос: не считает ли он сам свой страшный поступок случайным явлением? И не вызвано ли это предательством чести Франции какой-либо причиной, неизвестной начальству?

– Нет, господа судьи-офицеры, – спокойно ответил Феликс. – Солнце тут ни при чем. И голова моя в порядке. Я не стал убивать невинных туземцев. И впредь больше не буду убивать людей.

– А слава Франции? А присяга? А честь оружия? А долг солдата? – напомнили ему судьи.

– Нет! Все это тут ни при чем, – твердо сказал Феликс Рамо. – Тут совсем другое дело. Разве вы, господа судьи, сами не убедились, что туземец, будучи не в силах отстоять свободу своей родины, умирает гордо, красиво. А так ли живет и умирает случайно разбогатевший рантье во Франции?

– Он безумец! – возмутились судьи-офицеры. – Равнять французов с дикарями! Подсудимый Рамо! Откуда у вас такие идеи?

– Отказываюсь, господа судьи-офицеры, отвечать на этот вопрос.

– Вы забыли присягу. Опомнитесь, Рамо!.. Вы предали свою родину!

– Бедная мод Франция! – тихо сказал Феликс Рамо. – Моя прекрасная страна! Не я тебя предал. Твои хозяева по пустякам растрачивают свою жизнь и в оплату своих долгов распродают тебя, моя родина. Они завоевывают пустыни на чужих континентах, а сами свою же Францию превращают в пустыню. Они расплачиваются лесами Франции за свое беспутство в кабаках. Моя Франция! Ты скоро будешь без лесов, без тени под беспощадным солнцем. Да, господа судьи! А хозяева Франции в своих обветшалых замках и преуспевающих торговых конторах…