Джон Скальци - Обреченные на победу
Джесси приподнялась на локте и посмотрела на меня.
— Мне очень жаль, Джон, что ее нет здесь с тобой.
— Все в порядке, — ответил я. — Я просто время от времени скучаю по моей жене, только и всего.
— Я понимаю. Я тоже иногда скучаю по своему мужу.
Моему удивлению не было предела:
— Если я не ошибаюсь, ты говорила, что он бросил тебя ради молодой женщины, а потом отравился какой-то рыбной дрянью.
— Все так. И то, что ему пришлось выблевать свои кишки, тоже было совершенно заслуженно, — сказала Джесси. — Мне не хватает не мужчины, а ощущения, что я имею мужа. Хорошо иметь кого-то, с кем тебе судьбой — доброй ли, злой ли — предписано быть вместе. Хорошо быть замужем.
— Хорошо быть женатым, — согласился я. Джесси повернулась на бок, прижалась ко мне всем телом и положила руку на мою грудь.
— Конечно, это тоже хорошо. С тех пор как я делала такое, прошло немало времени.
— Лежа на полу?
Теперь уже она постучала пальцем меня по голове.
— Нет. Ну ладно, пусть будет «да». Но если точнее — лежать бок о бок после секса. Или, если еще точнее, вообще заниматься сексом. Тебе, конечно, совершенно не интересно, сколько времени прошло с тех пор, как я им занималась в последний раз.
— Еще как интересно.
— Врешь, ублюдок. Восемь лет.
— Неудивительно, что ты завалила меня на пол, как только увидела.
Я не смог удержаться и не съязвить.
— Ты заслужил это право. Так уж получилось, что ты занял очень удобную позицию.
— Позиция — это самое главное, мать постоянно говорила мне об этом.
— У тебя была странная мать, — сказала Джесси. — Эй, Сука, который час?
— Что?! — изумился я.
— Я говорю с голосом, который звучит в моей голове, — пояснила она.
— Хорошее имя ты ему придумала.
— А как ты назвал свой?
— Задница.
Джесси кивнула.
— Тоже звучит неплохо. Ладно, Сука говорит мне, что сейчас четыре часа дня с небольшим. У нас остается еще два часа до обеда. Соображаешь, что это означает?
— Не знаю, не знаю. Хотя мне кажется, что четыре раза — предел для меня, даже такого молодого и суперусовершенствованного.
— Не волнуйся так сильно. Это означает, что у нас с тобой есть время немножко вздремнуть.
— Взять одеяло?
— Не прикидывайся дурачком. То, что я занималась сексом на ковре, вовсе не значит, что я хочу спать на нем. У тебя есть свободная койка, воспользуюсь ею.
— Ты хочешь сказать, что мне придется вздремнуть в одиночку?
— Напомни мне составить тебе компанию, когда я проснусь.
Я напомнил. Она с готовностью составила мне компанию.
— Черт побери! — воскликнул Томас, подойдя к столу с подносом, настолько загруженным едой, что мне было удивительно, каким образом он все это тащит. — По-моему, мы все стали чересчур красивыми?
Это была совершенная правда. Все «Старые пердуны» выглядели на удивление хорошо. Если бы Томас, Гарри и Алан захотели пойти в фотомодели, агентства устроили бы за них хорошую драку. Из нас четверых я определенно мог бы считаться гадким утенком, но и я… был красавцем. Что касается женщин, то Джесси имела ошеломляющую внешность, Сьюзен выглядела еще лучше, а Мэгги так вообще превратилась в настоящую богиню. Она сделалась так прекрасна, что глаза с трудом это выносили.
Вообще-то мне было больно смотреть на всех нас. Это была хорошая щемящая боль, порожденная благоговением или чем-то в этом роде. Все мы несколько минут сидели молча, разглядывая друг друга. И не только мы. Окинув взглядом огромный зал, я не увидел ни одного некрасивого человека. Это было изумительно и почему-то вызывало тревогу.
— Нет, это невозможно, — внезапно обратился ко мне Гарри. — Я тоже смотрю, смотрю вокруг. Черт возьми, ведь просто не может быть, чтобы все эти люди в своей первой молодости выглядели такими же красивыми, как сейчас.
— Не переваливайте свои комплексы на других, Гарри, — ответил Томас. — Что касается меня, то я точно знаю, что меня сделали куда менее привлекательным, чем я был в годы зеленой юности.
— Зато ваш цвет сейчас точь-в-точь соответствует зеленой юности, — не остался в долгу Гарри. -И даже если мы исключим нашего Фому неверующего… *[7]
— Сейчас вернусь к себе, встану перед зеркалом и буду плакать, — перебил его Томас.
— Все равно не может быть, чтобы все возродились в своем прежнем виде. Могу вас уверить, что я в двадцать лет не был настолько хорош. Я был жирным. Имел множество прыщей. И уже начинал лысеть.
— Перестаньте, — потребовала Сьюзен. — Вы меня нервируете.
— И я хочу попытаться что-нибудь съесть, — подхватил Томас.
— Теперь, когда я выгляжу так, — Гарри взмахнул в воздухе рукой и указал на свое тело, как будто представлял новейшее техническое изделие, — я могу над собой посмеяться. Но должен сказать, что, новый, я имею очень мало общего со мной старым.
— Только не говорите, что вас это беспокоит, — усмехнулся Алан.
— Есть немного, — сознался Гарри. — Хотя результат мне нравится. Но когда кто-то дарит мне лошадь, я внимательно смотрю ее зубы. Почему мы настолько красивы?
— Хорошие гены, — сказал Алан.
— Несомненно, — согласился Гарри. — Но чьи? Наши? Или чего-то, выращенного ими в каких-то своих лабораториях?
— Мы все сейчас стали такими, что лучше некуда, — сказала Джесси. — Я уже говорила Джону, что это тело совершеннее, чем когда-нибудь было мое настоящее.
— Я тоже так выражаюсь, — как всегда, неожиданно для всех вмешалась Мэгги. — Я говорю: «мое настоящее тело», когда имею в виду старое. Получается, что это тело никак не превратится для меня в настоящее.
— Оно вполне настоящее, сестричка, — откликнулась Сьюзен. — Если тебе захочется пописать, это сможет сделать только оно. Я это уже усвоила.
— И это я слышу от той самой женщины, которая бранила меня за излишнюю откровенность! — возмутился Томас.
— Лично я считаю, — объявила Джесси, — что, занимаясь нашими телами, они потратили немного времени на то, чтобы заодно обновить и все остальное.
— Согласен, — отозвался Гарри. — Но это не объясняет, зачем они это сделали.
— Чтобы мы чувствовали себя связанными друг с другом, — предположила Мэгги.
Все переглянулись.
— Ну-ка, ну-ка, — пробормотал Гарри, — посмотрим, кто вылупится из этой куколки.
— Сделайте милость, Сьюзен, укусите меня, — попросила Мэгги.
Сьюзен усмехнулась:
— Видите ли, одним из основных положений человеческой психологии является то, что мы все испытываем симпатию к людям, которых находим привлекательными. Кроме того, все присутствующие здесь, даже мы с вами, не знакомы друг с другом и имеют очень мало шансов на то, что в столь короткое время сумеют завязать дружеские отношения. Сделать нас такими, чтобы мы нравились друг другу, — это шаг к установлению связей. Или послужит таким шагом, когда начнется наше обучение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});