Кэсс Морган - Возвращение домой

В животе громко заурчало, хотя от одной только мысли о пище к боли добавилась тошнота. Беллами не мог сообразить, когда в последний раз ел; у него осталось смутное воспоминание, как Кларк уговаривает его проглотить несколько ложек протеиновой пасты, но понятия не имел, как давно это было.

Беллами зажмурился и попытался отвлечься, мысленно переносясь в лучшие моменты их романа с Кларк. Их первый поцелуй, когда Кларк вдруг словно перестала быть серьезной барышней-врачом и обняла его посреди леса. Ночь, когда они купались в озере, и казалось, будто вся планета принадлежит лишь ему и этой девушке с озорными искорками в глазах. Он даже припомнил последние дни, проведенные в лазарете, и как его боль утихала каждый раз, когда она гладила его по щеке, или нежно целовала его лоб, или – совершенно не по-докторски – в шею. Черт возьми, пуля в плечо казалась почти справедливой платой за то, чтобы ощутить, как, отвлекая от страдания, по телу скользила влажная губка, которую держала ее рука.

Воспоминания помогали всего на несколько мгновений, а потом боль неизбежно возвращалась, с новой яростью терзая его тело. Он потянулся было поправить повязку, но обнаружил, что руки скручены за спиной и к чему-то привязаны. Беллами со стоном изогнулся, чтобы посмотреть, что к чему, плечо тут же дало о себе знать, протестуя против любого движения, но боль оказалась недостаточно сильной, чтобы побороть любопытство. Раньше он никогда не видел ничего похожего на эти наручники. Они были сделаны из какого-то легкого металлического шнура, который выглядел тонким, как нить. Беллами попытался развести руки в стороны, но добился лишь того, что нити впились в кожу. Он рванул сильнее и почувствовал, как натяжение становится сильнее, а потом с удивлением увидел, что запястья сошлись вместе. Металл реагировал на движения. Беллами перестал шевелиться и сидел очень тихо, пока шнур не ослабил натяжения. Тогда у Беллами наконец снова появилась возможность шевелить руками.

Плечи горели, и Беллами поерзал у стены, пытаясь сесть поудобнее. Кряхтя от напряжения, он наконец устроился и запрокинул голову. Молодой человек был совершенно измучен, но из-за боли не мог спать дольше чем несколько минут кряду.

Сквозь щели в листах металла, из которых были сделаны потолок и стены хижины, проникали тонкие солнечные лучи. Беллами смотрел, под каким углом падает свет, и старательно прислушивался к доносящимся снаружи звукам, пытаясь определить, в каком месте поляны находится его тюрьма. Отдаленный стук топора сообщил ему, что он на довольно большом расстоянии от поленницы. Мимо прошла компания парней, которые болтали о девушках с Уолдена. Помимо их голосов Беллами слышал еще и плеск воды, а это означало, что тропа, по которой ходят за водой, совсем рядом.

Беллами старался идентифицировать каждый звук, который только мог различить. Бревна, загремевшие от столкновения, шорох вытряхиваемых кем-то одеял и тентов, официальный тон распекающего кого-то охранника… Беллами хотел услышать один-единственный голос – голос Октавии. Но тщетно: сколько он ни затаивал дыхание – лишь отчаяние росло в его груди. А он так жаждал услышать голос сестры! Это было ему просто необходимо. Беллами хватило бы всего пары слов, чтобы понять, весела она или напугана, угрожает ей что-то или она в безопасности. Но он не узнавал ни одного из доносившихся снаружи голосов. Видимо, в этой части поляны расположились новички.

У Беллами не осталось сил даже на то, чтобы злиться. Он лишь беспокоился об Октавии, Кларк и Уэллсе. Если бы не они, ему было бы все равно, жив он или мертв, казнят его или изгонят в лес. Но что будет с сестрой, если его убьют? Кто тогда о ней позаботится? Сотня была своего рода общиной, но теперь, когда на Землю прибыл Родос со своими присными, правила изменились. У Беллами не было уверенности, что кто-то присмотрит за сестренкой, потому что все были слишком заняты собой. Точь-в-точь как это было в Колонии.

Громкий удар в стену тюрьмы заставил Беллами шарахнуться в сторону, от чего все тело пронзила острая боль.

– Господи, – простонал он.

Снаружи донеслась возня, сопровождаемая громкими возгласами. Среди них выделялся один знакомый голос – голос Уэллса.

– Надеть наручники! – Беллами никогда прежде не слышал, чтобы Уэллс говорил вот так, как сейчас: низко, угрожающе. – А ну быстро, и чтоб ни звука. Если кто-то хотя бы откроет рот, пристрелю. – Хотя последнее заявление и противоречило всему, что Беллами знал о своем полубрате, было ясно, что Уэллс так и сделает.

«Вот дерьмо, – подумал Беллами. – Канцлерок теперь заговорил как Вице-канцлерок».

За стеной все стихло. Возможно, охранники выполнили приказ Уэллса. Через несколько секунд в дверь ворвались двое: Уэллс с каменным выражением лица и сжатыми зубами и раскрасневшаяся, запыхавшаяся Кларк. Когда они бросились к Беллами, у того от растерянности и облегчения закружилась голова. Неужели они пришли его спасти? И как, тысяча чертей, они умудрились все это устроить?

Грудь Беллами распирало прежде незнакомое чувство – благодарность. Никто никогда раньше не совершал из-за него отчаянных поступков, никто не считал, что ради него стоит вот так рискнуть. Он всю жизнь подвергал себя опасностям, чтобы оберегать Октавию, но не было случая, чтобы кто-нибудь хотя бы перевел на его счет рационный балл или нарушил комендантский час, чтобы проведать его во время болезни.

А теперь девушка, о которой он не посмел бы даже мечтать, будучи в Колонии, и брат, о существовании которого он раньше не догадывался, поставили его жизнь в один ряд со своими.

Кларк опустилась возле него на колени.

– Беллами, – сказала она хрипло, проведя пальцами по его щеке, – ты в порядке? – Никогда ее голос не звучал так испуганно, так беззащитно. Но в девушке, которая только что умудрилась запугать целую кучу вооруженных охранников, конечно, не могло быть ничего беззащитного.

Беллами кивнул и поморщился, когда Уэллс дернул за пристегнутые к колышку в стене наручники.

– Как вы собираетесь их снять? – хрипло спросил Беллами.

Охранники снаружи вот-вот поднимут тревогу. Если медлить, ни один из них троих не доживет до заката.

– Не беспокойся, – сказал Уэллс, – у нее есть ключ.

Кларк залезла в карман и извлекла тонкий ключ, сделанный из того же гибкого металла, что и наручники.

– Как, на хрен, вы раздобыли… хотя знаете что? Не отвечайте. Не хочу знать, – сказал Беллами. – Просто снимите их, и все.

Уэллс взял у Кларк ключ и стал возиться с наручниками, а сама Кларк, снова став врачом, быстро осмотрела плечо Беллами. Раздирая заскорузлые от крови бинты, она что-то бормотала себе под нос. Беллами не мог оторвать от нее глаз. Ее брови напряженно сошлись над переносицей, лоб блестел от пота, но она никогда не была такой прекрасной.