Владимир Чистяков - М. С.

— Мама, плыви сюда. Вода прелесть!

— Нет. Я тут посижу. Стара я уже для таких забав.

Марина рассмеялась.

— Ты не состаришься никогда. Ты и сейчас молодая!

— Угу. На пятом десятке.

— Четвёртый ещё не кончился.

Снова смеется. Встает в полный рост. Разводит руки в стороны. Некоторое время так и стоит, закрыв глаза, и подняв лицо к солнцу. Жаль, скульптора нет, запечатлеть подобную красоту. Ибо так мало красивого в мире. И прекрасное всегда очень хрупко. А крепкое — не прекрасно. Стоят каменные стены мёртвых крепостей. Но давно исчезли сады, бывшие за этими стенами. А мрачные стены так и возвышаются уже не первую тысячу лет. Уже забывшие и сами, для защиты чего их возводили. Прекрасного уже нет, а мрачные камни стоят.

Место здесь всё-таки какое-то волшебное. Словно с картины Софи. Осталось несколько очень смелых её автопортретов. А М. С. давно не бывала в музеях, и не знает, висят они, или пылятся в запасниках. Всех ханжей как ни старайся, не выведешь. А книги о творчестве Софи, где почему-то замалчивались некоторые аспекты её многогранного таланта почему-то появляются. Её уже принялись классифицировать. И ряд пропитанных сказочным духом работ почему-то отнесли к раннему периоду творчества (Софи ставила подписи, но никогда не ставила дат на картинах). Что же, волшебные виденья и вправду плоховато сочетаются с яростными людьми со смертью во взглядах с её последних работ. Но одновременно создавались 966 год, и серия работ-видений. Это Софи почему-то их не захотела выставлять. 'В них есть моя душа. Но нет духа времени. А в 966 есть и то, и другое. И не нравится мне это' .

Дух времени. А сейчас словно ожившую картину Софи видишь перед собой. Спокойную, прекрасную, но всё-таки немного холодную. И с тем самым чуть уловимым ощущением тревоги, которое так мастерски умела передавать она.

Здесь тихо. И прекрасно. И прозрачна вода. И совершенна юная нагая богиня.

Но там, у островка, вечным сном спит мертвое чудовище, лежит сбитый истребитель. И даже торчит чуть-чуть из воды, и блестит в солнечных лучах, стабилизатор.

Словно и вправду застыл мир как на картине. Установилась в нем, наконец, гармония.

И равновесие не нарушилась, когда Марина прыгнула, почти не подняв брызг, и поплыла.

Картины Софи… Ведь и сейчас есть несколько, не виденных никем. М. С. знает про них. Они не устраивали сестру. И она запретила их выставлять.

А одну работу признали бы шедевром. Если бы её кто-нибудь видел, кроме автора. Даже изображенная на ней только через много лет узнала, что картину Софи всё-таки закончила. Увидела. Сначала не поняла, кто это. Но потом… Копнула в прошлом.

Обе они были очень юны тогда. Такие непохожие сестрички. Почти тепличные создания, с восторгом смотревшие на мир.

''Дух лесного ручья' — так хотела Софи назвать эту работу.

Лукавое зеленоглазое существо. Необычного цвета глаза только подчеркивают загадочность облика. Играют в них живые и озонные огоньки. Рассыпаны по плечам длинные чёрные волосы.

А тело юное, не до конца сформировавшееся. Не лишившееся ещё детских черт, но уже приобретающее черты будущей красавицы. Такое волнительно-прекрасное. Нереальное и переполненное жизнью одновременно. Играет солнце в волосах. Лукавство и озорные огоньки во взгляде. Её рисуют такой — и в этом тоже своеобразная проказа.

Семнадцатилетняя Софи так изобразила младшую сестру. Милым, проказливым и всё-таки добродушным и таким безобидным и беззащитным по большому счёту существом.

И тогда ещё Марине неоконченная картина очень нравилась. Её изобразили такой красивой! А как и большинство сверстниц она неравнодушна была к своему телу. Любила танцевать, вертеться перед зеркалом, писала стихи. И много смеялась… И как-то это все причудливо сочеталось с любовью к оружию и интересу к происходящему в мире. А потом… 'Мне даже показалось, что это не ты. Всегда казалось, что-то в тебе скрывается. Что-то… не злое, и не доброе. Странное' .

От картины просто сквозит ощущением красоты, нежности и беззащитности.

Но ведь это волшебное существо стало чудовищной М. С…

День клонится к вечеру. Но ещё очень тепло.

Голова Марины лежит на коленях М. С… Смотрит Марина на облака и говорит. А М. С. оглушает тишина. Оглушает почти до физической боли. Ощущение покоя… Но почему так тяжело на душе? Или просто нет привычки к тишине?

— Наверное, первое мое осмысленное воспоминание детства. Года два мне было. Лето. Всё такое яркое. И ты. Почему-то помню твой запах, ты всегда пахла кожей и металлом. Я редко помню тебя весёлой. Не язвительной, а именно по-человечески веселой. Ты смеялась. Подхватила меня на руки, кружилась по комнате. Какой же большой, сильной и доброй ты мне казалась.

И я точно знала, что больше ни у кого нет такой замечательной МАМЫ.

Твой мотоцикл. Чёрный, но так блестел!

Спросила — хочешь покататься. Я разумеется, сказала 'да' , хотя и не понимала, как на нем сидеть.

Дорога. И ветер в лицо. Я только потом поняла — Марина добродушно улыбнулась. Любое мужское сердце растаяло бы от такой улыбки — насколько же ты бесшабашная. Касок ни себе, ни мне не надевала. А ветер был таким. И так хорошо и радостно было нам.

— Мне в тот день исполнился двадцать один год. Совершеннолетие по старым законам. Повидала я к тому времени сама знаешь сколько. Но захотелось почувствовать обычной смешливой девчонкой. Пусть и с невыносимым характером. И день был красивый. И страшно хотелось танцевать. Мир снова казался чудесным. И мир ещё не успел научить тебя грустить. Мир казался добрым в тот день… Да может и был таким. В тот день.

— Сейчас ты словно не М. С., а просто моя Мама. Добрая, заботливая, и как говорят, маленькие дети, самая лучшая в мире. Ты ведь могла быть такой всегда, а не время от времени.

— Но тогда бы у нас не было страны. Да и вряд ли мы были живы.

— За все в этом мире надо сражаться… Но почему надо драться за то, что дается человеку изначально. За тишину и покой?

— Не знаю — просто ответила М. С. — машина во мне может выдать сейчас заумное рассуждение на данную тему. Но человек говорит 'Не знаю' .

— Гармония. Ощущение гармонии. С самой собой. И с миром. Когда сидишь вот так. Ощущаешь всю красоту мира. И себя ощущаешь его частью. Нигде не испытывала подобного. Заколдованное место. Добрым кем-то к людям заколдованное. До него тяжело дойти. Но когда дошёл — обретаешь многое.

Злые люди сторонятся таких мест, и никогда не придут сюда.

— Меня называют злой. Но я здесь.

— Ты не злая. И не добрая. Ты сама забыла, какая ты есть.

М. С. молчит. Как очень часто бывало в подобных спорах, и здесь Марина оказалась права.