Валентина Журавлева - Снежный мост над пропастью. (Сборник)

— Кушать подано…

Сергей Николаевич пил чай, придерживая стакан обеими руками. Слушал Мосткова. Тот говорил тихо, наклонившись над столом:

— Откладывать на этот раз не будем: начнем в час ночи, сразу во всем городе… Комитет назначил представителей по районам. В Куломзино пойдешь ты. Командует там Антон Поворотников. Помни: надо сразу взорвать железнодорожные пути. Динамит на Большой Луговой, у Алексея Мокрова. Вечером, в одиннадцать часов, оттуда выедет пролетка. Извозчик — наш человек.

Мостков замолчал, прислушиваясь к отдаленному цоканью копыт. Оно приближалось. Мостков подошел к окну, взглянул поверх занавески.

— Казаки! Шестеро… И офицер. Похоже — к нам.

Он бесшумно убрал недопитые стаканы, пристально оглядел комнату: старенький шкаф, застланную солдатским одеялом кровать, иконы в углу. Достал из ватника часы, положил на стол.

— Ты пришел чинить часы. Понял?

Кто-то поднимался по лестнице. Мостков склонился над часами, громко сказал:

— Починить можно, господин Воротынцев, отчего же не починить. Однако поимейте в виду…

Казачий офицер, в черкеске с газырями, поднялся по лестнице, чиркнул спичкой, освещая темный коридор. Постучал в первую дверь. Послышались громкие шаги. Дверь открылась. На пороге стоял человек в темном, английского покроя костюме.

— Господин Комов?

Тот усмехнулся уголками тонких губ:

— Да. Чем могу быть полезен?

Офицер перешагнул порог. Снял фуражку. Достал задушенный платок, вытер плоское, в рябинках лицо.

— Честь имею представиться, — есаул Кульнев.

Он немного шепелявил, говорил: “чешть”, “ешаул”.

Комов спокойно спросил:

— Из контрразведки?

В глазах есаула вспыхнули желтоватые, недобрые огоньки.

— Из контрразведывательной части осведомительного отдела штаба верховного правителя.

— Прошу, господин есаул. Счастлив познакомиться.

Кульнев, словно не заметив иронии, не спеша прошелся по комнате.

— Со вкусом устроились, господин Комов, — сказал он, оглядывая золотистый афганский ковер, картины, беккеровский рояль, шахматный столик китайской работы. — От папаши осталось? Почтенный был коммерсант. Мельницы, лесопилка…

— Вы и это знаете? — любезно спросил Комов.

— Приходится. По долгу службы-с.

Есаул подошел к шахматному столику, поправил расставленные фигуры, передвинул белую королевскую пешку.

— Забавная игра… Увлекаетесь?

Комов, стоявший по другую сторону столика, молча сделал ответный ход.

— Да, господин Комов, — продолжал есаул, двигая коня, — такая уж служба. Все приходится знать. И то, что по окончании курса в университете вы отбыли за границу. И то, что в Париже встречались с большевиками.

— И то, что отказался примкнуть к их движению, — в тон есаулу сказал Комов, продвигая пешки на королевском фланге.

— Точно так-с. Отказались. Знаем и это. Но кое-что остается в тени. Например, род ваших занятий. С вашего разрешения, сниму пешечку.

— Пожалуйста, господин есаул. Вы слабо играете, За две пешки я беру у вас слона… А род моих занятий тайны не составляет. Научная работа.

— Правильно изволили заметить, господин Комов: слона я проиграл. На войне как на войне… Однако как это прикажете понимать — научная работа?

— А очень просто. Хоть это и далеко от моей специальности, но сейчас я готовлю монографию о хроматической аберрации кварцевых линз. Думаю издать в Лондоне. Шах королю…

— Короля мы прикроем. Значит, хроматическая аберрация. Так-с. В таком случае разрешите полюбопытствовать: для чего вам понадобился ящик детонаторов? И как он к вам попал из порохового склада?

Комов пожал плечами. Решительно передвинул коня.

— Как попал? В писании сказано: неисповедимы пути господни…

— Неисповедимы? — переспросил есаул и, почти не глядя, сделал ответный ход ладьей.

Комов внимательно смотрел на доску.

— Вы проиграли, господин есаул, — сказал он. — Шахматы — это искусство. Грубая сила здесь не котируется. Ваш ферзь погиб.

— Погиб, — согласился есаул и быстро, не думая, рванул по диагонали слона к черному, прижатому в угол королю: — Шах. Следующий ход — мат.

Выигрыш был мастерский — с жертвой ферзя. Комов присвистнул, покачал головой.

— Поздравляю, господин Кульнев. Вот уж не подозревал…

— Итак? — Желтые глаза есаула цепко смотрели на Комова. — Детонаторы, надо полагать, там? — Он кивнул на дверь, скрытую портьерой. — Может быть, посмотрим?

Комов подошел к шкафчику, достал начатую бутылку коньяка, налил себе и есаулу.

— Ваше здоровье, господин Кульнев.

Есаул потянул дверь — она была заперта.

— Ключ?

Комов сказал весело:

— К чему? Я же не отрицаю — детонаторы там. Сегодня привезу еще два ящика.

Есаул нажал на дверь — она заскрипела.

— Одну минуту! — Комов порылся в карманах, протянул есаулу плотный, вчетверо сложенный лист бумаги. — Взгляните.

На гладком, с гербовой печатью листе значилось: “Коменданту порохового склада полковнику Бурсаковскому. Выдать подателю сего господину Комову требуемое количество детонаторов и динамита. Начальник штаба верховного правителя генерал Лебедев”.

Рябоватое лицо есаула покрылось бурыми пятнами.

— Какого же черта вы молчали? — грубо сказал он.

Комов громко рассмеялся. Придвинул есаулу рюмку.

— Реванш, господин Кульнев. В отместку за шахматы. Пейте, коньяк отличный…

Мостков и Воротынцев отошли от стены. Сели к столу. С улицы донесся стук копыт.

— Плохо, — сказал Мостков. — Отсюда нужно уходить.

— Комова я знаю, — задумчиво проговорил Воротынцев. — Вместе учились. Странный человек. Но доносить не будет. Я другое думаю: можно воспользоваться разрешением Лебедева. Довезти динамит до Куломзина не так-то просто.

Мостков с сомнением покачал головой.

— Если Комов узнает…

— Не узнает, — перебил Воротынцев. — Сделаю так, что не узнает… Ну, соглашайся!

Мостков помолчал. Достал кисет с махоркой, свернул цигарку.

— Ладно. Попробуй. Но помни: о восстании ни полслова. Прежде всего выясни, как к нему попало это разрешение. И для чего ему понадобился динамит.

Мостков взглянул в окно, нахлобучил меховой треух, скользнул в дверь. Сергей Николаевич смотрел на потухшую печь, ждал. Потом вышел, постучал к Комову.

Дверь открылась рывком.

— Ну? Кто?.. Воротынцев? Вот встреча! — Комов обрадованно засмеялся. — Заходи, Сергей Николаевич, раздевайся, у меня тепло. Черт, вот встреча! Ты мне нужен, сегодня только думал, как тебя разыскать…