Поль Уинлоу - Конан и слуги чародея

Подхваченный внезапным импульсом, Конан ухватился за голову статуи и что было сил рванул ее на себя. Суставы и сухожилия затрещали от страшного напряжения, вены вздулись - однако изваяние сидело, как влитое, на своем розовом троне.

Душитель уже оказался за спиной Конана. Ядовитая зеленая слюна жгла, словно огнем, затылок варвара. Конан дернулся, подтягиваясь к голове Размышляющего Ханумана, и Черная Ипостась промахнулась - вошла в ткань заплечного мешка, который Конан так и не успел снять - туда, где был карман. Раздался приглушенный рев, и Душитель так рванул Конана назад, что сидящая статуя начала, наконец, крениться. Хватка каменных лап тут же ослабла. Конан, рыча от невыносимой боли, вырвался и откатился, оглядываясь.

В пасти Черного Ханумана бился клубок алых огненных змеек, сестер тех, которые обглодали уже его руку. И в этот самый момент изумрудная статуя Размышляющего Ханумана обрушилась прямо на Душителя.

В последнее мгновение варвар заметил, как глаза Черного Ханумана расширились в неописуемом ужасе; он вскинул руки, словно пытаясь защититься, и истошно, тонко, визгливо заверещал, точь-в-точь как заметившая кобру банановая обезьянка...

Статуя Размышляющего Ханумана рухнула на Душителя, словно секира палача на шею осужденного. Вскинутые руки Черной Ипостаси сломались, точно были из сухого бамбука; вся тяжесть падающего изваяния ударила в надтреснутую голову изваяния, именовавшего себя Кивайдином, дробя ее на множество мелких обломков...

Спустя мгновение на полу вместо двух статуй оказалась лишь груда острых каменных осколков, в пыль обратился даже бриллиант Главного Глаза...

Конан перевел дыхание. Отчаянно-рискованный план удался... хотя вряд ли, конечно, ему удалось убить Бога...

От черного овального входа на ведущую вверх спиральную лестницу донеслось долгое тоскливое завывание, закончившееся полным несказанной боли предсмертным стоном - призрачному привратнику изгнание его хозяина тоже пришлось не по вкусу.

Направляясь к выходу, Конан нагнулся, чтобы подобрать изумрудную статуэтку Размышляющего Ханумана. Он обещал отдать ее Скарфену и компании и выполнит данное слово. Киммериец невольно вздохнул, вспомнив сгинувший алмаз со лба большой статуи - достанься он ему, и роскошь до конца жизни была бы обеспечена... Впрочем - сожаление недостойно мужчины; добыча и так достаточно велика.

...Через много лет он отроет старательно запрятанные сокровища - когда ему понадобится армия для похода на Тарантию. Он станет королем; а начало дороги к аквилонскому престолу будет положено именно здесь, на затерянном вендийско-кхитайском пограничье.

...Конан поднимался по лестнице, держа перед собой выломанную из пола бронзовую лампу. Позади оставался виток за витком - и внезапно киммериец остановился, как вкопанный. На ступенях темнело пятно крови, а в середине его лежал полураздавленный, изуродованный трупик суслика. Терша принял здесь свой последний в этом мире бой.

Скулы Конана окаменели. Нагнувшись, он бережно поднял тельце; что бы ни случилось с самим божком, плоть его должно с почестями предать погребальному костру.

Дальнейший путь наверх оказался спокойным. И лишь выбравшись на поверхность, Конан внезапно услыхал странный хруст в своем заплечном мешке. Щурясь от брызнувшего в глаза яркого дневного света, киммериец поспешно распустил завязки - и с изумлением увидел, что в искристой изумрудной пыли ворочался, протирая глаза и отплевываясь, маленький обезьяний детеныш. Обомлевший Конан протянул к нему руку, и тот моментально вскарабкался на подставленную ладонь.

- Спасибо, - тоненьким, писклявым голоском проговорило существо, отряхиваясь. - Наконец-то я вернусь в мой храм! Спасибо тебе, Конан из Киммерии. Справедливость восторжествовала - мы с братом вновь предадимся размышлениям...

- С братом? - только и смог выдавить из себя киммериец.

- Ну да! Нас у отца было двое. Но Черная Ипостась, отвратительный и коварный Душитель, сумел когда-то взять верх. Отец. Отец пал... и храм обратился... ты сам видел, во что. Но теперь все изменится! - Обезьянка ловко спрыгнула с руки Конана и заковыляла к черной дыре входа в подземелье, а спустя мгновение из зарослей серым комком выкатился ее точный близнец; обезьянки последний раз взмахнули лапками, прощаясь, и скрылись во тьме.

Плита со скрежетом встала на место.

...А когда Конан добрался до лагеря, он застал Скарфена и прочих в ужасе глядящими на мелкие изумрудные обломки, оставшиеся от расколотой статуэтки Размышляющего Ханумана...