Владимир Михайлов - …И всяческая суета

– Безмыльцев, – подсказал А. М. Бык.

– Безмыльцев, – сказал Федор Петрович в трубку. – В кино? Не знаю, может, и тот самый… Ах, вы знаете? Стукач? Ну, может быть, нам-то от этого что? Да пусть он хоть десять раз бабник, это еще не основание, чтобы он являлся сюда с какой-то шайкой…

– Я попрошу! – грозно сказал Безмыльцев.

– Пожалуйста, – сказал Федор Петрович, протягивая ему трубку, из которой и сейчас доносился чей-то командный голос.

Товарищ Безмыльцев сделал отвергающий жест.

– Не хочет разговаривать, – перевел Федор Петрович это движение на язык слов. – Примете меры? Хорошо, Николай Варфоломеевич, мы рассчитываем. Да? Не сомневайтесь. Все будет в порядке.

Он положил трубку.

– Я человек твердый и решительный, – отрекомендовался Безмыльцев. – Так что будьте любезны выполнить мою просьбу. Учтите: у меня и здесь в кейсе имеется включенный диктофон.

– А пожалуйста, – сказал А. М. Бык. – Работать можете здесь. Это, конечно, чужой кабинет, но другого пока предоставить вам не можем. Документацию? Сию минуту. – Он подошел к столу, нажал кнопку. – Сирена Константиновна? Документацию, пожалуйста, ревизорский комплект.

Уже в следующую секунду в кабинете возникла Сирена Константиновна, державшая в руках стопку футляров с дискетами.

– Вот здесь все, пожалуйста, – сказала она и положила дискеты на стол.

– Тут все, с самого начала деятельности, – сказал и А. М. – Ну, не будем больше отвлекать вас. Работайте.

Наступила пауза.

– А, собственно, где же документация? – не совсем уверенно спросил один из узкополосатых.

– Вот это она и есть, – сказал А. М. Бык.

– Где же накладные, платежные требования, соглашения, ведомости, договоры?

– Да здесь все! – повторил А. М. Бык с некоторым уже нетерпением. – Вам что, бумажки нужны? Это, извините, уровень застойного периода. Вот компьютер – приступайте…

– Попрошу не саботировать! – грозно произнес Безмыльцев. – Немедленно предоставьте все необходимое!

– Им, наверное, распечатки нужны, – предположила Сирена Константиновна.

– Ну, это вам придется неделю ждать, – сказал А. М. Бык с некоторым пренебрежением в голосе. – У нас и бумаги столько нет в конторе, шутка ли. Что же, приходите завтра, что-нибудь попробуем…

Полосатая шестерка нерешительно глядела на Безмыльцева.

– Хорошо, – сказал он твердо и решительно. – В таком случае, сегодня мы ознакомимся с вашим производством. Все равно нам предстоит все проверить на вредность, на экологичность, уровень охраны труда…

– И пожарную опасность, – подсказал один полосатик.

– И пожарную опасность, вот именно.

– А пожалуйста, проверяйте, – сказал А. М. Бык, делая широкий жест. – Здесь, в приемной, в прихожей – где угодно.

– Нам угодно прежде всего в цех, – сказал Безмыльцев.

– А в цех посторонним доступ запрещен, – сообщил А. М. Бык.

– Значит, мы, по-вашему, посторонние?

– Федор Петрович, – сказал А. М. – Разве они только по-моему посторонние?

– Я стою на той же точке зрения, – ответил Федор Петрович. – А вы, Сирена Константиновна, как полагаете?

– О, точно так же, – сказала Сирена Константиновна, обаятельно улыбаясь.

– Ах, вот как! – сказал Безмыльцев грозно.

Неизвестно, что услышал бы он в ответ. Но как раз в этот миг за окном снова усилился шум, производимый прежде всего чьим-то пронзительным голосом – и голос этот, видимо, был знаком Безмыльцеву. Он заторопился к окну.

– Отворите, пожалуйста! – выразил он настойчивое пожелание.

А. М. Бык с готовностью отворил, и Безмыльцев высунулся.

– Эсхил Вильямович! – завидев рыжую головку, возопил обладатель оперного фальцета. – Там на углу вашу «вольву» шпана курочит, стекла уже повыбивали, сейчас крышу топчут!

– Милиция! Куда смотрит милиция! – твердо и решительно воззвал Безмыльцев.

Милиция, стоявшая внизу, именно в это время с интересом смотрела на него, не покидая, однако, доверенного ее вниманию поста.

Товарищ Безмыльцев сделал движение, едва не перенесшее его по другую сторону окна, но вовремя удержался и повернулся к присутствовавшим в кабинете.

– Вот видите, – с грустью сказал Федор Петрович. – А поговорили бы с Николай Варфоломеичем, может быть, и обошлось бы добром…

Безмыльцев дико глянул на него и вылетел в дверь, с места развив вторую космическую скорость. Его команда последовала за ним – без такой, впрочем, прыти и с выражением сдержанного сочувствия на лицах.

– Есть мнение, – сказал Федор Петрович, – считать инцидент исчерпанным.

– Целиком поддерживаю, – ответил А. М. Бык. – Давайте-ка работать, дела невпроворот… Как, заказ Тригорьева у нас пошел в производство?

– Сейчас в процессе, – немедля ответила Сирена Константиновна.

– Надо, надо, – одобрительно сказал Федор Петрович. – Они по совести служат.

– Только ли они, – сказал А. М. Бык.

Федор Петрович лишь усмехнулся.

II

Многое изменилось, не правда ли, с тех пор, как мы впервые оказались под кровлей кооператива?

А ведь скоро сказка сказывалась, да не скоро дело делалось. Ускорилось же оно тогда, когда А. М. Бык совместно с Федором Петровичем решили, что есть уже все основания выводить кооператив на глубокую воду.

Механизм такого вывода прост, хорошо отработан и обоим нашим деятелям (впрочем, Федору Петровичу в большей степени) был досконально известен. Поэтому начали они с того, что пригласили журналиста из большой и популярной газеты «Дни нашей жизни».

Газетчик направлялся на свидание с кооператорами без особого воодушевления. Захваченный, как и все мы, магистральными событиями преобразования нашей жизни, он занимался в эти дни преимущественно тем, что пытался проанализировать сходства и различия великого множества рецептов радикального и коренного улучшения экономики, политики, экологии, морали и нравственности – того великого множества, какое к описываемому нами времени успело не только возникнуть, но стало уже как-то и надоедать всем, начиная с первых людей руководства и кончая контингентом домов для престарелых. Однако, увидев и услышав, корреспондент, что называется, загорелся и набрал материала на три больших стояка в газете, из которых после всех сокращений, неизбежных в любом периодическом издании, два четырехколонных стояка все же получились и были опубликованы почти без промедления как раз в дни переговоров между Президентом СССР и Председателем Верховного Совета РСФСР по поводу пятисот дней.

Разговор с журналистом происходил в той самой лаборатории, где в те дни стояла, как мы помним, всего лишь одна старая ванна, в которой тем временем возникал очередной клиент. Присутствовали, кроме обоих директоров, Землянин и девушка Сеня, к тому времени начавшая уже постигать тайны необычного ремесла, которое, подобно шахматам, относилось частью к науке, частью же к искусству, и только от игры в нем ничего не было, и от политики, возможно, тоже. Сеня, впрочем, в разговоре не участвовала, хотя корреспондент и пытался было ее вовлечь; вообще, у мужчин при виде ее почему-то сразу возникало желание вовлечь ее во что-нибудь. Сеня не поддалась и лишь тихо сидела в теплом уголке на табуретке; было у нее такое свойство – присутствуя, как бы исчезать для всех, как если бы она умела становиться невидимой. Потом, по ходу разговора, появлялись в лаборатории и другие люди. Но не станем забегать вперед.