Андрей Попов - Дверь в сказочный ад

Нет, это уже не шорох — какой-то грохот беспечного растяпы. И рука, повинуясь не столь приказу ума, сколь естественному рефлексу, несколько раз дернула за шнурок, а в спальне дворецкого в тот же миг зазвонил колокольчик. Насколько я смог изучить своего слугу, он должен был явиться минимум через пару минут.

…эта мысль пришла спустя уже минут пять. Пот струился по лицу, орошая своей прохладой вспыхнувшие щеки. Тело, казалось, перестало быть моим — бесчувственно валялось на кровати. Но все же я заставил его поднятья и позвонил еще раз. Лжепророк-утешитель, живущий в моей душе, настойчиво кричал, что это всего лишь слуги, занимающиеся своими привычными ночными подвигами. Но голос его был так слаб, что сминался под шарканьем тапочек. Он конечно лгал. Я жаждал поверить в эту ложь и — не мог.

Стараясь производить как можно меньше шума, я на цыпочках покинул спальню и направился к своему кабинету. Ориентировался почти на ощупь, а зажечь светильник попросту не хватало духу. Так как возня на нижнем этаже стала уже до дикой степени реальной, то сомневаться в происходящем было бы отчаянной глупостью.

Вот наконец и родной кабинет весь опустошенный темнотой. Теперь можно зажечь канделябр. Ружье… главное — ружье! Через пару секунд оно уже было у меня, вцепившись гашеткой в кисть правой руки, а двумя стволами — в левую. Мертво. И сразу стало легче дышать. В карман пижамы я положил дюжину патронов и изрядно осмелевший принялся спускаться, освещая дорогу. Ступеньки вспыхивали и гасли. Благо, окна были незашторены, и сонный свет далекой луны несколько расшевеливал омертвелый сумрак, делая его рыхлым, чуточку прозрачным. Внутренние контуры замка казались нарисованными мазками темных красок.

Вдруг послышались голоса…

Я чуть не расхохотался. Ну конечно же: это всего-навсего голоса прислуги, которая изредка предавалась ночным бдениям, только явно не молитвенным! Может, с ними и Голбинс? Вот и объяснение тому, что он не явился на мой зов… Ай, дворецкий… ай, старый проказник! И я принялся спускаться куда более уверенно.

Стоп!.. Нет. Не прислуга… Вдруг вспомнил, что внутренний «телеграф» замка устроен так, что колокольчик должен был зазвонить одновременно и на первом этаже. Не услышать его, если бодрствуешь, было невозможно. Уж кто-нибудь из слуг давно пришел бы ко мне в спальню. Потом я почувствовал дрожание собственных пальцев, медленно поднимающих ружье в горизонтальное положение. В левой руке также подрагивал испуганным светом горящий канделябр.

«Может, просто ночные грабители?», — две или три извилины в моей голове, перемкнув, родили эту банальную мысль. Как и прошлой ночью, я ухватился за нее как за последнюю надежду.

– Какого чер… — далее снизу послышалась громкая возня и продолжение реплики: — какого черта он завешал нас этими полотенцами?!

В тот же момент канделябр со звоном выпал из руки и грохнулся на ступени, боязливые огоньки света были тотчас поглощены прожорливым мраком. Этот голос вперемежку с хрипотой и рычанием мог принадлежать только рыси. Скорее я забуду голос собственной матери, но только не его! Он отпечатался в моей памяти так же хорошо, как отпечатываются на казначейской бумаге все тонкости денежной купюры.

Потом явилась ударная волна страха. Душу посетило настоящее цунами, круша все помыслы и чувства.

Нет… нет… НЕТ!! Этот сон должен быть другим! И закончится он вполне благополучно!

Пошатываясь от сумрака в глазах, я отчаянно подумал: «прежде, чем все это началось, я ТОЧНО уснул?».

Я опять сплю?!

Писклявый мяукающий голосок привел меня в чувства:

– Господа! Я думаю, наш уговор остается прежним: печень моя…

Место, на котором я стоял, стало горячим. Бас бегемота, раздавшийся следом, показался басом самого дьявола, вылезшего из преисподней:

– Если говорить откровенно, господа, он мне не по душе и не по вкусу. Слишком худощавый, мясо сухое, жесткое. В нем мало крови… Жаль! Очень жаль!.. Я помню барона Туквина, которого мы даже вшестером не в состоянии были съесть целиком: тучный, сочный, упитанный…

– Зато совершенно невоспитанный! — эмоционально, выхрюкивая каждое слово, сообщила свинья. — Вспомните, господа, как он оскорблял нас перед каждой своей смертью! Он называл нас мерзкими тварями, сволочами, даже… вшивым отродьем! Думаете, мне приятно было все это выслушивать?

Все без исключения голоса доносились из гостиной. Театр абсурда выглядел великолепно. Будь я его посторонним зрителем, а не участником, от души бы развлекся. Так и подмывало предчувствие, что вот-вот опустится занавес, грохнут ленивые аплодисменты, выйдут звери, снимут маски, раскланяются…

Я ощупал собственное тело: руки были похожи на руки, ноги — на ноги, одежда, соответственно, на точную копию моей ночной пижамы. Затем я потрогал перила лестницы, пытаясь эмпирически воспринять окружающий мир: сон — не сон, бред — не бред? Не поймешь… но декорации выглядели вполне правдоподобно.

Чуть не закричал…

И как я не заметил этого раньше?! Буквально в нескольких шагах от меня стояла статуя — копия дворецкого. Знакомая картина: бледное восковое лицо, точно отлитое в форме, широко открытые глаза с отсутствием зрачков, слегка согнутые руки и ноги, готовые сделать очередной шаг по ступеням. Короче, тот же кошмар, и те же действующие лица.

– Голбин-н-нс!!! — прошептал я, наивно полагая, что от произнесения его имени чары должны развеяться.

Отчаяние граничило с безумием. Я уже готовился сойти с ума, после чего можно было бы жизнерадостно рассмеяться, вырвавшись из плена здравомыслия. Впрочем, сходят ли с ума уже сумасшедшие? Тут я вдруг вспомнил, что вооружен, и мысль сия пришла как нельзя кстати. Темнота выкинула на свою поверхность огромное шевелящееся пятно, похожее на тень. Фигура неуклюже приближалась…

Медведь! Уж его-то невозможно было спутать с кем-то другим. Ночь сняла парадность с его королевского одеяния, оставив на нем лишь черно-серые тона. Очки, напяленные на его морду, выглядели так нелепо… как он их только умудряется одевать и снимать своими грубыми лапами? Да и зачем они ему? Сквозь прозрачные стекла на меня уставились совершенно беззлобные и, казалось, умные глаза зверя.

Иди-ка сюда, скотинка…

Я прислонился спиной к стене, чтобы противодействовать отдаче, упер приклад в плечо, целясь ему в голову.

– Мяса захотел, сволочь…

И с этими словами спустил курок. Фантазия уже рисовала лужи крови, дикий рев, разлетающиеся стекла от линз… но дальше произошло…

Вот напасть! Да ничего не произошло! Курок не двигался с места. Гашетка словно перед этим ржавела целыми веками. Я надавил на нее со всей силой, пальцы онемели, почти слились с металлом, и — безрезультатно… Ружье медленно опустилось. Оно отказывалось мне служить. Все — абсолютно все в этом замке восстало против меня!