Уолтер Миллер - Да будет Человек (Fiat Homo) (Песнь для Лейбовица, Часть 1)

- Святой Лейбовиц, заступись за нас, - шептал брат Френсис вместе с остальными.

После краткой молитвы хор грянул "Тебя, Бога, хвалим". Потом последовала месса в честь нового святого, и все кончилось.

В сопровождении двух седариев внешнего дворца, одетых в алые ливреи, небольшая кучка паломников проследовала бесконечной чередой коридоров и галерей, то и дело останавливаясь у стола очередного чиновника, который осматривал их пропуск и ставил на нем росчерк гусиным пером. Затем седарий передавал пропуск следующему чиновнику с еще более пышным, почти уже не произносимым званием, и паломники следовали дальше. Брат Френсис весь дрожал. Кроме него, здесь было два епископа, какой-то господин в парче и золоте, вождь лесного племени (недавно обращенный в христианство, но еще не снявший плащ и головной убор из шкуры пантеры, своего тотемного животного), простак в кожаной куртке с соколом на рукавице (видимо, принес в дар его святейшеству) и еще несколько женщин - не то жен, не то наложниц вождя. Во всяком случае, так подумал Френсис, глядя как они ведут себя с ним. Наверное, новообращенный вождь пантерного племени формально разорвал с ними брачные узы, но и обычаев своего народа нарушать не стал.

Паломники поднялись по Небесной лестнице, где их встретил мажордом в торжественно строгом облачении и сопроводил в тесную прихожую, дверь из которой вела в огромный зал консистории.

- Пресвятой отец примет их здесь, - тихо сказал мажордом седарию, вручившему ему пропуск. Затем важный служитель окинул пришельцев взглядом весьма неодобрительным, как показалось Френсису, и шепнул что-то на ухо седарию. Тот залился краской и в свою очередь зашептался с вождем. Дикарь насупился, но все же отодвинул со лба на спину клыкастую морду пантеры, венчавшую его наряд. Последовала быстрая перестановка - его елейшество, тихо шепча с выражением ласковой укоризны, расставил паломников, как шахматные фигуры, в соответствии с какими-то неведомыми правилами протокола. Мастерство главного лакея могли оценить только седарий.

Долго ждать не пришлось. В комнату для аудиенций быстрым шагом вошел давешний старичок в белом облачении, за ним шла свита. У брата Френсиса все поплыло перед глазами. Однако он вспомнил, что дом Аркос пригрозил запороть его до смерти, если во время аудиенции Френсис упадет в обморок, и он взял себя в руки.

Выстроенные в ряд паломники опустились на колени. Старик в белом ласково велел им подняться. Френсис собрал в кулак все свое мужество и поднял глаза. В базилике он толком не рассмотрел папу, видел лишь среди моря красок какое-то сияющее белизной пятно. Теперь же, вблизи, он обнаружил, что папа не был девяти футов роста, как грозные дикари с севера. К удивлению монаха, этот маленький старик, Отец государей. Мостостроитель мира, Христов викарий на Земле, выглядел куда менее устрашающим, чем аббат Аркос.

Папа медленно шел вдоль шеренги паломников, приветствуя их по очереди, а одного из епископов даже обнял. Его святейшество говорил с каждым, с кем - на его родном диалекте, с кем - через переводчика. Вот он передал сокола монсеньору из свиты и засмеялся - такое у того сделалось испуганное лицо. Вот поприветствовал вождя лесных людей на дикарском языке и еще сделал рукой какой-то замысловатый жест, отчего паломник в пантеровой шкуре весь просиял. Папа заметил откинутый на спину вождя головной убор и водрузил его на чело гостя. Тот прямо раздулся от гордости и поискал глазами его елейшество, главного служителя, однако тот незаметным образом испарился.

Папа приближался к брату Френсису. Опустившись на колени, Френсис приложился губами к папскому перстню. А встав на ноги, смешался; реликвию святого Лейбовица он прятал за спиной, словно стыдясь показать. Янтарные глаза папы смотрели на него ласково и приглашающе. Лев заговорил с монахом на староцерковном, он не любил этот напыщенный язык, но приходилось следовать древнему обычаю, если, конечно, имеешь дело не с вождем племени пантер.

- Премногая печаль охватила сердце наше, возлюбленный сын, когда дошла до нас весть о постигшей тебя напасти. Ведомо нам о многотрудном путешествии твоем. Ведь ты пустился в путь по приглашению нашему, но был по дороге ограблен нечестивыми разбойниками. Истинно ли так?

- Да, святой отец. Но это неважно. То есть тогда это показалось мне важным, но... - Френсис сбился.

Старик мягко улыбнулся.

- Ведомо нам также, что ты вез нам дар, похищенный у тебя в пути. Не тревожься о сем. Твое присутствие здесь - наилучший дар для нас. Давно мечтали мы воздать дань уважения тому, кто обнаружил бренные останки Эмили Лейбовиц. Наслышаны мы и о трудах обители вашей. Неизменно благосклонны мы к братии святого Лейбовица. Без трудов ваших мир утратил бы память. И ежели церковь, претайное тело Христово - это тело, то орден ваш - память христианства. Сколь многим обязаны мы святому патрону и основателю вашему. А века грядущие будут признательны ему еще более. Поведай нам о своем путешествии, сыне.

Брат Френсис протянул синьку.

- Грабитель оказался настолько добр, что оставил мне это, святой отец. Он... по ошибке принял сию реликвию за копию разукрашенного руна, которое я вез в дар вам.

- И ты не вывел его из заблуждения?

Брат Френсис покраснел.

- Стыжусь признаться, святой отец, но я...

- Так сие, стало быть, и есть реликвия, кою обнаружил ты в подземелье?

-Да.

Папа лукаво улыбнулся.

- Выходит, разбойник счел истинным сокровищем твое творение? Что ж, и бандиты умеют ценить искусство. Монсеньор Агуэрра описал нам красоту твоего руна. Воистину прискорбно, что оно похищено.

- Ничего, святой отец. Жаль только, что я впустую потратил пятнадцать лет.

- Впустую? Ну как же "впустую"? Ведь если б грабитель не прельстился красотой твоего произведения, он непременно забрал бы реликвию. Так ведь?

Брат Френсис был вынужден согласиться. Лев XXI взял древнюю синьку и осторожно развернул ее. Долго смотрел он на чертеж молча, а потом спросил:

- Скажи нам, внятны ли тебе символы, начертанные Лейбовицем? Что такое означает сие?

- Нет, святой отец. Невежествен я.

Папа наклонился и шепнул:

- Я тоже.

Засмеялся, благоговейно поцеловал реликвию, словно приложился губами к алтарю, потом свернул и передал служителю.

- Благодарим тебя от глубины сердца нашего за пятнадцать лет трудов, возлюбленный сын наш. Ты потратил годы, дабы сохранить для нас реликвию. Почему не почитай их потраченными втуне. Ты преподнес пятнадцать лет жизни Господу. Когда-нибудь смысл рисунка будет разгадан. Быть может, там изображено что-нибудь весьма важное, - старик вдруг подмигнул или просто сморгнул? Нет, Френсис готов был поклясться, что подмигнул.