Зенна Хендерсон - Вершина

— Потому что мы живем в продажном мире, — сказал Денби, поразившись собственным словам. — В мире, где все продается, трудно определить ценность настоящего искусства. Повторите, пожалуйста, эти строки еще раз.

— …Так и твердить бы век: “Спокойной ночи”! — тихо произнесла она.

— Дайте-ка я закончу, — попросил Денби, напрягая всю свою память:

— Прощай! Спокойный сон к тебе приди…

Внезапно в дверях появилась миссис Денби. Мисс Джонс вскочила.

— Добрый вечер, мадам.

Джордж даже не потрудился встать. Да это ему все равно бы не помогло. Со своего места ему была прекрасно видна разъяренная супруга, замершая в дверном проеме. На ней была новая пижама “кадиллет”, ноги были босы, благодаря чему она появилась так бесшумно. Судя по вытянувшемуся лицу и беспощадным холодным глазам, Лора ничего не захочет, да и не сможет понять.

С обреченной отчетливостью Джордж понял, что в этом мире Сентябрь умер много лет назад. Он представил себе завтрашнее утро. Вот он погружает коробку в свой “Беби-бьюик” и мчит по улицам города, пестрящим яркой рекламой, вот он заходит в магазин подержанных вещей и просит старика принять назад мисс Джонс, вот он получает из его рук свои деньги… Денби посмотрел на мисс Джонс, которая одиноко стояла посреди гостиной и повторяла, словно испорченная пластинка:

— Я сделала что-то не так, мадам? Я сделала что-то не так?..

Прошло много времени, прежде чем Джордж вновь появился у Фредди. К тому времени Лора уже начала с ним понемногу разговаривать, и мир постепенно приобретал прежние очертания. Выпив пива, он гнал свой “Беби-бьюик” мимо разноцветных огней рекламы. Стояла ясная июньская ночь, звезды яркими кристаллами сияли на подсвеченном крикливой рекламой небе. Закусочная на углу торговала вовсю. Посетители толпились возле хромированной стойки, за которой суетилась официантка. Что-то в ее облике заставило Джорджа притормозить: то ли ее жесты, то ли полузабытое сияние сентябрьского солнца, исходившее от ее золотых волос.

Хозяин закусочной стоял недалеко от входа и, облокотившись о стойку, разговаривал с одним из посетителей. Войдя в закусочную, Джордж почувствовал, как сжалось его сердце.

Он подошел к хозяину и хотел было врезать по его толстой роже, как вдруг заметил на стойке маленькое объявление, прислоненное к хромированной горчичнице: “Требуется рабочий-мужчина”.

Конечно, стойке закусочной далеко до класса, залитого сентябрьским солнцем, а учитель, подающий закуски — это не то, что учитель, дарящий мечты, но если чего-то очень сильно хочешь, то будешь рад любой мелочи.

— Я могу работать только по вечерам, — сказал Денби толстяку, — предположим, с шести до двенадцати.

— Хорошо, парень, ты нам подходишь, — отозвался тот, — правда, поначалу я не смогу тебе много платить, понимаешь, мы не так уж давно открылись.

— Не имеет значения. Когда я смогу приступить к работе?

— Чем раньше, тем лучше.

Джордж поднял перегородку и, зайдя за стойку, повесил свой плащ на вешалку. Если даже Лоре и не понравится его идея, он просто пошлет ее к черту. Но вряд ли ему придется это делать, так как его дополнительный заработок поможет ей осуществить ее давнишнюю мечту — купить этот проклятый “Кадиллак”.

Он повязал фартук, который выдал владелец, и присоединился к мисс Джонс, которая хлопотала за стойкой.

— Добрый вечер, мисс Джонс, — сказал он.

Она повернула свою очаровательную головку, и ему показалось, что ее прекрасные голубые глаза вспыхнули, а волосы вновь засветились сентябрьским солнцем.

— Добрый вечер, сэр.

Его лицо освежил легкий сентябрьский ветер, и Денби показалось, что после целого лета томительных ожиданий он вновь попал в залитый мягким осенним солнцем школьный класс.

Бертрам Чандлер

Клетка

Заключение всегда унизительно как бы философски не относился к нему арестант. Если ты — узник себе подобных, то это дрянная штука, но ты, по крайней мере, можешь поговорить со своими тюремщиками, сможешь объяснить им, чего ты хочешь, и, возможно, при случае, вызвать участие в их сердцах.

Но заключение становится вдвойне унизительным, если тюремщики считают тебя существом низшего сорта, причем делают это вполне искренне.

Наверное, можно извинить команду разведывательного корабля за то, что они не смогли распознать в выживших пассажирах и членах экипажа межзвездного лайнера “Лод Стар” разумных существ. Прошло, по меньшей мере, двести дней с того момента, как они приземлились на неизвестной планете. Вынужденная посадка произошла после того, как в результате перегрузок разладилась электронная система регуляции двигателей фирмы “Эренхафт”, которыми был оснащен “Лод Стар”, и корабль забросило очень далеко от маршрутов с интенсивным движением. Лайнер очутился в малоисследованной части Галактики. “Лод Стар” приземлился довольно удачно, но беда никогда не приходит одна, — вскоре вышла из-под контроля ядерная энергетическая установка, и капитан корабля приказал первому помощнику эвакуировать пассажиров и часть экипажа как можно дальше от корабля.

Первый помощник Хоукинс и пассажиры, отойдя на небольшое расстояние, увидели, как в районе посадки корабля внезапно взметнулся вверх столб вырвавшейся на свободу ядерной энергии, и послышался хлопок негромкого взрыва. Потерпевшие кораблекрушение хотели вернуться и посмотреть, что там произошло, но Хоукинс, подкрепляя крепкие выражения кулаками, заставил их идти вперед. Хорошо хоть двигались они с подветренной стороны, и радиоактивные осадки их не зацепили.

Когда бушевавший на месте взрыва пожар затих, Хоукинс в сопровождении доктора Бойла вернулся к пепелищу. Опасаясь радиации, они натянули защитные костюмы и принялись с почтительного расстояния разглядывать дымящийся кратер, образовавшийся на том месте, где еще недавно находился корабль. Им стало ясно, что капитан, офицеры корабля и технический персонал превратились в газообразное облако, которое не спеша плыло в нижних слоях атмосферы.

Вскоре неотвратимо начался процесс вырождения пятидесяти мужчин и женщин, оставшихся в живых после крушения “Лод Стара”.

Поначалу Хоукинс, Бойл и наиболее сознательные пассажиры пытались сплотить остальных, но все их попытки оказались тщетны.

Даже погода противостояла жертвам катастрофы. Все время стояла изнуряющая жара — около тридцати градусов по Цельсию, постоянно моросил противный липкий дождик. А воздух, казалось, был пропитан спорами какой-то странной плесени. К счастью, живая человеческая плоть оказалась ей не по вкусу, но металл и синтетика таяли, словно лед на мартовском солнце, а одежда путешественников, сделанная из натуральных материалов, просто распадалась на глазах.