Джин Вулф - Пыточных дел мастер (Книги нового солнца, Книга 1)

Глава 12

Изменник

Aесь следующий день меня мучила тошнота и головная боль. Но, в силу давних традиций, я, в отличие от большинства братьев, был освобожден от уборки Большого Двора и часовни. Меня поставили дежурить в темницах. Утренняя тишина коридоров успокаивала, однако вскоре примчались ученики (в их числе - и тот малец, Эата, со вспухшей губой и победным блеском в глазах), принесшие пациентам завтрак - в основном холодное мясо, оставшееся от праздничного пира. Пришлось объяснять десятку пациентов, что мясо они получат только сегодня, в этот единственный в году день, и, кроме того, сегодня не будет никаких пыток, ибо день праздника и следующий за ним - особые, и даже если режим заключения требует применения в эти дни пыток, процедура откладывается. Шатлена Текла все еще спала. Я не стал будить ее - просто отпер дверь и поставил ее поднос на столик. Примерно в середине утра я вновь услышал шаги и, подойдя к лестнице, увидел двоих катафрактов, анагноста, читающего молитвы, мастера Гурло и молодую женщину. Мастер Гурло спросил, имеется ли в ярусе свободная камера, и я принялся описывать пустующие. - Тогда прими заключенную. Я уже расписался за нее. Кивнув, я взял женщину за плечо; катафракты выпустили ее и четко, точно два сверкающих серебристым металлом механизма, развернувшись, удалились. Судя по хорошему атласному платью (уже кое-где испачканному и порванному), женщина была оптиматой. Платье армигеты было бы скромнее, но дороже, а из классов победнее просто никто не может позволить себе так одеваться. Анагност хотел было последовать за нами, но мастер Гурло не позволил. По лестнице сталью гремели шаги солдат. - А когда меня... В ее высоком голосе отчетливо слышался страх. - Отведут в комнату для допросов? Она вцепилась в мою руку, как будто я был ее отцом или возлюбленным. - Меня в самом деле отведут туда? - Да, госпожа. - Откуда тебе знать? - Туда попадают все, госпожа. - Все? Разве никогда никого не выпускают? - Изредка. - Значит, могут выпустить и меня, ведь так? Надежда в ее голосе напоминала расцветший в тени цветок. - Возможно, но очень маловероятно. - И ты даже не хочешь знать, что я такого сделала? - Нет, - ответил я. Случайно камера по соседству с Теклой была свободна; какое-то мгновение я размышлял, не поместить ли эту женщину туда. С одной стороны, у Теклы будет собеседница (через окошки в дверях при желании можно было переговариваться), с другой же - вопросы этой женщины и звук отпирающейся двери могут потревожить ее сон. Наконец я решил, что наличие компании компенсирует нарушение сна. - Я была обручена с одним офицером и узнала, что он содержит какую-то шлюху. Он отказался бросить ее, и я наняла бандитов, чтобы подожгли ее хижину. Сгорела пуховая перина, кое-что из мебели да кое-какая одежда. Неужели это - такое уж преступление, за которое следует подвергать пыткам? ~ Не могу знать, госпожа. - Меня зовут Марселлина. А тебя? Поворачивая ключ в замке, я размышлял, стоит ли ей отвечать. Текла, уже зашевелившаяся в своей камере, скажет ей в любом случае. - Северьян, - сказал я. - И ты зарабатываешь свой хлеб, ломая чужие кости. Хорошие, должно быть, тебе снятся сны! Текла уже глядела сквозь окошко в своей двери. Глаза ее были огромны и глубоки, как два колодца. - Кто это был с тобой, Северьян? - Новая заключенная, шатлена. - Женщина? Я слышала ее голос... Из Обители Абсолюта? - Нет, шатлена. Я не знал, когда им еще представится случай поглядеть друг на дружку, и потому подвел Марселлину к дверям камеры Теклы. - Еще одна женщина... Разве неудивительно? Сколько у вас здесь женщин, Северьян? - На нашем ярусе сейчас восемь, шатлена. - Можно подумать, что обычно бывает и больше! - Нет, шатлена, их лишь изредка бывает больше четырех. - И долго ли мне придется оставаться здесь? - спросила Марселлина. - Нет, госпожа. Надолго задерживаются лишь немногие. - Меня, видишь ли, вот-вот освободят, - с какой-то нездоровой серьезностью в голосе сказала Текла. - Северьян знает об этом. Новая пациентка разглядывала Теклу с возрастающим интересом, насколько позволяло окошко. - Тебя в самом деле освободят, шатлена? - Он знает. Он отослал для меня письма - ведь так, Северьян? Пройдет несколько дней, и я распрощаюсь с ним. Он - в своем роде очень милый мальчуган. - Теперь ты должна идти в камеру, госпожа, - сказал я. - Можете продолжать беседу, если желаете. После раздачи пациентам ужина меня сменили. Дротт, встретив меня на лестнице, сказал, что мне стоило бы пойти прилечь. - Это все - из-за маски, - возразил я. - Ты еще не привык видеть меня в ней. - Я вижу твои глаза, и этого достаточно. Разве ты не можешь узнать по глазам любого из братьев и сказать, зол ли он или же в шутливом настроении? Ты уже должен идти спать. Я объяснил, что прежде должен еще кое-что сделать, и отправился в кабинет мастера Гурло. Как я и надеялся, его не оказалось на месте, а среди бумаг на столе лежал - не могу объяснить, отчего, но я был уверен, что найду его там - приказ о применении пытки к шатлене Текле. После этого я уже не мог просто лечь и заснуть. Я направился (в последний раз, хоть и не знал этого тогда) к мавзолею, где играл мальчишкой. Саркофаг моего старого экзультанта совсем потускнел, сухих листьев на полу прибавилось, но в остальном ничего не изменилось. Однажды я рассказывал Текле об этом месте и теперь представил себе, что она - со мной; будто я устроил ей побег, пообещав, что здесь ее никто не найдет, а я буду приносить ей еду и, когда минует опасность, помогу уплыть на купеческой дау вниз по течению, к дельте Гьолла и морскому побережью. Да, будь я героем наподобие тех, о которых мы вместе читали в старинных романах, - освободил бы ее в тот же вечер, одолев или подпоив чем-нибудь братьев, стоящих на страже. Увы, я не был героем из старого романа, да и ни снотворного, ни оружия серьезнее украденного с кухни ножа не имел под рукой. И если уж быть до конца честным, между моим сокровеннейшим "я" и этим отчаянным поступком стояли слова, сказанные ею в то утро - первое после моего возвышения. Шатлена Текла назвала меня "очень милым в своем роде мальчуганом", и какая-то, уже созревшая часть моего естества сознавала, что я, даже преуспев в столь отчаянном предприятии, все равно останусь для нее всего лишь "очень милым в своем роде мальчуганом". В те времена для меня много значили такие вещи. На следующее утро мастер Гурло назначил меня ассистировать при исполнении процедуры. Третьим с нами пошел Рош. Я отпер ее камеру. Вначале она не понимала, зачем мы явились, и даже спросила, не допущен ли к ней посетитель и не освобождают ли ее наконец, но к тому времени, как мы добрались до места назначения, поняла все. Многие мужчины в этот момент теряли сознание, но она устояла. Мастер Гурло любезно осведомился, не желает ли шатлена получить объяснения относительно разнообразных механизмов, находившихся в комнате для допросов. - То есть - тех, которые будут применены ко мне? - Нет, нет, зачем же! Я говорю о всех тех любопытных машинах, которые мы увидим по пути. Некоторые - совсем устарели, а большую часть вообще вряд ли когда-либо использовали. Прежде чем дать ответ. Текла огляделась вокруг. Комната для допросов - наше рабочее помещение - не поделена на камеры. Это - довольно обширный зал, потолок коего подпирают, точно колонны, трубы древних двигателей, а пол загроможден принадлежностями нашего ремесла. - И то, что будет применено ко мне, - тоже устарело? - Ну, этот аппарат - самый почитаемый из всех! - Мастер Гурло подождал, не последует ли ее ответная реплика, и, не дождавшись, продолжил лекцию: - "Воздушный змей" наверняка знаком тебе, его знают все. А вот за ним... сюда, пожалуйста, так будет видно лучше... за ним - то, что среди нас зовется "пишущей машиной". Этот аппарат предназначен для впечатывания любого требуемого лозунга в плоть пациента, но постоянно ломается. Я вижу, ты смотришь на тот старый столб - в нем нет никаких внутренних секретов. Просто столб для обездвиживания рук плюс тринадцатихвостая плеть, посредством коей производится процедура. Раньше он стоял на Старом Подворье, но ведьмы жаловались, и кастелян заставил нас перенести его сюда. Это случилось около столетия назад. - Кто такие ведьмы? - Боюсь, сейчас у нас нет времени вдаваться в подобные материи. Северьян объяснит тебе, когда ты вернешься в камеру. Она взглянула на меня, словно спрашивая: "Я в самом деле вернусь туда?", и я, пользуясь тем, что мастер Гурло не видит, на миг сжал ее ледяную ладонь в своей. - А вон там... - Подожди. У меня есть выбор? Существует ли способ уговорить вас... применить одно приспособление вместо другого? Голос ее звучал по-прежнему твердо, но несколько тише и глуше. Мастер Гурло отрицательно покачал головой. - В этом мы не вольны, шатлена. Как и ты сама. Мы приводим в исполнение присланный нам приговор. Ни более ни менее. - Он смущенно кашлянул. - Вот это, пожалуй, окажется интересным - "Ожерелье Аллоуина", как мы его называем. Пациента привязывают к этому креслу, причем на грудину ему накладывается эта подушечка. Каждый вдох, сделанный после этого, туже затягивает вон ту цепочку; таким образом, чем больше пациент дышит, тем меньше воздуха получает с каждым следующим вдохом. Теоретически данная процедура может длиться бесконечно - если вдохи очень неглубоки и натяжение цепочки, соответственно, понемногу возрастает. - Какой ужас! А как называются та путаница проводов и стеклянный шар над столом? - О-о, - ответил мастер Гурло, - это - наш "Революционизатор"! Пациент ложится сюда... не угодно ли шатлене лечь? Текла застыла на месте. Ростом она была гораздо выше любого из нас, однако невообразимый ужас на лице полностью скрадывал и ее рост, и величественную осанку. - Иначе, - продолжал мастер Гурло, - подмастерья будут вынуждены уложить тебя силой. И это, безусловно, не понравится тебе, шатлена. - Я думала, - прошептала Текла, - что ты покажешь мне все эти механизмы... - Мне просто нужно было отвлечь чем-либо мысли пациента перед процедурой. На этом нам придется закончить экскурсию, шатлена. Теперь, пожалуйста, ляг - я не стану повторять просьбы. Она тут же опустилась на стол - быстро и изящно, как ложилась на свою койку в камере. Ремни, которыми мы с Рошем пристегивали ее к столешнице, оказались такими старыми и растрескавшимися, что я даже засомневался, выдержат ли они. Из конца в конец комнаты для допросов тянулись провода, подсоединенные к реостатам и динамо-машинам. На пульте управления, точно кроваво-красные глаза, замерцали древние огни. Гул, наподобие жужжания какого-то огромного насекомого, наполнил зал. На несколько мгновений древние двигатели башни ожили вновь. Один из проводов вышел из своего гнезда; голубые, будто горящий бренди, искры мерцали вокруг бронзовых штырей на его конце. - Молния, - объяснил мастер Гурло, вгоняя штыри в гнездо. - Для этого есть и другое название, но я забыл. Во всяком случае, "Революционизатор" приводится в действие посредством молнии. Конечно же, эта молния не ударит тебя, шатлена, но именно сила, заключенная в ней, заставляет механизм делать свое дело. Северьян, передвинь свою рукоять до этого шпенька. Рукоять, мгновением раньше холодная, точно гадюка, успела ощутимо нагреться. - Что же этот механизм делает с пациентами? - Не могу описать, шатлена. На себе, понимаешь ли, ни разу не довелось попробовать. Мастер Гурло коснулся ручки на пульте управления, и ослепительно-белый, обесцветивший все, чего коснулся, свет залил распростертую на столе Теклу. Она закричала. Я всю свою жизнь слышу крики, однако этот был самым ужасным, хотя и не самым громким из них, ибо обладал размеренностью скрипа плохо смазанного колеса. Когда ослепительный свет погас, Текла еще была в сознании. Широко раскрытые глаза ее смотрели в потолок, но она, казалось, не видела моей руки и не ощутила прикосновения. Дыхание ее участилось. - Может быть, подождать, пока она сможет идти? - спросил Рош, явно представив себе, как неудобно будет нести женщину столь высокого роста. - Нет, забирайте, - велел мастер Гурло, и мы взялись за дело. Покончив с дневными работами, я спустился в темницы навестить Теклу. К тому времени она полностью пришла в себя, но встать еще не могла. - Мне бы следовало возненавидеть тебя, - сказала она. Чтобы расслышать ее, пришлось наклониться к самой подушке. - Я бы не удивился. - Но я не стану... Нет, не ради тебя... но, если я возненавижу своего последнего друга, что же мне останется? На это сказать было нечего, и потому я промолчал. - Знаешь, каково это? Понадобилось много времени, прежде чем я смогла хотя бы думать об этом... Ее правая рука вдруг медленно поползла вверх, подбираясь к глазам. Я поймал ее и прижал к кровати. - Я словно увидела своего злейшего врага, сущую дьяволицу. И дьяволица эта - я сама. Скальп ее кровоточил. Достав чистую корпию, я промокнул ранки, хотя и знал, что вскоре кровь свернется сама. Пальцы левой руки Теклы запутались в прядях вырванных с корнем волос. - После этого я уже не властна над собственными руками... могу управлять ими только если специально думаю об этом и понимаю, что они намерены сделать. Но это очень тяжело, а я так устала... - Склонив голову набок, она сплюнула на пол кровавой слюной. - Кусаю сама себя - щеки изнутри, язык, губы... Один раз собственные руки хотели задушить меня, и я подумала: "Вот и хорошо; наконец я умру"... Но стоило мне потерять сознание, они, должно быть, тоже утратили силу - я очнулась. Совсем как с тем механизмом, верно? - Да, как с "Ожерельем Аллоуина", - подтвердил я. - И даже хуже. Теперь мои руки пытаются ослепить меня, вырвать веки. Я в самом деле ослепну, да? - Да, - сказал я. - А долго ли я еще проживу? - Возможно, с месяц. Эта тварь внутри тебя, подспудная ненависть к себе самой, разбуженная "Революционизатором", будет слабеть вместе с тобой, ведь его сила - твоя сила. В конце концов вы умрете вместе. - Северьян... - Да? - Впрочем... Эта тварь из глубин Эребуса или Абайи - подходящий компаньон для меня. Водалус... Я наклонился еще ближе к ней, но не смог расслышать ни слова и наконец сказал: - Я хотел спасти тебя. Украл нож и целую ночь ждал удобного случая. Но заключенного может вывести из камеры только мастер, и мне пришлось бы убивать... - ...своих друзей. - Да, своих друзей. Руки ее вновь зашевелились; в уголке рта выступила кровь. - Ты принесешь мне этот нож? - Он у меня с собой. Я вынул нож из-под плаща - обычный кухонный нож, около пяди в длину. - С виду - острый... - И не только с виду. Я знаю, как обращаться с лезвием, и хорошо наточил его. Больше я ничего не сказал. Просто вложил нож ей в руку и вышел прочь. Я знал, что на некоторое время ей еще хватит воли, чтобы сопротивляться. Тысячу раз в голове мелькала одна и та же мысль: повернуть назад, отнять нож, и тогда никто ничего не узнает. И я смогу спокойно прожить в гильдии всю свою жизнь. Если она и захрипела перед смертью, я не услышал этого - лишь через некоторое время увидел багряную струйку, ползущую в коридор из-под двери. Тогда я отправился к мастеру Гурло и признался во всем.