Виталий Вавикин - Сонная реальность

– Может быть, позже.

– Почему не сейчас?

– Сначала мне нужно встретиться с одним человеком и кое-что прояснить.

– Это как-то связано с тем клоном, которого якобы использовали для срочной трансплантации?

– Боюсь, что это может оказаться связано не только с клонами.

Аника не записывалась на прием к главе колоний заранее. Секретарша в приемной узнала Анику и смущенно сказала, что нужно было сначала позвонить.

– Просто скажи ему, кто пришел, – велела ей Аника.

Секретарша смутилась еще больше. Аника отвернулась и стала ждать. Приемная была и знакома, и нет одновременно. С одной стороны, с последнего визита ничего не изменилось, а с другой… появился ряд деталей, который оставался раньше незамеченным. Незначительных деталей, но…

– Глава колоний примет вас через двадцать минут, – услышала Аника голос секретарши.

– Почему через двадцать?

– Что?

Секретарша хлопнула глазами и смущенно отвернулась, изображая занятость. У окна стояло старое кресло. На противоположной от окна стене висели часы – тоже старые. Раньше Аника не замечала их, не слышала. Сейчас желтые, потемневшие от времени стрелки притягивали к себе внимание. И этот маятник! Аника ни о чем не думала, просто смотрела, как раскачивается маятник. Она стояла посреди приемной и смотрела на часы, смущая секретаршу. Но сейчас был только маятник.

– Может быть, заварить вам кофе? – предложила секретарша, но Аника не услышала ее. Вернее, услышала, но не придала значения.

Она очнулась, лишь когда секретарша сказала, что глава колоний готов принять посетителя. Двери открылись. Макс Вернон сидел за столом, и на его лице играла широкая белозубая улыбка политика.

– Да, именно таким я тебя и вспоминала, – сказала Аника, осторожно прикрывая за собой дверь.

Улыбка Макса Вернона стала шире. Но сам он продолжал молчать, предпочитая, чтобы Аника заговорила первой. Она видела это желание в его глазах, буквально чувствовала его своей кожей. Она должна была рассказать ему о шхуне, о том, как пересекла океан, но…

– Почему ты не опубликовал результаты реконструкции родословных? – спросила Аника.

Ответа не было. Аника подошла ближе.

– Почему клон, который был нашим связным, хотел убить меня? – спросила она.

Губы Вернона были растянуты в белозубой улыбке.

– Скажи мне, что все это не ради выборов. Скажи мне, что все это лишь случайность, – потребовала Аника. – Скажи, что я ошибаюсь.

– Ты ошибаешься, – сказал Вернон.

У него был твердый, холодный взгляд. Лучше бы он отвернулся. Потому что Аника была готова к оправданиям, признанию случайностей, ошибок, но сейчас… Сейчас на нее смотрел не бывший любовник, с которым она готова была выполнить свою репродуктивную обязанность перед обществом. Сейчас на нее смотрел враг. И понимание этого… Аника обернулась и посмотрела на старый кожаный диван раньше, чем поняла, что хочет сделать это. Теперь уже было поздно прятать свои мысли.

– Там… в Городе клонов… я думала о тебе каждый день, – призналась она Вернону. – Сейчас я тоже думаю о тебе. Не так, как раньше, но думаю…

– Ничего не изменилось, – сказал глава колоний.

– Хотела бы я верить в это, – сказала Аника.

Она не вернулась этим вечером домой, предпочтя провести ночь в каюте шхуны. Шум волн успокаивал. Хотелось снова оказаться в море и плыть, плыть, плыть… Идея показалась Анике весьма разумной, особенно накануне теледебатов, где она должна была отчитываться перед всей страной о том, как жила в Городе клонов. Аника была уверена, что на дебатах обязательно появится глава колоний. Он будет сидеть рядом с ней и улыбаться миру идеальной улыбкой. Меньше всего Аника сейчас хотела этого. «Хорошо, что у меня теперь есть эта шхуна», – подумала она, строя планы на предстоящие выходные. Вернее, не строя вообще никаких планов. Она выйдет в море, выключит двигатель и поднимет парус. Пусть ветер ведет ее. А все эти журналисты и политики… все эти дебаты…

– Так и знал, что ты здесь, – сказал Джон Логан в день дебатов. – На телевидении все просто с ног сбились, пытаясь найти тебя.

– Ты ведь не сказал им? – спросила Аника, жалея, что не покинула порт еще утром.

– Я все еще надеюсь получить эксклюзивное интервью.

– Мне казалось, тебе неинтересна эта история.

– Когда мне было неинтересно, не было и самой истории. А сейчас, скажем так, кажется, что-то начинает вырисовываться.

Он помог Анике подняться на борт ее шхуны и продолжил говорить, стоя на причале, запрокинув голову и щурясь от лучей яркого солнца. Аника не слушала его – кивала головой и машинально улыбалась, не придавая значения ни одному слову.

– Знаешь, мне больше нравилось, когда ты был меланхоликом, – честно сказала она молодому журналисту.

– Это значит, что эксклюзивного интервью не будет? – спросил он.

– Нет, – сказала Аника, уже представляя себя в море, вдали от колоний, людей, вопросов.

Глава двенадцатая

Аника не следила за выборами главы колоний, но и не сомневалась, кому достанется пост, вернее, за кем он останется. Шумиха вокруг Города клонов закрепила за Максом Верноном ореол реформатора, а это, казалось, было то, чего уставшее от застоя общество хотело больше всего. Все понимали это. Понимала и Аника, правда, настырно убеждала себя, что у конкурента Вернона – Зои Мейнард – есть шанс. Шанса не было. В Городе клонов, когда Луд Ваом целился Анике в грудь, шансов было и то больше.

Как только результаты выборов стали известны, с Аникой связались несколько журналистов и попросили дать интервью. Их интересовал вопрос о Городе клонов и будет ли назначена новая комиссия. Аника пыталась отыскать среди журналистов меланхоличное лицо Джона Логана, но его не было. «Может быть, его разобрали на органы, как и Семенова?» – подумала она отрешенно. Хотя в том, что Семенова использовали в программе трансплантации, уверенности не было. Скорее наоборот. Его оригинал был жив и здоров. Значит, Семенов мог просто стать ненужным свидетелем. Его мог вывезти за Первый сектор Луд Ваом, застрелить и закопать, а потом подвергнуться процедуре коррекции памяти. И никакой божественности жизни. Ведь это был просто клон, мешок с органами. Сначала клон, а потом… Потом кто-то велел чернокожему гиганту лишить жизни человека. И он не колебался. Если бы она не боролась, если бы случай не был на ее стороне, то лежать бы ей сейчас где-то на дне ущелья…

Еще до выборов Анику часто спрашивали, что она думает касательно клонов, чью сторону (Вернона или Мейнард) занимает? Определенного ответа у нее не было. С одной стороны, клоны были почти такими же, как люди, с другой… С другой – ни одному человеку из всех, кого она знала, невозможно было внушить желание забрать жизнь своего собрата. Вернее, не внушить, а щелкнуть пальцами и указать цель. Поэтому Аника не знала, как должно поступить общество с Городом клонов. Его закрытость казалась резонной. Негуманной, но оправданной. Ведь если позволить им смешаться с обычными людьми, то где гарантия, что те, кто управлял клонами прежде, не пожелает упрочить свой контроль, свою власть? Власть пьянит, портит людей. Общество говорит о ценности человеческой жизни, о личности, святости, а в действительности все заканчивается на заброшенной дороге клоном, готовым убить тебя и забыть об этом наутро. И хуже всего, что как только ты поймешь это, как только прочувствуешь, назад уже будет не вернуться. Аника пыталась вернуться, пыталась не думать, но…