Александр Беляев - Мир приключений 1983. Ежегодный сборник приключенческих и фантастических повестей и рассказов

Прозоров не стал больше разговаривать и протянул солдатам капсулы. По три на брата. С лошадиной дозой снотворного. Другого выхода у него не было. Солдаты приняли лекарство. Сначала те двое, которые были помоложе. Потом, поворчав, выпил и самый пожилой.

— Если почувствуете жар или у вас заболит голова, сообщите мне. Я буду дома, — предупредил солдат Прозоров и ушел с крыльца в сад.

Отсюда, из темноты, ему было удобнее наблюдать за состоянием охраны. А лекарство между тем дало о себе знать очень скоро. Первым его воздействие почувствовал тот солдат, который караулил у окна. Он прижался к стене, оперся на винтовку и, клюнув несколько раз носом, медленно опустился на землю. Солдаты на крыльце еще пытались как-то держаться. Вероятно, им помогало то, что они все время переговаривались. Да и боялись, наверное, показать друг другу, что еле стоят на ногах. Но как бы они ни сопротивлялись, лекарство делало свое дело. Прозоров знал, что еще минута-другая, уснут и эти двое. Но пока эти минуты тянулись, он чуть не поседел. Ведь Мещерский в любой момент мог приехать сам или кого-нибудь прислать проверить, как несут службу солдаты. И тогда… тогда даже страшно было подумать, что могло быть со всеми «больными» и с ним самим! Но другого выхода у доктора Прозорова не было. И он ждал, волнуясь и переживая за внучку, за себя, за Ашота и Сурена, за тех совершенно незнакомых ему людей, которым утром грозила неминуемая гибель…

В конце концов сник и выронил из рук винтовку последний, третий солдат. Прозоров, как молодой олень, что было духу вприпрыжку припустил через сад обратно в изолятор. Влетел в палату к мужчинам и коротко скомандовал:

— Выходите!

Потом он поднял Женю, а когда вместе с ней вышел в коридор, Ашот и Сурен были уже у дверей.

Солдат занесли в изолятор, уложили на койки и накрыли одеялами. Лампы в палатах потушили. Но фонарь на крыльце оставили гореть. Пока доктор запирал изолятор, Сурен и Ашот собрали винтовки и положили их в двуколку, потом все сели в нее, закрыли наглухо тент с белыми санитарными крестами и погнали лошадей. Прозоров знал в городе каждую улочку, каждый проулок, и скоро двуколка, миновав посты, ныряя в колдобины и подпрыгивая на неровностях, выехала за городок. Как пригодилось сейчас Прозорову знакомство с картой, которую он хоть мельком, но все же успел разглядеть в кабинете у Мещерского! Он хорошо запомнил: на двух основных дорогах, ведущих к фронту, были заставы. Третья дорога, через горы, оставалась свободной. Она, к сожалению, была длинней, тянулась к перевалу крутыми петлями. Но выбирать путь Прозоров не мог и гнал лошадей именно по этой дороге все дальше и дальше от городка в горы.

Пока еще через дырки в брезентовом тенте были видны в городке огни, ни Женя, ни Ашот, ни Сурен не проронили ни слова. Мчались молча, не веря в свое столь неожиданное и счастливое освобождение. Но как только двуколка заехала в лес и по тенту застучали ветви деревьев, Прозоров услышал их оживленные голоса и почувствовал, как на плечи ему легли чьи-то руки. Он быстро оглянулся. За спиной у него стояли Женя и Ашот.

Двуколку то и дело бросало из стороны в сторону, безжалостно трясло. В лесу было темно. Прозоров едва успевал следить, чтобы лошади не налетели на какое-нибудь дерево и не перевернули всех седоков. Но он все же разобрал взволнованный разговор Ашота и Жени.

— Спроси у дедушки, к утру будем у красных? — спрашивал Ашот.

— Не надо ему мешать, — возражала Женя.

— Ты спроси: может, пешком быстрее будет? В горах так бывает, — настаивал Ашот.

Прозорову захотелось успокоить его.

— Будем к утру. Непременно будем! — сказал он. А про себя подумал: «Если, конечно, ничего не случится. Хоть и коротка ночь, да не прост туда путь».

На подъеме кони пошли тише. Прозоров подстегнул их. Пока над горами висела ночь, от городка надо было уйти как можно дальше. Он сердцем чувствовал, что их уже хватились. И был совершенно прав. Когда беглецы были уже в лесу, Мещерский направил в больницу дежурного Сыча. Тот быстро прискакал на место, осмотрел все здание, но нигде не нашел охрану и был очень удивлен этим обстоятельством. Тогда он направился к докторскому дому. Как и полагалось ночью, в доме все было тихо, но в одном из окон горел свет. Сыч походил под окном, ничего не услышал, ничего через занавеску не увидел, однако беспокоить доктора не решился. Он снова направился в больницу. И на этот раз не нашел там ни души. Тогда он помчался назад.

Мещерский как раз собирался ужинать, когда Сыч доложил ему о результатах своей проверки. Мещерский сразу понял, что на сей раз его обвели вокруг пальца. Но он и виду не подал, что его одурачили. Да и неясно было, куда подевалась охрана. Ведь там был не один, не два, а три вооруженных солдата!

— Отправляйся немедленно обратно! Возьми с собой еще двух человек! Переверните там все вверх дном, но найдите мне всех! А главное — мальчишку и этого второго, который был с ним! — шипел контрразведчик. — И только попробуй снова вернуться ни с чем!

Сыч бросился за людьми. Но капитан уже не мог продолжать ужинать. Оставшись один, он скомкал и бросил на стол салфетку. Закурил. И нервно заходил по комнате.

«Идиот! Кому дал себя провести! Эскулапу! Ничтожному провизору! Клистирной трубке! — ругал он себя на чем свет стоит. — Но все равно они от меня не уйдут. Всех четверых вместе с девчонкой повешу на одном дереве!»

Он еще надеялся на чудо, на то, что этот растяпа Сыч просто как следует не разобрался в деле. Тогда и ему тоже несдобровать! Но ждать сложа руки, когда дежурный вернется снова, капитан уже не мог. И едва Сыч вместе с солдатами выехал за ворота, Мещерский выбежал на крыльцо, поднял по тревоге целое отделение и всей группой, на конях, поскакал по ночному городку в больницу следом за младшим унтер-офицером. Чуда, однако, не свершилось. Когда Мещерский прибыл в больницу, солдаты, взломав в изоляторе дверь, выволакивали на крыльцо оглушенных снотворным, ничего не соображающих караульных. Всякие надежды на недоразумение рухнули. Мещерский так огрел плетью коня, что скакун мгновенно стал на дыбы.

— За мной! — крикнул капитан и с места в карьер погнал коня на объездную дорогу.

Это было как раз в то время, когда уже начало светать и беглецы высоко забрались в горы.

Лошади в больнице были сытые и сильные. Но и им нелегко было взбираться к перевалу. Дорога петляла, вилась по самому краю обрыва, сужалась так, что казалось — одну из лошадей придется выпрягать, двоим им никогда не протиснуться между камнями. В такие моменты Сурен соскакивал с двуколки, брал лошадей под уздцы и осторожно проводил по всему каменному коридору.

На одном таком трудном месте, когда дорога буквально зависла над пропастью и ее петляющий, растянувшийся на многие версты внизу хвост был виден как на ладони, Сурен неожиданно остановился.