Фриц Лейбер - Ведьма

Тэнси потащила его танцевать. Она каким-то образом успела переодеться в розовое платье.

Ко второй группе, думал Норман, относится дракон с крыши Эстри. Миссис Ганнисон вселила в него человеческую или нечеловеческую душу, оживила и направляла по фотографиям. Сюда же следует причислить обсидиановый нож, послушный ветер и чертов грузовик.

Из колонок зазвучало «Болеро» Равеля. Норман в такт музыке постукивал пальцами по столу.

Бизнесмены покупают акции по советам гадалок, думал он, кинозвезды уповают на нумерологов, добрая половина населения земного шара доверчиво внимает астрологам, рекламы настойчиво твердят о волшебстве и чудесах, а сюрреалистическое искусство — не что иное, как колдовство: его формы заимствованы из первобытных магических узоров, а содержание — у современной теософии.

Тэнси запела «Сент-Луис блюз». Да, Уэлби был прав, она неплохая актриса. Как удачно она воспроизводит армстронговскую хрипотцу!

Тэнси остановила дракона при помощи узлов на бечевке, думал Норман. Однако она оказалась в затруднительном положении, потому что ее дневник с формулами заклинаний попал к миссис Ганнисон, а та уж постарается найти обходной путь.

Они по-братски разделили коктейль, который обжег бы Норману горло, если бы оно уже не потеряло чувствительности. Ему показалось, что он выпил больше половины содержимого стакана.

Рисунок человека под грузовиком — ключ к колдовству, которое направлено на то, чтобы погубить меня, думал Норман. Карты, как и искусство, были первоначально важнейшим магическим средством. Трещотка используется в качестве усилителя. Невидимая тварь у меня за спиной наблюдает за тем, чтобы я не сходил с назначенной мне дороги. Узкий коридор. Две недели.

Как ни странно, он находил в этих мыслях нечто приятное. В них была какая-то дикая, черная, ядовитая красота, какая-то отравляющая, смертоносная прелесть. Они обладали очарованием невероятного, невозможного. Они содержали в себе намек на невообразимое. Они пугали, ужасали, внушали благоговейный трепет, но холодная красота оставалась при них. Они напоминали видения, порожденные запрещенным наркотиком. Они обольщали предвестием неведомого греха и омерзительной скверны. Теперь Норман догадывался, какая сила подталкивала чернокнижников к их злодействам.

Опьянение внушило ему чувство безопасности. Оно раскололо его мозг на мельчайшие кусочки, которые не испытывали страха, ибо их нельзя было уничтожить. Ведь пуля, которая убивает человека, не в состоянии убить атомы, составляющие его тело.

Кусочки сознания бешено кружились. Все плыло у Нормана перед глазами.

Они с Тэнси держали друг друга в объятиях.

— Все, что у меня, твое? — спрашивала Тэнси. — Все, что у тебя, мое?

Вопрос показался Норману подозрительным, но в чем именно — он никак не мог сообразить. Что-то подсказывало ему, что в словах таится ловушка. Но какая? Он окончательно запутался.

Тэнси словно читала из Библии:

— Ты отпил из моего кубка, а я отпила из твоего…

Затуманенному винными парами взгляду Нормана ее лицо представлялось размытым овалом, на котором сверкали бриллиантами серо-зеленые глаза.

— Все, что у тебя, мое? Ты отдаешь его мне добровольно, не сопротивляясь?

Ловушка, ловушка!

Какой у нее вкрадчивый голос! Он обволакивает, увлекает, манит…

— Все, что у тебя, мое? Скажи «да», Норм, пожалуйста. Ради меня.

Конечно, он любит ее. Сильнее, чем все остальное на белом свете. Он привлек Тэнси к себе, ткнулся губами в ее лицо, норовя поцеловать сверкающие глаза.

— Да… да… все… — услышал он собственный ответ.

И тут его измученный рассудок обрушился в бездонную тьму, где были тишина и покой.

12

Солнечный свет начертил на задернутой занавеске замысловатый узор, лучи, которые ухитрились проникнуть в спальню, словно наполнили ее зеленоватой мерцающей жидкостью. За окном щебетали птицы. Норман зажмурил глаза и потянулся.

Так, пожалуй, пора приниматься за статью для «Американского антрополога». Кроме того, не мешает внести кое-какие изменения в текст его «Пособия по этнологии». Это, конечно, займет много времени, но деваться некуда. Кстати, надо бы всерьез поговорить с Бронштейном насчет его дипломной работы. Он паренек сообразительный, но иногда его заносит. Да, еще речь для родительского дня. Что ж, у него найдется, что им сказать…

Лежа с закрытыми глазами, Норман наслаждался самым приятным из всех ощущений — зовом дела, которое человек умеет и любит делать, но которое не требует от него слишком многого.

Ведь в такой день, как сегодня, просто грешно не сыграть в гольф. Нужно будет узнать, чем занимается Ганнисон. И потом, они с Тэнси всю весну безвылазно просидели в городе. Может, поехать куда-нибудь? Решено, он посоветуется с ней за завтраком. Субботний завтрак в их доме всегда был событием. Наверно, Тэнси как раз его готовит. Норман чувствовал себя так, словно побывал под душем и вода раздразнила его аппетит. Интересно, который час?

Он приоткрыл один глаз и взглянул на часы на стене. Двенадцать тридцать пять! А во сколько он лег спать? И что делал накануне?

Память о нескольких последних днях развернулась подобно пружине — так быстро, что сердце Нормана отчаянно забилось. Однако в его воспоминаниях появилось нечто новое. Они казались ему нагромождением бессмысленных, бредовых подробностей. Он будто читал историю болезни постороннего человека, которого осаждали весьма своеобразные идеи по поводу колдовства, самоубийства, преследования и тому подобного. Словом, его воспоминания никак не вязались с тем чувством благополучия, которое он сейчас испытывал. Особенно странно было то, что они не нарушили этого чувства благополучия.

Норман порылся в памяти, разыскивая следы сверхъестественного страха, порыва к самоуничтожению, ощущения того, что за ним наблюдают. Пусто. Ни малейшего признака. Чем бы они ни были, прошлое поглотило их, увлекло за пределы досягаемости. «Сфера чужеродных мыслей!» И как только могла прийти ему в голову такая чушь? Тем не менее все случилось на деле. А что случилось?

Он машинально прошел в ванную и встал под душ. Намыливаясь и подставляя бока под струю теплой воды, он размышлял над тем, не поговорить ли ему с Холстромом с кафедры психологии или с каким-нибудь хорошим практикующим психиатром. Галлюцинации, которые его донимали, будут отличным материалом для исследования. Впрочем, с чего он взял, будто страдает психическим расстройством? Ему всего лишь довелось пережить один из тех необъяснимых пароксизмов иррационального, какие терзают порой даже совершенно здоровых людей, именно из-за того, что они здоровы, — своего рода разрядку после длительного напряжения. Жаль, конечно, что он не выдержал и поделился своими тревогами с Тэнси, пускай ее собственный, теперь безоговорочно капитулировавший, комплекс и привел к нынешнему положению вещей. Бедняжка, она вчера так старалась развеселить его, хотя все должно было быть наоборот. Ну ладно, он исправит свой промах.