Кирилл Юрченко - Люди в сером 2: Наваждение

Нершин исполнил просьбу. Олегу странно было «видеть» со стороны, как Грановский, наклонившись, долго светил фонариком на его грудь, щурясь и хмурясь. Затем старик перевел фонарь на грудь Нершина, пристально рассматривая татуировку капитана.

«Я так и подозревал, — сказал он. — Вероятно, этот знак — отнюдь не врожденная особенность. Он может появляться при разных обстоятельствах. Все это не менее странно, чем сам факт того, что мы здесь собрались. У вас — татуировка. У Ляшко очень похоже на какие-то кожные образования. У моего отца в пятнадцатом году в грудь попал осколок и воспалился, после чего остался почти идеально симметричный шрам в виде восьми лучей. А у меня у самого — след ожога. Когда я учился в университете, во время неудачного опыта с горными породами на меня брызнула кислота. Рубашка была в сеточку, между прочим, почти с таким же рисунком, как сам знак. Вот вам еще одно невероятное мистическое совпадение. Что, по-вашему, все это может значить, а? Такое ощущение, что мы все меченые, а метка эта — существует так, постольку поскольку, чтобы бы мы когда-нибудь однажды увидели этот знак на каменной кладке и сопоставили его со своим собственным…»

Слушая вкрадчивый голос Грановского, Олег подумал о своем знаке. Все верно — у него тоже раньше не было этих пятен на груди. Они появились после того несчастного случая, когда он, искупавшись в странной черной ледяной воде, простыл и дело дошло до рожистого воспаления, но некоторые пятна после лечения так и не прошли.

Одновременно Ляшко пытался найти что-то, что подтверждало бы слова Грановского о тесной связи, существующей из поколения в поколение. Из своей родословной он мог назвать разве что прадеда, который носил ту же самую фамилию — Ляшко. Об ее польском происхождении Олег задумывался и раньше. Но теперь, когда Грановский отчетливо указал на этот факт, благодаря дару Олег Ляшко как-то иначе посмотрел на эту связку, ведущую к изначальному слову «лях».

Он погрузился в странное состояние, сознание его будто вывернулось наизнанку, и у Олега откуда-то вдруг появилась стойкая уверенность в том, что он уже когда-то бывал в Афганистане. Нет, разумеется, не он сам, а кто-то из его предков (как будто открылась родовая память). Причем, бывал здесь не единожды. Вот почему его совершенно не пугала эта горная страна, которая любому «нормальному советскому парню» могла показаться ужасной и дикой, но только не ему. И даже в плену это особое очарование не прошло. Возможно, среди его предков были люди, подобные тому поручику Виткевичу или Равиль-беку, которых упомянул Грановский.

А, может, это все ерунда, и я зря поддался игре воображения и россказням старика? — тревожно подумал Олег. Но все же понимал, что странно другое: история их появления здесь выглядит невероятно и одновременно столь же правдоподобно.

Он снова подумал о том, что можно было бы сейчас вернуться в свое нормальное состояние и вступить в разговор. Но внешний мир вдруг показался ему недружелюбным, пугающим. Завтра их ждет серьезное испытание — в этом он тоже был согласен с Грановским. А внутри собственного сознания ему было уютно и тепло. Олег предпочел в нем остаться…

Когда наступило утро, Олег Ляшко с удовлетворением отметил, что полон сил.

В палатке он был один. Олег сел и подвигал плечами, повертел головой, стряхивая с себя остатки сонной тяжести. Заметил, что рубашка расстегнута и неожиданно вспомнил увиденное ночью. Это могло бы показаться сном, если бы не ощущение новой силы своего дара. Стоило внимательнее прислушаться к доносящимся снаружи голосам Нершина, Грановского и своих пленных товарищей, как он вдруг сумел нащупать их испуганные мысли, чтобы понять — несмотря на суетливую подготовку к давно ожидаемому финалу раскопок, никто не настроен решительно, как будто каждый боялся в этот день первым сунуться в пещеру. Никогда еще Олегу не удавалось прикоснуться к чужому сознанию так легко и свободно. Ему еще предстояло привыкнуть к новой силе своего дара. А пока он выглянул наружу и осмотрелся. Все вокруг действительно суетились — иначе не скажешь.

Он вылез из палатки и направился к Нершину.

— Ну что, товарищ капитан, приступим, пожалуй? — сказал вместо приветствия. — В атаку стальными рядами мы поступью твёрдой идём… — пропел он.

Нершин посмотрел на него, как на чокнутого.

Недолго думая, Ляшко вытащил из груды инструментов кайло и направился к дыре каменного коридора. Не раздумывая, нырнул в черноту. Он шел уверенно, крупными шагами. Ближе к низу лестницы он почти бежал, не боясь ошибиться со ступенями, как будто тысячи раз ходил по ним.

Он остановился у расчищенной стены со знаком. На какой-то момент Олег замер в нерешительности, после чего нанес удар, в который вложил всю свою силу и даже ненависть к преграде. Удар вышел по-настоящему мощным, при этом древко с такой же силой ответило отдачей в ладони, заставив Олега отбросить инструмент и с шипением потереть ушибленные руки.

Он услышал голос спускающегося Грановского. Старик нес мощную лампу с длинным проводом, тащившимся за ним, подобно змее.

— Ты что в темноте-то?

Олег вдруг сообразил, что в коридоре стало заметно светлее. Но минуту назад ему казалось, что он и без того прекрасно все видит, как будто до сих пор ему вполне хватало того мизерного света, что проникал через отверстие наверху. Возможно, это была еще одна сторона его дара. Чтобы понять, так ли это, он выключил лампу. Тоннель сразу погрузился в черноту.

— Эй, ты чего? — раздался беспокойный голос старика.

Олег снова включил переноску. Когда лампа вспыхнула, зажмурился и отвернул ее от себя. В глазах будто выжгли пятно.

— С тобой все в порядке?

Краем ослепленного зрения Олег разглядел упавшее кайло и поднял, чтобы лучше рассмотреть. От металлического зуба вырвало большой кусок, а в древке появилась трещина. При этом на стене остался едва заметный след. Олег потрогал выщерблину пальцами — размером не больше горошины.

К ним спустился Нершин и еще двое солдат. Тоже попытались взять кирпичи силой, но им не удалось даже того, что сделал Олег — их кайла оставляли только небольшие борозды.

— Из чего же это сделано? — прошептал кто-то из солдат, ощупывая рукой едва заметные зазубрины.

— Так бесполезно! — сказал Грановский и велел всем выбираться наружу.

После неудачи с попыткой разбить монолитную преграду вручную, солдаты бестолково перебирали инструменты, затупленные невероятно крепким камнем. Нершин нервничал, доставая Грановского вопросами, как быть, но тот выглядел чернее тучи и предлагал какие-то совсем бредовые по мнению капитана идеи, вроде того, чтобы взорвать стену. Они вступили в перебранку. Один доказывал другому, что иначе не получится, другой утверждал, что не желает оказаться под обвалом в случае неудачи.