Тим Пауэрс - Ужин во Дворце Извращений
— Что ж, — заметил Ривас. — Теперь они сами — свежее мясо.
Мужчина как-то странно посмотрел на него.
— Нет уж, спасибо. — Он осторожно отпустил луку седла, за которую держался, чуть пошатнулся, но устоял. — Они убили мою жену — мать малышки — в сотне ярдов отсюда. Пойдем-ка мы вернемся и похороним ее как положено, а там двинем дальше. Спасибо вам, что спасли нас.
Ну да, беспомощно думал Ривас, глядя на то, как тот ведет лошадь под уздцы обратно. Можно ручаться, мы купили тебе и твоей малышке еще пару дней жизни. Тебе часов на шесть меньше, ей — на шесть больше, но в среднем все равно выйдет два дня. Боже праведный.
Сестра Уиндчайм неуверенно дотронулась до его локтя.
— Мне очень жаль, брат, — сказала она. — Нет, правда ужасно жаль. Конечно же, ты доложишь об этом дисциплинарному комитету.
Поначалу Ривас решил, что она жалеет о том, что врезала камнем в лицо спешившемуся ухарю, но, посмотрев на нее, понял, что она переживает из-за того, что вмешалась в мирские распри; более того, сделала это даже после того, как он напомнил ей о том, какой путь истинный.
— Это было исключительно тяжелое испытание, — ответил он ей с отеческой строгостью, имитируя тон, которым прежде говорил искренне. — Я доложу им все обстоятельства.
— Спасибо, брат, — с чувством откликнулась она. Подавленно, маленькими шажками вернулась она к своей лошади и с легкостью, вызвавшей у Риваса приступ черной зависти, вспрыгнула в седло.
После того, как ему удалось взгромоздиться на свою лошадь, они двинулись дальше по речному дну. Обгоняя клячу с сидевшей на ней девочкой и ковылявшего рядом раненого мужчину, Ривас помахал им рукой. Ответа не последовало, но сестра Уиндчайм, как он заметил, горько нахмурилась и отвела взгляд.
Через несколько минут они миновали бесформенное, изрубленное женское тело. Хода они не сбавили.
— Они ведь погибнут? — спросила сестра Уиндчайм, помолчав немного. — Скоро?
Ривас покосился на нее.
— Так или иначе — да. До города им не добраться.
— Тогда в этом не было смысла? В нашем вмешательстве? И мы только… оттянули им ненадолго путь до ворот Догтауна?
Ривас тщетно пытался найти ответ, достойный Сойки-ортодокса, так что даже ее сленг, подтвердивший его догадку насчет ее эллейского происхождения, не заставил его разговориться.
— Верно, — коротко ответил он. — Чертовски глупая трата времени.
Примерно полмили они ехали молча. Солнце начало окрашивать светло-зеленым заросли слева от них и превратило в темный силуэт заросли справа. Потом сестра Уиндчайм снова заговорила:
— Почему мне хочется делать что-то, помогать, чем могу? Даже если понимаю, что это лишено смысла?
— Потому, что ты грешна, — устало буркнул Ривас. — А теперь заткнись, ладно?
— Ты не будешь против, — несмело предложила она, — если мы задержимся на несколько минут? Мне кажется, мне помогло бы немного Просветляющего Танца.
Ривас застонал.
— Мы ведь спешим, ясно? Займись этим в седле.
После этого они ехали молча: сестра Уиндчайм — застыв от обиды, Ривас — от страха. Страха того, во что он превратился, и того, что творилось у него в голове.
Они старательно избегали встреч с другими группами беженцев и ранним вечером добрались-таки до места своего назначения. С вершины последнего, поросшего густым кустарником холма огромный Шатер Переформирования напомнил устало мотавшемуся в седле Ривасу исполинского костлявого зверя, свернувшегося калачиком под лоскутным одеялом, размеров которого хватило бы, чтобы укутать самого Господа. Стоявшие наверху Ривас и сестра Уиндчайм все еще жмурились на красное закатное солнце, садившееся в Тихий океан, но шатер уже накрыло тенью, и в долине мерцали светлячками фонари и факелы.
Ривас против воли медленно повернул голову на юго-восток, хоть и знал, что находится в том направлении. И конечно, там, в дальнем конце пустоши Сил-Бич, виднелась маленьким бледным прямоугольником стена Священного Города. Он поежился — не столько от свежего ветра с моря, сколько при мысли об этом месте.
Без особого облегчения опустил он взгляд в темную долину, простиравшуюся у копыт его лошади. Он вспомнил, с какой легкостью он без остатка покорился подавляющей рассудок методике сестры Сью и с каким трудом далось ему возвращение собственной личности. Черт, я ведь даже не помнил, сколько мне лет, подумал он со смешанным чувством досады и страха. И вспомни: сегодня я проповедовал этой девице их вздор совершенно искренне!
Только ради тебя, Ури, думал он, пуская лошадь вниз. Только ради тебя иду я на это.
Не прошло и минуты, как холодный морской ветер, и заходящее солнце, и вид на океан остались позади и выше. Снизу струились тепло и вонь подгоревшего растительного масла.
— Не так быстро, брат Томас, — окликнула его сзади сестра Уиндчайм. — Твоя лошадь может оступиться в темноте.
— Помнить мое имя для тебя несущественно, — огрызнулся он, не оглядываясь.
До сих пор Ривас бывал в Шатре Переформирования только однажды, больше десяти лет назад, так что с тех пор успел забыть, насколько тот огромен. Теперь, пока его лошадь, вздымая облако серой, подцвеченной сверху красным пыли, спускалась по тропе вниз, он начал припоминать детали: то, что внутри стоял целый палаточный городок с улицами, и что разглядеть снизу верхнюю часть шатра почти невозможно из-за дыма от готовки, и что по ночам, особенно после жаркого дня, можно услышать негромкий свист вытекающего через миллионы швов нагретого внутреннего воздуха.
Дорога сделалась более пологой. Ривас натянул поводья и подождал отставшую сестру Уиндчайм. Было бы просто идиотизмом вышвырнуть ее сейчас, обругал он себя, после того, как всю дорогу тащил ее с собой.
Поравнявшись с ним, сестра Уиндчайм посмотрела на него.
— Странный ты, брат Томас. В тебе столько горечи, и все равно я не видела еще, чтобы кому-то так не терпелось вернуться к Господу.
Он натянуто улыбнулся.
— Вся горечь моя от того, что я так долго не был с ним. Прости меня. Со мной все будет хорошо, как только мы вернемся.
— Нам, наверное, обоим стоит причаститься сразу по приезде, как ты считаешь?
— Ну… конечно же, — ошарашено ответил он. — Едем же. Поезжай первой — мне кажется, я чуть сбил ногу лошади.
Она послала свою лошадь вперед, а он позволил своей трястись следом, взвешивая при этом свои шансы на успех. Что ж, признал он, если я сразу же начну просить причастить меня, это произведет хорошее впечатление. Проблема в том, что они вполне могут пойти мне навстречу. А раз так, какую защиту избрать: алкоголь — у меня еще треть бутылки валюты осталась — или недавно открытую защиту с помощью боли?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});