Герберт Уэллс - Самовластие мистера Парэма

— И вы в самом деле верите, что вести, которые передаются через вас, — это вести от умерших? — спросил мистер Парэм.

— Ничего подобного, — ответила миссис Пеншо со свойственной ей решительностью. — Я никогда не верила в такую чепуху. Мертвецы ничего не могут. Если эти веяния исходят от людей, переселившихся в иной мир, значит, эти люди еще живут. Но что это за сила, заставляющая меня говорить, я не знаю. У меня нет никаких доказательств, что все или хотя бы большая часть вестей, которые мы получаем, исходят от привидений, если позволительно на сей раз употребить такое старинное слово. Хотя в отношении некоторых вестей это бесспорно.

— Но это не бесплотные духи? — спросил Хируорд Джексон.

— Иногда мне кажется, что тут должно быть нечто большее, нечто иное и гораздо более значительное. Даже когда упоминаются имена покойных друзей. Откуда мне знать? Я — единственная среди вас — никогда не слышала вестей, которые сама же передаю. Может быть, все это обман чувств? Очень возможно. Мы, люди, наделенные сверхчуткой психикой, странный народ. Мы только передаем. А что передаем — мы и сами не знаем. Но вот вы, люди с более устойчивой душевной организацией, должны бы объяснить то, что становится вам известно через нас. Мы связаны тем, чего ждут от нас другие. Если они ждут только вульгарных привидений и разговоров о своих глупых делишках, — что же другое мы можем передать? Как мы можем передавать вещи, в которых они ровным счетом ничего не смыслят?

— Справедливо, — сказал мистер Парэм, — вполне справедливо.

— Если вам внимают более высокие умы, сообщения бывают значительней.

Это тоже звучало убедительно.

— Но есть в этом нечто поразительное, чего наука не умеет объяснить.

— О да, тут я с вами согласен, — сказал мистер Парэм.

На первых сеансах с миссис Пеншо ее устами заговорил некий незнаемый вестник.

— Я посланник грядущего! — объявил он.

— Отлетевший дух? — спросил Джексон.

— Почему же отлетевший, когда я здесь?

— Но тогда существуют ли ангелы? — спросил мистер Парэм.

(«Поди ты!»)

— Посланники. «Ангел» значит «посланник». Да, я посланник.

— Посланный кем-то — или чем-то, — какой-то силой, готовой явиться? — спросил мистер Парэм, и голос его зазвучал ободряюще.

— Посланный тем, кто стремится войти в жизнь, в ком таится великое могущество и кто стремится побороть весь мир.

— Пусть попробует этажом выше, — ехидно заметил сэр Тайтус.

— Здесь, где уже налицо и воля и понимание, он обретет помощников.

— Но кто же это грядущее существо? Жило ли оно прежде на земле?

— Победительный дух, он все еще бодрствует над миром, для сотворения которого он сделал так много.

— Кто же он?

— Кто он был?

— Коридор очень длинный, а он еще далеко. Я устал. И медиум устал. Мне трудно говорить с вами, ибо среди вас есть некто, упорствующий в сомнении. Но я не напрасно трачу силы. И это — только начало. Продолжайте свои искания. Через несколько мгновений мне придется вас покинуть, но я еще вернусь.

— Но для чего он грядет? Что хочет он совершить?

Ответа не было. Медиум — миссис Пеншо — некоторое время оставалась без чувств. Но, и придя в себя, она была еще очень слаба и не сразу покинула Карфекс-хаус, а попросила разрешения прилечь.

Это был первый сеанс с участием миссис Пеншо, и он сильно подействовал на воображение мистера Парэма, запомнился ему. В каком порядке даны были ответы — это он, быть может, помнил не так ясно, но смысл их врезался в память.

Поистине было бы великое чудо, если бы некая новая Сила вмешалась в дела человечества! Ведь так много нужно изменить! Да, чудо просто необходимо. Мистер Парэм все еще несколько скептически относился к мысли, что на землю и вправду готов снизойти некий дух, но так приятно было потешить себя мыслью, будто в загадочных словах медиума скрывается нечто — предвестие грядущих событий.

Подробный отчет обо всех сеансах, и даже только о наиболее успешных, оказался бы слишком длинным и скучным для читателей, не занятых специальным изучением предмета, и бесполезно было бы приводить его здесь. Добрые чувства мистера Парэма к миссис Пеншо очень укрепили то ощущение «наверно, тут что-то есть», которое зародилось у него еще во время сеанса с Уильямсом на Баггинз-стрит. Теперь, когда никто уже не говорил о привидениях и не навязывал ему каких-то незначительных покойников с их малоинтересными прихотями, само по себе явление транса стало казаться мистеру Парэму более разумным и правдоподобным. Стало быть, существуют вне нашего мира неведомые силы, они ищут каких-то путей, чтобы вмешаться в людские дела и управлять ими, а для этого им нужен человек, близкий по духу, с сильным характером и чутким умом, — эта мысль глубоко волновала мистера Парэма. Ему представлялись существа, подобные могучим духам, каких вызывают и живописуют Блейк и Дж.Ф.Уотс; в мечтах он по крайней мере рисовал себе величественные образы.

Кто тот великан, что смутно чудится его отзывчивому воображению на сеансах в Карфекс-хаусе? Быть может, это Наполеон? — спросил мистер Парэм, и ответ был: да и нет. Не Наполеон, но больше, чем Наполеон. Быть может, это Александр Македонский? — спросил Хируорд Джексон — и получил в точности такой же ответ. Бродя по улицам или лежа ночью без сна, мистер Парэм ловил себя на том, что мысленно ведет беседы с этим таинственным и грозным духом. И когда мистер Парэм находил в утренней или вечерней газете новые свидетельства бесхребетности в мировой политике и неуклонного нравственного падения народа, ему казалось, что дух этот склоняется над ним и разделяет его мысли.

Он был так поглощен этими двумя ясновидящими, что стал до некоторой степени пренебрегать своей ролью в наблюдениях сэра Тайтуса над Карнаком Уильямсом. Чем дальше, тем ненавистней ему был грубый и ограниченный материализм этого ученого мужа. Ему хотелось думать и знать об этих опытах как можно меньше. Самые обычные замечания сэра Тайтуса по адресу медиумов-ясновидящих вообще и особенно по адресу миссис Пеншо и пожилой американки возмущали его до крайности. Сэр Тайтус был не джентльмен; порой он изрекал почти невыносимые грубости, и несколько раз мистер Парэм готов был сурово его покарать. Он едва удерживался от слов, которые разили бы, как удары. Эти сеансы по материализации были нестерпимо скучны и нудны. На то, чтобы получить ничтожное количество эманации, уходили часы, которые казались веками. И смотреть, в какое замешательство эта эманация приводит сэра Тайтуса, было уже не так приятно, как раньше. По меньшей мере три раза мистер Парэм, не выдержав скуки, засыпал в кресле и потом некоторое время не являлся на сеансы.