Юрий Нестеренко - Приговор

совпадения, как сочинители историй, так что дерево пережило эту грозу

столь же благополучно, как и все предыдущие.

Грозовой фронт, сверкая и погромыхивая, уполз на север, но никакого

просвета в небесах не просматривалось, и дождь продолжал лить, хотя и

растерял прежнюю ярость. Я подобрал меч, вновь оседлал коня, и мы

продолжили свой путь. Копыта шлепали по жидкой дороге, разбрызгивая

грязь, которая была к тому же скользкой и не позволяла ехать быстро.

Было еще, должно быть, довольно далеко до заката, но из-за обложивших

все небо туч казалось, что уже смеркается. К тому же заметно похолодало,

и в мокрой одежде было особенно некомфортно.

Я заглянул в свою самодельную карту, прикрывая ее от дождя. Так,

если трактирщик все рассказал правильно, где-то здесь должен быть ручей,

а после него направо — довольно крупное село. Оно в стороне от большой

дороги, и постоялого двора там нет, но можно напроситься в какой-нибудь

крестьянский дом. Я сообщил об этом Эвьет, чтобы подбодрить ее.

"Надеюсь, хотя бы там нас не встретит пепелище или стая голодных псов",

— пробурчала она.

Наконец мы увидели ручей. Точнее, ручьем это называлось в сухую

погоду, а сейчас это была настоящая речка — неширокая, но с быстрым и

сильным течением. Я решительно направил коня вперед. Мутные буруны

вспенивались и клокотали вокруг ног Верного, доходя ему до паха, и я

опасался, как бы он не оступился и не поскользнулся на невидимом дне. Но

Верный благополучно дошел до другого берега, и мы поехали дальше,

высматривая справа признаки жилья.

Но местность выглядела совершенно необитаемой. Никакой тропинки не

ответвлялось вправо, а вскоре вместо домов там показались деревья, и

сплошной полосой потянулся лес. Меж тем становилось все темнее, и

проклятый дождь не собирался кончаться. Все это чертовски напоминало

дурной сон — не яркий кошмар, в котором вы сражаетесь с чудовищами или

спасаетесь от убийц, а медленную нудную тягомотину, практически лишенную

красок и событий, в которой вы просто куда-нибудь бредете — вяло,

бессмысленно, бесконечно… Я подумал, что трактирщик, должно быть,

напутал или даже сознательно наврал, и пора свыкаться с мыслью о ночлеге

в дождь под открытым небом.

— Смотри, дымы! — воскликнула вдруг Эвьет.

Именно так — не дым, а дымы. Я обернулся и посмотрел, куда она

показывала. Действительно, едва различимые в ненастном вечернем сумраке,

над лесом справа поднимались несколько тонких струек дыма. Стало быть,

это не одинокий костер каких-нибудь лесорубов (если в такую погоду

вообще реально поддерживать открытый огонь), но и не очередной пожар,

иначе дымы были бы гуще. Это наверняка дома, в которых топят печи и

готовят ужин! Я вдруг почувствовал зверский аппетит — впрочем, желание

оказаться в теплом и сухом месте было еще сильнее.

Мы свернули с дороги и поехали вдоль границы леса в поисках

какой-нибудь тропы, ведущей через чащу. Ехать на ночь глядя через лес

без дороги — верный способ не добраться до цели. Нам, наконец, повезло -

вскоре показалась просека, прорубленная более-менее в нужном

направлении. Она вывела нас на лесную дорогу с заполненными водой

колеями, которая уже, по моим прикидкам, уходила как раз в сторону нашей

цели.

Когда мы, наконец, добрались до окруженного лесами села, уже

практически совсем стемнело. Дорога спускалась к нему с пригорка, и

сверху было видно, что село насчитывает несколько десятков домов; в

окнах некоторых теплились огоньки, жители прочих, вероятно, уже легли

спать, предпочитая не жечь попусту свечи и лучины. Наконец-то я видел

перед собой нормальное обитаемое селение, а не пепелище и не руины! Ужин

и ночлег в тепле — как иногда мало нужно человеку для счастья… И не

только человеку: даже Верный без понуканий ускорил шаг.

— Стой, или стреляем!

Я резко натянул поводья, только сейчас разглядев то, на что не

обратил внимания в темноте: ведущую в село дорогу перегораживала

баррикада из срубленных стволов и веток. Обоими краями она упиралась в

заборы ближайших домов, оставляя лишь небольшой проход справа. Заборы,

кстати, были основательные, из кольев и досок, не чета обычным

деревенским плетням и живым изгородям. Над баррикадой угадывались

очертания двух голов в нахлобученных шапках. Я не мог разглядеть, есть

ли у них луки, но, скорее всего, они не блефовали. Кто живет в этом

лесном селе? Уж явно не робкие землепашцы, коим из оружия дозволена лишь

мотыга (хотя и из этого правила война сделала слишком много исключений);

здесь и полей-то нет, одни огороды. Нет, здешний контингент — лесорубы,

углежоги, охотники. Публика суровая и самостоятельная. Подати своему

феодалу они, очевидно, платят, но, скорее всего, большинство из них его

никогда и не видело. Да и то вопрос, платят ли. До войны платили,

конечно, а теперь… может, и феодала-то вместе с наследниками давно в

живых нет.

— Мы не разбойники! — крикнул я. — Мы просто путники, и нас всего

двое. Я и… моя малолетняя племянница.

— А нам плевать, кто вы такие! Нам тут чужаки не нужны.

Разворачивайтесь и проваливайте.

— Ты не понял! Нам нужен ночлег, и мы готовы за него заплатить.

Имперскими деньгами!

— Не нужны нам ни вы, ни ваши деньги. Сказано же, убирайтесь.

— В чем дело, приятель? — я все еще старался сохранять дружелюбие.

— Разве мы причиним вам какой-то вред, если просто переночуем?

Послушайте, мы устали, промокли и замерзли. Моей племяннице всего

двенадцать лет. Вы хотите заставить ребенка ночевать под дождем в лесу?

— У нас свои дети есть, а чужие — не наша забота. Все, хватит

языком молоть. Валите отсюда, сколько можно повторять?

— Ты как разговариваешь с дворянином, холоп?! — возвысил голос я.

Не будет же он у меня документы проверять…

Что-то свистнуло в воздухе, и я скорее услышал, чем увидел, как

стрела вонзилась в землю у копыт Верного. Конь попятился.

— Вот так, — насмешливо ответил голос из темноты. — Повторить?

С моих уст уже готова была сорваться угроза, но я вовремя

сообразил, что лучше этого не делать. Если я пригрожу им какой-нибудь

будущей карой, они, пожалуй, и впрямь пристрелят нас на всякий случай.

Никто ведь не докажет, что мы здесь были…

— Ладно, — спокойно сказал я, совладав с собой. — Мы уезжаем.