Юлия Иванова - Последний эксперимент

— Что-либо не так?

— Мало зелени. Вот на 146-й авеню в усыпальнице такие пальмы…

— Пальмы? Ради бога, у меня их полно. Я думала, здесь слишком тесно, и вынесла их в холл. Сколько угодно. Минуточку.

Робот таскает в усыпальницу кадки с пальмами. Вскоре помещение начинает напоминать тропический лес. Хозяйка смотрит на меня уже без прежнего благоволения.

Она! Наконец-то она. Но я требую, чтобы принесли еще одну пальму. И документы на право владения. Хозяйка исчезает. Пользуясь ее отсутствием, быстро сую прут в землю. Уперся во что-то твердое. Кажется, ДИК на месте. Тебе всегда везло, Ингрид Кейн.

Я еще что-то делаю, что-то подписываю, отдаю последние распоряжения на завтра, но я уже не здесь. Многое надо успеть. Ведь сегодня мой последний день на Земле.

Проститься с тем, что жалко оставлять. Я вспомнила Риту, она тоже прощалась. Тогда это меня удивило.

Пустынный в этот будний день берег реки, вода холодная, чистая. Прозрачные юркие мальки вспархивают из-под ног. Какой запах у реки — в нем снег и дождь, земля и солнце, день и ночь и все четыре времени года.

Плыву на другой берег, с наслаждением ощущая упруго журчащую вдоль тела воду. У меня даже нет времени сплавать на остров, где водятся раки. И я никогда туда не сплаваю. Никогда.

Тоскливый холодок где-то внизу живота. Нет, так нельзя. Это твой первый день на Земле, Ингрид. Здравствуй, река.

И здравствуй, небо. Погода ветреная, спортивные аэрокары выдают только профессионалам — я едва упросила, и теперь порыв ветра швыряет меня, крутит волчком,

Жаль, что не могу умереть, как птица, камнем вниз. Тело Риты мне больше не принадлежит.

К обеду я уже у моря. Самый разгар сезона, отпускники заполонили пляжи, двухместные лодки покачиваются на волнах, носятся вдоль берега, разноцветными точками мелькают у горизонта.

Рука Эрла на моем плече… Быстрей отсюда. Я только постояла босиком в волнах и послушала, как шумит море. Все-таки какое оно?

Оказывается, день-это очень много… Когда он первый или последний. Я даже успела слетать туда, где зима, и едва не заблудилась на лыжах, потому что вдруг повалил снег, лыжню занесло, и я осталась одна среди белых застывших елей и снега, который все падал, тихо и торжественно.

На обратном пути я скатилась с горы, поспешила к базе и уже проехала с милю, но подумала, что больше никогда не прокачусь с горы, и не могла не вернуться, и каталась снова и снова, хотя уже темнело, вместе с каким-то рыжим профессионалом лет двадцати. Мы шлепнулись в сугроб, он поцеловал меня холодными обветренными губами, а я вдруг разревелась, уткнувшись в снег.

В Столицу я вернулась к ночи. Перед виллой Эрла Стоуна пылал огромный костер — жгли наш тайник. Пленки, пластинки, книги. Вокруг собралась довольно внушительная толпа. Ребятня развлекалась, прыгая у огня, взрослые наблюдали. Одни равнодушно, другие с интересом. Смотрели, как пожирает огонь диковинные вещи, старались догадаться об их назначении.

Я протиснулась как можно ближе — туда, где оцепили костер «мальчики» из ВП. Многих из них я знала, со мной здоровались, поздравляли, согласно ритуалу, с успешным завершением операции. Мое появление здесь было воспринято как вполне естественное — агент номер 423 пришел взглянуть на дело своих рук.

Костры из книг. На Земле-альфа тоже так было. Я смотрела, как гибнет то, чем мы с Эрлом жили все эти месяцы, и вспоминала. Наши мысли, чувства, споры — все это со мной, и это нельзя уничтожить, пока я жива. Пока я жива, как грустно звучит!

И даже потом это останется с нами, Эрл, потому что ты и я — одно. Мы обманем их, обведем вокруг пальца. Мысль, которая меня почти развеселила.

Они бетяне. Их плечи касаются моих, чувствую их дыхание. Их лица, по которым мечутся трепетные отблески пламени, кажутся сейчас чуть ли не одухотворенными. Иллюзия. Для них-то не останется ничего, они сжигают последний мост, связывающий мертвое человечество с живым.

Ничего, кроме любопытства. Я должна бы чувствовать к ним презрение и ненависть, как Эрл, но в моей душе лишь сострадание. Может, потому, что я прожила жизнь, одной из них. Мой отец и дед были бетянами, мои дети, которых у меня отняли. Мои внуки, правнуки, которых я никогда не видела.

Нити, нас связывающие, на целый век прочнее, чем у Эрла. Впервые я по-настоящему осознала, что завтра сделаю это не только ради самого Эрла. Почтовый аэрокар, спрятанный в старой шахте, сорок минут полета, лаборатория в скалах. Только Эрл знает, где она находится, только ему известна тайна производства альфазина.

Фиолетовое облако поднимается и тает над скалами, небо становится черным, и над Землей-бета проносится вихрь. Всего несколько секунд.

Странно. Я смотрю, как горит наше прошлое, а сама вся в будущем, в котором меня уже не будет.

Слышите, я хочу взорвать ваш рай, ваше трусливое убежище! Но кто я? Какое имею право?

Я Ингрид Кейн, одна из вас. Право — это моя первая жизнь, век с четвертью. И вторая та, что сейчас горит перед вами. Всего лишь год.

И память многих поколений ваших предков с Земли-альфа, запрограммированная в этих пленках, книгах, картинах.

Я хочу разрушить ваш проклятый рай, вашу сонливость, ваше мертвое спокойствие. Ценой жизни Ингрид Кейн. Что меня заставляет? Не ненависть, не презрение, не злоба. Может, сострадание? Или любовь?

Это открытие меня поразило. Любовь? Примитивные мумии, застывшие у костра, в котором жгут книги. К ним?

Да, как ни странно, я их любила. Не их настоящее, а будущее, в котором меня уже не будет. Но в котором я все-таки останусь. В их пробуждении, слезах и смехе, в их вдохновении и в творчестве, в поиске. В том, когда «не может быть», и в руке, лежащей на плече. Я верну им это.

Десятки, сотни, тысячи поколений после меня. Я не умру, покуда живо человечество.

Так же, как те, кого сейчас жгут на костре. Кого жгли во все времена и все-таки не сумели уничтожить. Те, кто помог людям стать лучше, кто учил человека быть Человеком. Они живы во мне. В том, что я задумала.

Ингрид Кейн, одна, перед костром, где жгут все, что ей дорого. Эрл в их руках. Он считает меня предательницей.

Но я думаю о завтрашнем дне и… счастлива. Я не одна, потому что я с ними. В их будущем и прошлом, которое они сейчас наивно пытаются сжечь.

Как все просто — ощутить себя частью, звеном великого целого, которое зовется человечеством.

Столб дыма и пламени взметнулся в черное небо — они взорвали виллу Дэвида Гура. Толпа вопила, свистела, улюлюкала, возбужденная необычным зрелищем, и никто не знал о почтовом аэрокаре, спрятанном в старой шахте. Никто не знал, что это последняя ночь Ингрид Кейн на Земле. Что она не одна. И счастлива.