Концерт Патриции Каас. 4. Недалеко от Москвы. Жизнь продолжается - Марк Михайлович Вевиоровский
– Зачем ты так, дед? Можно кончать экстерном, можно отложить на год … Там видно будет.
– Действительно, Василий Васильевич, зачем вы так … – Тоня назвала его по имени и отчеству, хотя обычно называла дедом.
– Извините, ребята. Просто я … конечно, что Уля выйдет когда-нибудь замуж было понятно … Но я как отец …
– Дед Вася! Вы с мамой Галей были мне отцом и матерью, и я этого забыть не могу. И любить вас буду всегда … Только я Гришу люблю и теперь я его … жена …
Уля хотела сказать «я его женщина», но пощадила моральные устои старого человека.
– Не нервничай, Уля. Все обойдется, все встанет на свои места – просто время нужно. Где вы жить думаете? Ведь Уля у нас невеста богатая – у нее комната в двухкомнатной квартире.
– Слушай, Толя, ты что провокациями занимаешься? Или думаешь, что я ничего не знаю про тебя? Говори, что ты знаешь!
– Дед Вася! Сам то ты как думаешь? Ты же умный … по крайней мере мы с Тоней всегда держали тебя за умного …
– Наша с Галей квартира – Улина квартира, а я в ней как довесок, пока не помру. Молодые могут жить и у нас … Ты что, думаешь, об объединении квартир? Верно, Толя?
– Подумаем. Спешить не нужно, время есть.
– А если я завтра помру?
– Не помрешь. И живи долго. Еще внуков понянчишь … Лучше пусть Гриша расскажет, как дела у него в редакции.
– Все в порядке. Работу приняли и еще подкинули. Больше всего им понравился портрет девушки – я сейчас покажу.
Гриша вышел и вернулся с листом, на котором была нарисована счастливая Уля.
– О!
– Гриша, ты молодец!
– Когда ты успел такое нарисовать?
– Это он сегодня ночью нарисовал … Наверное, с натуры. – Уля смущенно улыбнулась. – Он хочет этот портрет на стенку повесить. Говорит, первый наш семейный портрет …
– И правда, первый семейный портрет молодых Свиридовых …
Беседа за столом продолжалась, перескакивая с одного на другое.
Вскоре ушел к себе Василий Васильевич, затем Гриша увел к себе Улю .. .
СТАЛИ ЦЕЛОВАТЬСЯ
Войдя в комнату они не сговариваясь начали целоваться.
– Гришка, в чем же дело? Ну, что, мы вчера познакомились? Только начали целоваться?
Гриша уселся на диван, притянул ее к себе. Она села рядом, обняла его.
– Скажи мне, почему … почему нам с тобой так хочется … целоваться … и все прочее …
Она пересела к нему на колени, но целоваться так было неудобно, и она встала и села на его ноги верхом, обняв его коленями.
– И почему … я тебя стала немного стесняться?
– Правда?
– Правда. Но немного, – и она обхватила его и прильнула к нему. – И чуть-чуть, когда я голая или ты голый …
– Так хочется проверить …
– Давай!
– А как теперь? – Гриша приподнялся и посмотрел на ее обнаженное тело, раскинувшееся рядом.
– Знаешь, мне теперь кажется, что когда ты смотришь на меня, то ты меня ласкаешь … а это так замечательно …
– А мое тело тебя смущает?
– Глупый!
Она ласкала его еще неумело, но очень ласково, и не стеснялась самых откровенных ласк, поэтому они снова слились воедино …
В душе они мылись вместе, уставшие и счастливые, и опять целовались …
– Ты знаешь, когда-то давно родители ходили в душ голышом …
– Прямо при тебе?
– Да, и я видел их голыми. Потом перестали, стали надевать халаты. Нам с тобой тоже надо приобрести халаты – мы же теперь солидные семейные люди …
– Смешно!
– Придется привыкать.
– А ты … ты видел их … в постели?
– Да, я видел их, как они спали голые обнявшись. А еще я забирался в кровать к маме … к Тоне, когда мы жили там, далеко, и мне было плохо … Это тогда, когда умерла моя настоящая мама …
– Не надо, успокойся, – Уля прижала его голову к своей груди и стала гладить.
– А ты совсем меня не стеснялась?
– Да, и не могу понять, как ты это сделал. Но ты для меня был … ну, не знаю, бог или самый главный, самый сильный и самый верный … Как я тебе верила и верю … и как люблю тебя …
– И я тебя люблю очень-очень … моя милая Улечка …
ПОЙДЕМ НА ТАНЦЫ
– Сегодня на заводе танцы. Пойдем?
– Пойдем.
Уля обрадовалась и стала переодеваться. Через десять минут она была готова – джинсы, открытый живот, белый топик, обрисовывавший ее грудь. И он был не хуже – тоже модные джинсы, модная короткая майка.
На автобусе они доехали до завода – так в просторечии называли соцпоселок при машиностроительном заводе и появились на площадке. На танцы ходили постоянно все свои и с ними здоровался каждый второй.
Но как и прежде Уля танцевала только с Гришей, если в этих бесконтактных танцах в куче народа можно было выделить пары.
Гриша залюбовался ее стройной и гибкой фигурой, обнаженным животом, упругими грудями под тонкой тканью. Любовался не он один, но никто не пытался как-то приблизится к Уле, зная Гришу.
А Уля, танцуя, обняла Гришу за шею и прошептала «Может, убежим?»
И они ушли с танцплощадки и вернулись домой.
– Знаешь, я только сегодня поняла, – Уля разглядывала себя в зеркало. – Подойди сюда!
Она взяла его руку и приложила к соску, оттопыривавшему ткань. И одновременно затрепетали и его рука, и ее грудь.
– Как ты мог … как ты мог раньше видеть все это, знать, что все это – твое, и сдерживаться? Я же так перед тобой виновата – я постоянно … соблазняла тебя?
Уля стянула топик через голову и спустила джинсы.
– Я же только сейчас по настоящему поняла, что такое эти танцы … и как ты мог сдерживаться?
Она одним движением сбросила трусики и сделала перед Гришей несколько танцевальных движений, вращая бедрами и вскидывая руки.
И обняла Гришу, прижалась губами к его губам и буквально повалила на диван.
– Я не понимаю … как ты мог … сдерживаться раньше … в прошлом году …
Он обхватил ее за талию и поднял над собой. Уля поняла и опустилась верхом на него.
– Давай … помоги … давай … как это …
Опускаясь грудью в его ладони Уля прошептала «Ты у меня самый-самый …»
Потом они долги лежали неподвижно. Уля обняла
