Стивен Бакстер - Лучшая зарубежная научная фантастика

Однажды, прямо посреди нашего выступления, Большой Си устроил публике очередной сеанс напыщенной болтовни, в которой был так силен, а потом стена вновь стала прозрачной, и клянусь, Юпитер — сраный Юпитер — завис прямо перед нами, занимая почти все окно. Он казался огромной плошкой ванильного мороженого, смешанного с карамельно-шоколадным сиропом и украшенным огромной красной вишней. Планета была огромной, проклятье, я никогда и помыслить не мог, что может существовать что-то такое гигантское, а вокруг нее кружили маленькие луны. У меня аж дыхание на секунду перехватило. Я посмотрел в зал, пытаясь найти Моник, но ее не оказалось за тем столиком, где она сидела за минуту до того. Очень жаль, думаю, ей бы понравилось полюбоваться Юпитером, до которого, казалось, было подать рукой.

— Как вам уже известно, орбита Юпитера — особенное место; место, куда многие люди приезжают отдохнуть и где часто остаются навсегда, завороженные его красотами. Пока мы остановились здесь, советую посетить Ио, чтобы послушать самых великих джазовых исполнителей в истории: Чарли Паркера, Лестера Янга, Дюка Эллингтона, Диззи Гелеспи, Кэба Келлоуэя, Джонни Ходжеса… не упустите эту возможность.

Услышав это, я не поверил своим ушам. Птаха? Откуда у них взяться Птахе, если я видел его в Нью-Йорке? Неужели он решился на еще один тур? Я совершенно не понимал, как такое возможно. С другой стороны, не сильно-то и задумывался. Мои мысли полностью поглотило другое имя: Лестер Янг.

— А теперь, — продолжил Большой Си, — в честь джазовой Мекки, куда мы прибыли, прозвучит мелодия, известная как блюз «Луны Юпитера».

Он отсчитал в слух: «четыре, пять, четыре-пять-шесть-семь», и только подумайте, чертова жаба вновь загудела на фаготе. Клянусь, меня это уже так достало, что я бы натянул эту трубу на голову Мммхмхннгна Тяжелые Брови, если бы мне только представилась такая возможность.

На лунах и в самом деле было чем заняться: на подводных лодках мы осмотрели моря Европы и Ганимеда, посетили вулканы Ио; нам, людям, даже позволили опробовать специальные корабли, позволявшие нырять в атмосферу самого старины Юпитера, и полюбоваться обитающими там животными, завезенными сюда жабами с какой-то из планет своей родины.

Но все это мало меня интересовало. Ребята из бэнда даже сказали мне:

— Робби, мужик, почему ты упускаешь шанс увидеть все это восхитительное дерьмо?

— Парни, все, что мне хочется сейчас увидеть, — ответил я, — так это Лестера Янга. Я отправляюсь искать Преза.

Клуб на Ио был небольшим и тихим местечком. Жабы не должны были заинтересоваться джазом, пока не осмотрят все остальное, что их народ успел понастроить на лунах и самом Юпитере, а стало быть, раз уж наш крейсер был единственным на орбите, это было самое лучшее время найти Преза.

През — так мы называли Лестера Янга, поскольку он был (а по мне, так и остается) подлинным президентом всех тенор-саксофонистов. О, вы только бы слышали, как он играл. Мне доводилось пару раз побывать на его концертах в Нью-Йорке, а потом и в Филли, и было в нем что-то такое, что Моник определила бы как «je ne sais quoi»,[115] а мой приблизительный перевод прозвучал бы так: «Как он, черт возьми, это делает?» В довоенные времена През частенько радовал нас своим сладким звучанием.

Так вот мы с Моник и отправились в это крошечное заведение, разместившееся внутри герметичного пузыря, плывущего над поверхностью Ио. Все здания здесь имели огромные окна, которые позволяли насладиться видом на вулканы, извергающие пламя, дым и прочую хрень. Одно из таких окон было даже в клубе, и Моник неотрывно глазела в него.

През еще не появился, мы пришли слишком рано, и на сцене выступало трио, чьих имен я не помню, хотя пианиста явно встречал и прежде. Играли неплохо. Порой они играли почти как През, а иногда выдавали даже более плавные и мягкие ритм-секции, работая в стиле старого свинга. Всему этому не хватало только его прекрасного голоса, его звучания. В ожидании Лестера Янга я почти что слышал этот тенор, его вибрирующее прикосновение, сильные, но нежные повороты в мелодии и самую чуточку басов. Да вы и сами понимаете, о чем я.

Моник заскучала. Это было очевидно. Она постоянно поправляла прическу, печально разглядывала вулканы.

— Крошка, През скоро придет, — сказал я.

Она нахмурилась и посмотрела на меня с таким ворчливым выражением на лице, на какое способны только самые сексуальные детки.

— Я хочу погулять. Осмотреть пузырь.

Вспомнив о нескольких роскошно обставленных витринах и кафетериях, мимо которых мы проходили по пути к клубу, я догадался, что на самом деле ей хотелось побродить по магазинам. Но с другой стороны, это походило на испытание моих чувств к ней, и поверьте, я никогда не позволяю женщинам испытывать меня.

— Если хочешь, можешь заняться шоппингом, но лично я ни за что в мире не соглашусь пропустить выступление Преза. Ни единой мелодии, ни одной нотки.

— Ну и ладно, — сказала она, поправляя кошелек. — Вернусь позже. Может быть.

Последнее было произнесено с особым нажимом. Моник развернулась на пятках и зашагала к двери, на ходу поправляя прическу и вихляя задом, поскольку прекрасно понимала, что я смотрю на него.

Но я устоял, не взирая на искушение. В конце концов, если очень хочется, француженку из канкана всегда можно найти, а вот Лестера Янга можно было услышать только на Ио. И это был мой единственный шанс в жизни увидеть его, если только тот не собрался бы вернуться на Землю. К тому же, если честно, когда он улетал, видок у него был далеко не из лучших.

Так я и сидел еще с полчаса, слушая ритмичные импровизации и потягивая «охлажденный чай из самых недр Европы» — так здесь назывался самый обычный лонг-айлендский холодный чай, единственный напиток, который я смог себе позволить. Потом появился През.

Увидев его и услышав, как он играет, я испытал нечто схожее с ощущением от первого секса. Нет-нет, не то, что чувствуешь, проснувшись посреди ночи от пошлого сна и осознав, что простыни почему-то липкие. Я говорю о том первом разе, когда ты идешь с девчонкой из класса на год старше к ней домой, пока ее мама в отлучке, поднимаешься в ее комнату, пару раз целуешься, вставляешь ей свою штуковину и спустя минуту или две гадаешь: что это вообще было и почему все уделяют этому делу столько внимания.

Смущение и глубокое разочарование — вот, о чем я толкую.

През казался малость затраханным. Не таким он был в довоенные годы. В те времена этот мужик точно лучился магической энергией. От него постоянно требовали играть как Хок — Колман Хокинс, — но он никогда и никого не слушал и вырабатывал собственное звучание, и это было прекрасно. Он заставлял свои мелодии петь так сладко, что у вас просто разрывалось сердце.