Игорь Борисенко - Вариант "Ангола"

Это для меня, по сути, и стало настоящим началом путешествия. Теперь я по нескольку раз в день, пользуясь своей командирской привилегией, выползал покурить, благо, что курева было запасено, наверное, на все путешествие. Я стоял на мостике вместе со всеми, обозревая горизонты (так положено – если ты на мостике, работай сигнальщиком, то есть гляди по сторонам во все глаза). Правда, наверху при малейшей волне тоже плескало будь здоров. Как оказалось, один из минусов лодки типа "Ленинец" – слишком низкая рубка.

Но Вершинин бывал наверху все равно чаще меня, хотя курить ему не надо было. Весь просолился, стал настоящим морским волком! Потом он устроил мне настоящую экскурсию, протащив по всем отсекам подлодки, и рассказав, где чем занимаются. Не сказать, чтобы мне это было сильно интересно, но надо же было как-то убивать время!

В самом заднем – вернее в кормовом, как тут говорят – отсеке, располагались здоровенные минные трубы, переделанные в дополнительные топливные цистерны. Внизу стояли молчащие электродвигатели, над ними вентиляторы охлаждения. Следующим был самый шумный и вонючий отсек, потому что там тряслись и ревели дизели. Вернее, что я говорю – шли мы экономическим ходом, то есть работал постоянно только один мотор, а второй стоял. Как оказалось, дизели – штуки весьма капризные, и мотористы постоянно с ними возились: что-то разбирали, смазывали, подгоняли, меняли. Чумазые, как черти, орут, ругаются… но поломок серьезных, таких, чтобы прекращать движение, у нас не было очень долго. Значит, черти были кроме прочего еще и весьма знающие!

Из жуткого дизельного отсека мы убрались поскорее, причем я по дороге запнулся о трубу масляного насоса, и чуть было не убился. Опять Сашка спас, поймал под руку. Зато прямо за царством рева и грязи находился камбуз, владения Фащанова, кудесника пищевой обработки, как его называл Данилов. Две комнатушки, отгороженные от коридора, в котором прямо тут же стоят койки и лежат свободные от вахты матросы. Запахи можно было учуять, только если вплотную прижать нос к закрытой двери, иначе пахло только маслом и соляркой. Да, теперь я мог насладиться запахом борща и тушенки, а не сдерживать тошноту, как несколько дней назад! Какое это все же счастье…

Узнав, что на обед, кроме борща и ежедневной порции вина (100 грамм вместо положенных по норме 200, иначе пришлось бы выбрасывать ящики с автоматами и грузить на их место фляги с вином) будет картофельное пюре и какой-то особый американский компот, мы пошли дальше. В центральном посту задерживаться не следовало, ибо там Гусаров, который щурит глаза и провожает подозрительным взглядом: шастают тут всякие! У штурвалов сосредоточенные рулевые, справа, у штурманского столика с картами, колдует лейтенант Моисеев. С моей точки зрения, у него сейчас работы немного. Через открытый океан курс прокладывать, должно быть, не очень трудно. Хотя, кто его знает… Течения, острова или еще чего – мало ли всякого?

За центральным постом уже хорошо знакомый коридор, которым я проходил по сто раз на дню, даже когда болел. В этом отсеке наша с Сашкой каюта, сразу за командирской, по левой стороне. С другой стороны радиорубка, столики крошечной кают-компании, в самом конце коридора – гальюн и душевая. За тяжелой дверью отсек, где на торпедных стеллажах лежат наши ящики, и тут же койки матросов. Здесь я тоже бывал не раз, а вот дальше, в самый нос, еще не заходил. Это вотчина торпедистов. Целых шесть аппаратов, расположенные в два ряда, занимают большую часть пространства. Правда, только два из них заряжены, остальные превращены в хранилища: внутри лежат герметичные контейнеры с пищей.

Пища – главная после топлива и запчастей вещь в дальнем походе. Она везде, где бы мы не проходили: даже рядом с дизелями стояли ящики с тушенкой и сгущенкой. В других отсеках по стенам, с труб гроздьями свисают колбасы, связки лука и чеснока, тут и там рассованы мешки с крупой, коробки с концентратами, банки с консервированными фруктами, винные бутылки… Идти трудно, но зато появляется уверенность, что от голода не умрем.

Прием пищи на лодке привязан к смене вахт. Так как они сменяются каждые четыре часа, то и кушать, когда не спишь, приходится с такой же частотой. Завтрак в 8.00, обед в 12.00, в 16.00 так называемый "чай" (хотя налить могут и какао, и компоту – Вершинин давится, но пьет), в 20.00 ужин. С утра обычно кормят только хлебом с маслом, или там плитку шоколада выдадут на несколько человек. В обед суп из концентратов или борщ, второе из мяса или рыбы с разными гарнирами, вино, компот. В четыре часа иногда повторяют меню завтрака, иногда дают маринованную селедку, а на ужин только второе блюдо, фрукты из банок и какое-нибудь питье. Не очень разнообразно, но достаточно питательно. С самого начала похода было понятно, что более-менее разнообразное питание закончится довольно быстро после выхода из Датч-Харбора. Без холодильников скоропортящиеся продукты либо быстро съел, либо выбросил. Поэтому свежее мясо мы кушали два дня, свежие яблоки – полторы недели, апельсиновый сок, которого щедро выдали американцы, хватило примерно на столько же, а остатки пришлось вовсе слить за борт. Немного дольше мы кушали яйца (остался только яичный порошок), потом прикончили колбасу, какая не успела протухнуть, сварили борщ из остатков капусты, через три недели доели последнюю картошку, и остались на одних консервах. Говорили, что у Фащанова на неведомый черный день где-то была припрятана здоровенная банка квашеной капусты, но он тайны, как его не спрашивали, не раскрывал, и варил супы из пакетов. Довольно вкусно, если ты их скушаешь раз или другой, но когда изо дня в день, то вскоре сильно надоедает.

Жизнь на лодке вообще быстро превратилось в упорное повторение одного и того же. Вчера, сегодня, завтра сливались: казалось, что ты застрял во времени, и раз за разом проживаешь один и тот же день. Может, другие так не думали, потому как у них всегда были какие-то занятия. Торпедисты ухаживали за аппаратами и торпедами (правда, у них хозяйство сильно осиротело по сравнению с обычным случаем – все же четыре торпеды протирать легче, чем восемь), рулевые после вахты падали как подкошенные отдыхать, про мотористов и говорить нечего: они, наверное, были самыми занятыми. Комиссар Смышляков постоянно кочевал из отсека в отсек, работая психологом и одновременно присматривая за обстановкой. Все-таки одни и те же люди в тесном кругу, изо дня в день… Всякое может случиться: кто-то повздорит, кто-то расклеится… Пожалуй, только минеры были на положении вроде нас. Они, в отличие от торпедистов, осиротели совершенно, потому как мин у нас не было вовсе, и минные устройства демонтировали как таковые. Говорят, хотели всех минеров высадить на берег, но передумали из соображений секретности.