Владислав Чупрасов - Холодные и мертвые (сборник рассказов)
— Второй? Священник вздрогнул и проснулся. Заозирался настороженно и снова нахохлился, прячась в куртке. Судя по всему, ему снова стало хуже. Курт отозвался очень невнятно, потому что искренне ненавидел позывные. Особенно — свой.
— Мы впереди, — коротко сообщил Гуде.
— Ганс просил передать, что… — вмешался Альрик, но Курт его слушать не стал.
— Пусть Ганс свои указания себе в задницу засунет. Повисла неприятная тишина.
— Знаешь, Мемфис…
— И ты тоже. Альрик замолчал и, судя по щелчку, отключился от общей связи. И наверняка принялся полоскать мозг Гуде — тот тоже замолчал. Юстас приоткрыл один глаз, неодобрительно посмотрел на Курта, но ничего не сказал. Его знобило.
— Чтоб тебя, — проворчал Курт и кинул священнику термос, который до того грел ему ладони. Юстас ничего не ответил, только раскашлялся. Не прошло и двадцати минут, как через белую пелену впереди замаячили два темных пятна. Два хаммера с наклеенными цифрами пять и семь. Была такая наклейка и на Куртовом джипе, но он ее отковырял. Снегом сыпало мелко и мерзко, в час по чайной ложке. Никакой опасности эта пороша не представляла, но и хорошей погоду назвать было сложно. Приближающиеся машины казались размытыми и нечеткими. Гуде стоял, прислонившись спиной к своей «пятерке», и курил.
Альрик сидел в ней же, опустив окно. Они о чем-то переговаривались, и Гуде только иногда отвлекался, чтобы пошевелить провода, тянувшиеся к его бензомастеру. Когда Курт вышел из машины (сухо скомандовав священнику выпить Ойгеново пойло, перебраться на заднее сидение и спать там), стекло поехало вверх, и Альрик отвернулся. Курт встал рядом с Гуде, тоже закурил. Они немного помолчали. Гуде иногда бросал взгляд на брата внутри машины и тут же отворачивался. Они были очень похожи — внешне. Высокие, светловолосые, только Альрик носил небольшую бородку, а Гуде не нуждался в лишних символах мужественности. И все-таки — такие разные.
— Пусть он не злится на меня, — ровно сказал Курт. Гуде кивнул.
— Я знаю, он сам виноват. Но ты держи себя в руках. Курт не ответил, выкинул недокуренную сигарету и повернулся к Эфу. Он уже начал мерзнуть, а бензомастер стоял чуть в стороне, не спеша цепляться.
— Я сегодня что-то всех обидел.
— Херня, отойдут. Гуде докурил и постучал в стекло машины. Альрик вылез из машины, придержал дверь перед своим бензомастером и, вопреки всему, протянул Курту руку. Тот ничего не сказал, только пожал скрипящую перчатку. Альрик отвернулся цеплять провода к своему плечу. Гуде изобразил всем лицом что-то вроде улыбки и пошел следом за братом. А Курт повернулся к Эфу.
— Даже этот на меня не дуется. А ты как? Эф подошел ближе, подключил все провода и недовольно проворчал:
— Просто ты козел редкостный, и с этим ничего не поделаешь. Курт развел руками — да, мол, заслужил. Эф пошел вперед, натянув провода. Курт последовал за ним, не забыв последовать правилу «кто последний уходит — тот проверяет машины» и подергав дверцы трех джипов. Братья и их мастера уже успели потерять очертания, двигаясь в только им известном направлении. Курт сказал бы, что они идут вперед, но в снежном мареве было сложно отличить «вперед» от любого другого направления. Но там, что братья и Курт считали «впереди», снег будто бы сгущался, приобретал неожиданные формы, перетекал из одной в другую, темнел и снова светлел. Темные пятна двигались туда-сюда, иногда сталкиваясь и сливаясь. Затем разгорелся мягкий желтый свет, окрашивая снег и бросая жесткие тени на лица патрульных.
Бензомастера не отражали, а поглощали этот свет, напряженно крутя своими черными головами по сторонам.
— Итак, мы идем… туда? — осторожно уточнил Альрик. Видимо, Ганс был в своем репертуаре: указания давал предельно размытые. Так что приходилось делиться информацией.
— Туда, — поделился информацией Курт.
— Это плохо, — протянул Альрик.
— Согласен. Гуде молчал. Альрик странно посмотрел на Курта и отвернулся. Абсолютно непонятно, с чего это он так. Может, злится, что его номер — семь, а у Курта аж двойка? Но это были всего лишь цифры. Что-то вроде школьной столовой, когда самые удачные места занимают те, кто пришел раньше. На поблескивающий свет легла первая желтоватая полоса. Она медленно расширялась, ползла, очерчивала дорожку, которая медленно, но верно заманивала патрульных в ловушку. Именно так себя Курт и чувствовал: он почему-то послушался совершенно тупого приказа и в угоду Гансу шел сейчас, как барашек на заклание. Ну и сдох бы этот священник, кому он вообще нужен. Судя по спокойным лицам братьев, они так не думали. Они, откровенно говоря, считали, что работа патрульного как раз и заключается в том, чтобы помогать людям — будь то житель города, сам Ганс или совершенно чужой человек, прибывший с континента. Курт по этому поводу думал: в задницу ваш патруль со всеми вашими нормами морали и нравственности. Ему не хотелось умирать так бессмысленно, и он недоумевал — неужели Гуде этого не понимает? И он согласен пожертвовать жизнью своей и своего брата ради того, чтобы… Что? Чтобы поймать Серого.
Черт возьми, почему это, интересно, Ганс не выдал им памятку «Как ловить Серых для чайников» — желательно, с исторической справкой.
Ну, чтобы узнать, сколько народу полегло, когда ловили тот подопытный экземпляр. Ганса бы сюда. Гуде обернулся на него, поймал полный раздражения взгляд и улыбнулся. По его лицу бродили длинные тени — как будто-то где-то впереди трепетали сотни зажженных свечей. Мелкие огоньки уже бродили в сером буране. Курт изобразил недоумение на лице, как бы спрашивая: какого дьявола вообще? Ты же умный человек, зачем ты идешь туда? Правда, этот вопрос он мог задать и самому себе. Гуде отстал от брата на несколько шагов, его бензомастер переместился чуть в сторону.
— Ты чего? Курт развел руками, зацепился за провода и отмахнулся от недовольно заворчавшего Эфа.
— Это же бред. Мы тут помрем для того, чтобы поймать этого Серого. А для чего? Правильно, для науки! Ты хочешь сдохнуть во имя науки? Я вот нет. После этого пассажа у него немедленно заболело горло. Курт поспешно захлопнул рот и задышал через нос, выжидательно глядя на Гуде. Тот смотрел в ответ странно и молчал. Наконец он отрывисто покачал головой и выдохнул облачко теплого пара.
— Мы-то не помрем уж точно, — начал он, но договорить не успел. Или он еще говорил, а Курт уже не слышал: его вдруг сшибли с ног.
Сильный удар о снег вышиб из легких весь воздух. В голове зазвенело, по глазам плеснуло мутной пеленой. Комбинезон стремительно холодел, провода безжизненными змейками лежали рядом. Курт попытался встать, но не смог — его как будто кто-то прижимал к земле. Пронзительно скрипели ледяные наросты на капюшоне. Курт выругался и снова попытался встать. Медленно, как будто ломая лед, разогнулся и сел. Вокруг мелькали темные, будто слепленные из грязного снега, фигуры. Одна пронеслась так близко от лица Курта, что у него немедленно заболели щеки и нос. Обморозил все к черту. Воздух и снег вокруг были желтыми, настолько неестественного цвета, будто кто-то разлил разбавленную акварель. Такой свет исходил от старых ламп, которые начали использовать, когда подохли последние батарейки в фонариках. Потом кончился и керосин. Эфа поблизости не было, и Курт чувствовал, как его схватывает холодом. Гуде и Альрик стояли плечом к плечу, почти вплотную перед ними — трое бензомастеров, стоящих кольцом. Между ними — остальные кружили вокруг, медленно приближаясь к Курту — метался один Серый. Лицо Курта онемело, ресницы склеились и практически не разлеплялись. Все, что можно было рассмотреть — это темное пятно на фоне психически-неадекватной желтизны. Конец мне, решил Курт, решительно проклял Ганса и Эфа, почему-то решившего, что выполнять задание первого для него важнее, чем спасти жизнь другу, и потерял сознание. Было бы у него все нормально — ни за что бы не назвал бензомастера другом. А так мысль опередила сознание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});