Элейн Каннингем - Алиса

- Да, это верно. Я был тогда сам не свой.

- Джонни, зачем тебе сдался этот пистолет? Нас ведь уже не изменишь. Что бы ни случилось с Полли, мы с тобой останемся прежними. Или ты считаешь, что ты способен прицелиться и хладнокровно выстрелить в живого человека?

Я взвесил её слова, прежде чем ответил:

- Нет, не могу.

- Я рада, - кивнула Алиса.

- Что от меня мало толку в такой передряге? Что я вообще ни на что не годен?

- Что ты такой, какой есть.

Тогда я выложил ей все про Ленни и про красный "мерседес". Не утаив ни слова. Выслушав мою исповедь, Алиса, должно быть, с минуту, а то и две, молчала. То, о чем она потом спросила, неприятно меня поразило. Алиса пожелала знать, какие чувства я питаю к Ленни Монтес.

- Никаких. Абсолютно никаких.

- Ты ведь мог силой затащить её в полицию, - медленно произнесла Алиса. - Мисс Климентайн хорошо разглядела её, когда она приезжала за Полли. Неужели это не пришло тебе в голову, Джонни? Или - пришло?

- Нет.

Никогда прежде мне не приходилось видеть на лице Алисы такого выражения - ужаса, перемешанного с презрением.

- Клянусь тебе - я этого просто не сообразил. Ей-богу, Алиса, я даже не подумал, что мисс Климентайн может опознать Ленни.

- Неужели, Джонни?

Слезы отчаяния, гнева и безнадежности навернулись мне на глаза.

- Нет, нет и ещё раз - нет! Что я, по-твоему - совсем чудовище?

- О, Джонни, я больше не знаю, что и думать.

- Как бы я ни поступил, - попытался оправдаться я, - ведь Полли все равно осталась бы у них.

- Джонни, Джонни, неужели ты не понимаешь - но ведь она-то оказалась бы у нас в руках! Твоя стерва! У нас наконец была бы козырная карта, с которой мы могли бы обратиться в полицию и покончить с этой шайкой.

- Что ты пытаешься этим сказать? - выкрикнул я. - Что я собственноручно подписал смертный приговор нашей дочери? Ты к этому клонишь?

- Нет, Джонни, я этого не говорила.

- Ты совсем безжалостная, Алиса.

- Ты сам не хочешь, чтобы тебя жалели.

* * *

Мы молча сидели в гостиной, следя за бегом часов и ведя собственный мучительный отсчет времени. Мы просидели так около двадцати минут, но это были самые томительные и страшные минуты в моей жизни. Ничто не могло сравниться с безудержным и агонизирующим отчаянием, которое охватило меня в те минуты. Только что состоялся суд, признавший меня виновным в преступной небрежности. Приговор - убийство собственной дочери - я вынес себе сам. Поставьте себя на мое месте - и вы поймете, каково было мое состояние в эти двадцать минут.

Алиса это прекрасно понимала. Она не пыталась хоть как-то ослабить мое бремя - это было бы бесполезно, - но через двадцать минут вдруг нарушила молчание и произнесла, как бы между прочим:

- Знаешь, Джонни, пока тебя не было, я все время ломала голову над загадкой исчезновения ключа...

Я промолчал, а она продолжила:

- И, мне кажется, я поняла, кто его взял.

- Ты это поняла?

- Думаю, что да. Точно я не уверена. Но, чем больше я думаю, тем больше убеждаюсь в своей правоте.

- И кто же его взял, Алиса?

- Полли.

- Полли?

- Да. После того, как ты мне позвонил утром, я положила его на кухонный стол, а сама вышла в гостиную. Полли оставалась на кухне. Она видела, как я положила ключ на стол. Она ещё спросила меня, что это такое. Когда я показала, она воскликнула: "Ой, какой забавный ключик! Он совсем плоский". Я объяснила, что этот ключ отпирает специальный шкафчик, в котором люди хранят свои самые большие ценности, например, такие, как её куколки. Должно быть, этот ключ поразил воображение нашей малышки. Потом, когда я собралась, я просто крикнула из гостиной: "Пойдем, Полли, а то опоздаем". В кухню я больше не заходила и ключа не видела.

- Да, но Полли скорее всего зажала бы ключ в своей ладошке. И ты бы его увидела. В её платьицах ведь карманов нет! Или я ошибаюсь?

- Она была в своем сером костюмчике, а в нем как раз карманы есть. Должно быть, малышка просто положила ключ в один из них.

- В таком случае, - с расстановкой произнес я, - они уже могли его найти...

- Я как раз об этом подумала.

- И, если нашли...

- Джонни, вполне возможно, что они его не нашли, а Полли о нем забыла. Да и с какой стати им бы понадобилось расспрашивать маленького ребенка или - шарить у неё по карманам? Но все же...

В этот миг кто-то позвонил в дверь черного хода.

* * *

Я пошел открывать через кухню, погруженный в мысли о том, что мы опять вернулись к ключу, и - одновременно пытаясь переложить хотя бы часть вины на Алису. Не потеряй она ключ, мы бы отдали его Энджи, и наша дочурка была бы сейчас дома и в безопасности. И все же нутром я сознавал, что сравнивать степень нашей виновности неправомерно. Ведь я не предупредил Алису, что ключ имеет для меня такое огромное значение...

Я открыл заднюю дверь. Точнее, повернул ручку вниз, а тот, кто стоял за дверью, рывком распахнул её и вошел в кухню. Увидев его, я остолбенел никогда в жизни мне не приходилось сталкиваться с таким исполином. Незнакомец был не столь высок - хотя и далеко за шесть футов, - как могуч; широченные плечи, бычья шея, ноги-бревна и - чудовищной толщины руки с ладонями-лопатами. У него было круглое, мертвенно-бледное лицо, крохотные синие глазки, нос-пуговка и коротко подстриженные соломенные волосы, торчавшие, как иголки на спине ежа. Щеки заросли двухдневной щетиной. Губы были такие тонкие, что рот походил на едва затянувшийся шрам. Словом, с более отвратительной, отталкивающей и вместе с тем устрашающей личностью я никогда не сталкивался.

Звериную силу чудовища я испытал на себе сразу же. Распахнувшаяся дверь ударила меня по плечу так, что меня отшвырнуло назад, как котенка, и я врезался в стену. Я невольно подумал, что, окажись на пути двери моя голова, она бы треснула от страшного удара, как бильярдный шар.

Вошедший остановился и уставился на меня, тупо моргая белесыми ресницами. Одет он был в черные джинсы, желтую спортивную рубашку и зеленую куртку с капюшоном. За спиной я услышал тихие шаги и догадался, что Алиса проследовала за мной в кухню.

- Кто вы такой - - спросил я. - Что вам нужно?

- Ты - Кэмбер? - Зычный гортанный голос с неуловимым акцентом показался мне знакомым. Где-то я его уже слышал. Но вот где и когда?

- Да, я Кэмбер.

- А я - Шлакман. Ганс Шлакман. Я звонил тебе утром - вспоминаешь?

- Да, - прошептал я. Во рту у меня внезапно пересохло. - Помню. Речь шла о вашем отце...

- Точно, - ухмыльнулся Шлакман. - Мой папаша перепутал поезд метро с мясорубкой. Или ты сам столкнул его? - Он смерил меня взглядом, потом, все ещё ухмыляясь, презрительно покачал головой. - Нет, такой заморыш, как ты, никого не столкнет. Заморыш и слюнтяй.

- А сами-то вы кто? - вскричала Алиса. - Вы вовсе не сын этого старика. Вы бы тогда не ухмылялись здесь, как горилла.