Татьяна Грай - Формула тьмы и света
- А вы уверены, что сольпуги не ошибаются в человеческих чувствах? с сомнением спросил Харвич.
- К сожалению, не ошибаются, - сказал Астахов. Он ненадолго замолчал, к чему-то прислушиваясь, и продолжил: - Ты не мог не заметить, что мы с Валерьеном по много раз прослушиваем одни и те же отчеты. И ты знаешь, что мелкие неприятности происходят здесь довольно часто - ничего существенного, но все же... Мы изучили отчеты за пять последних лет. В них прослеживается связь... как бы это сказать... отрицательных эмоциональных всплесков у патрульных с этими самыми мелкими инцидентами. И хорошо, что отчеты патрулей не имеют определенной формы, их надиктовывают свободно, это скорее дневники, чем доклады. И если, например, сегодня кто-то из патрульных продиктовал: "Наши очаровательные хозяева не явились поздороваться утром", - вслушайся в интонацию. На следующий день, как правило, что-то происходит - налетит мошкара из сельвы, или начнется вечером такой концерт, что мороз дерет по коже... и так далее.
- Сольпуги слышат, что происходит в доме? Или они читают мысли? спросил Харвич.
- Нет, - сказал Астахов, - вряд ли они читают мысли. И уж конечно, не подслушивают. Скорее они улавливают общий эмоциональный фон... и пробоины в этом фоне. Но я хотел бы разобраться в другом. Ответы сельвы самостоятельны, или сольпуги их вызывают? Ведь если это их лап дело, можно попробовать объяснить им, что человек, к сожалению, не всегда властен над своими чувствами...
Внезапно Харвич ощутил горячую волну, ударившую сбоку. Он вскочил. Астахов продолжал сидеть, но взгляд его стал резким и внимательным - он следил за Харвичем. Но стажер не заметил этого, потому что в трех шагах от себя, слева, увидел сольпуга - и вздрогнул.
Громадных размеров то ли краб, то ли паук, покрытый бледно-зеленым матовым панцирем, уставился на Харвича круглыми красными глазами. От паука несло жаром, он слегка раскачивался на многочисленных тонких педипальпах, поросших жесткой коричневой шерстью... и двойной клюв разевался, как пасть крокодила, утыканная рядами острых желтых клыков. Сольпуг хлопнул клювом и затрещал, присвистывая. Лингаторы забормотали, переводя дребезжащие звуки в человеческую речь:
- Человек нов, но не опасен, - говорил сольпуг. - Я есть седьмое явление после Уриант-Деез. Кто ты, новое?
Харвич в растерянности обернулся к Астахову.
- Представься, - сказал тот.
- Меня зовут Харвич... Винцент Харвич, я стажер. - Харвич почувствовал отвращение к собственной слабости. "Мальчишка, - выругал он себя, - сопляк, какой ты к черту патрульный..."
Сольпуг помолчал немного и снова заговорил:
- Есть ощущение чужого. Чужое непроницаемо. Множество одинаковых, но разных, идут по следу, не умея остановить. То, что названо "патрульный пост", может идти с живущими здесь.
- Когда ты отправишься в путь? - спросил Астахов.
Сольпуг ответил:
- Есть возможное. Есть нужное. Есть необходимость. Взаимопонимание затруднено, однако возможно. Я приду.
Сольпуг шевельнулся, сделал шаг - и исчез. Харвич посмотрел направо, налево - сольпуга не было.
- Куда он подевался? - спросил стажер.
- Спроси что-нибудь полегче, - насмешливо ответил Астахов. - А лучше пойдем-ка собираться. В сельву придется лезть. Видишь, пригласили, да как вежливо - "взаимопонимание возможно..." - И Астахов открыл дверь, пропуская курсанта вперед.
- Что он вам сказал? - спросил Валерьен, когда они вошли.
- В сельву зовет.
- Все проверить еще раз, - сказал Валерьен. - Поскольку связи нет оставим записку. На всякий случай.
- Что, уже и с орбитой не связаться?
- И с орбитой. - Валерьен начал укладывать запасные костюмы защиты, чтобы взять их с собой. - А что еще он говорил?
- Сказал, что сольпуги не могут остановить бандитов, -задумчиво сообщил Астахов. - Интересно, как эти ягодники снарядились?
- Не могут остановить? - Валерьен поднял голову. - Ты уверен, что понял правильно?
- "Множество одинаковых, но разных, идут по следу, не умея остановить", - повторил Астахов слова сольпуга. - Кажется, все ясно.
- Да, пожалуй, - согласился Валерьен. - А кто это был?
- Деез-Седьмой.
- Серьезный парламентер.
Сборы были закончены, и патрульные уселись у окна. Харвичу казалось, что нельзя вот так сидеть, ожидая неведомо чего, когда там, в сельве, мародеры рвутся к анимоциде, а сольпуги не в состоянии задержать их... что нужно немедленно мчаться на помощь... Но командир был неподвижен, как монумент, и Харвичу ничего не оставалось, как сделать вид, что он не менее спокоен.
Деревня по-прежнему выглядела пустой. Клубы тумана залегли между хижинами, освободив дорожки, и Харвичу на какое-то мгновение почудилось, что в каждом серебристом скоплении тумана скрывается сольпуг, и еще Харвич подумал, что сольпуги должны быть глубоко несчастны оттого, что не умеют защитить анимоциду...
- Винцент, - сказал Валерьен, - вам, естественно, придется идти с нами, но я, честно говоря, был бы гораздо более спокоен, оставив вас здесь... однако это невозможно. Надеюсь, у вас достаточно крепкие нервы, и вы не станете без крайней на то необходимости хвататься за оружие?
- За оружие? - переспросил Харвич. - Я полагал, что оружие в сельве может понадобиться в любой момент.
- Не совсем так, - сказал командир. - То есть так может показаться, но на деле... В общем, сольпуги не любят стрельбы. Зато любят пугать новичков. И если у вас сдадут нервы, количество "страхов" будет возрастать в соответствии с геометрической прогрессией. И все эти страхи будут грозить только вам.
- Только мне?
- Ты окажешься как бы под колпаком, - пояснил Астахов, - и мы не сможем к тебе пробиться, потому что будем идти все время в другую сторону. Были случаи. Ну, а конец ясен...
Харвич явственно увидел себя сидящим в громадной банке, набитой пауками... а по ту сторону стеклянной преграды Валерьен и Астахов, крича и стреляя, бегут в разные стороны, и оба - уходят от него, Харвича, а он бьется в стекло, как муха, и пауки хохочут, разевая клювы, и педипальпы извиваются над его головой, и нет сил держаться на ногах...
- Стажер Харвич, - голос Валерьена ворвался в мысли курсанта. - Какой у вас индекс воображения?
- Тридцать два, - виновато ответил Харвич.
Валерьен и Астахов переглянулись.
- И вас пропустили в Школу патрулей?
- Видите ли, Борис Андреевич, - Харвич поежился под взглядом командира, - у меня индекс меняется. По обстоятельствам. Вы не беспокойтесь, все будет в порядке. Когда я проходил комиссию, у меня было шестнадцать единиц, вот и приняли.
- Почему же ты говоришь - тридцать два? - спросил Астахов. - Где ты еще проверялся?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});