Антон Дубинин - Поход семерых

— Да, прямо как крепостной подземный ход, — преданно согласилась Клара, которая едва поспевала за ним, и тут же охнула, ударившись головой о выступ потолка.

— Извините, — смутился Гай, видя, что его оптимизм разделяют немногие. — Здесь сначала лучше пригнуться, а потом станет повыше… Я так думаю…

Мария истерично цеплялась за руку Марка, как утопающий за спасательный круг. Пятно света, исходящее от ее фонаря, ощутимо дрожало. А вот Кларе подземелье скорее нравилось; лишенная своего фонарика, она с любопытством следила за лучами чужих, пытаясь представить себе бедняг-заключенных, год за годом выдалбливавших кирками эти широкие проходы. Аллену же в голову взамен заключенных лезли исключительно покойные ассенизаторы в оранжевых комбинезонах, и он помотал головой, чтобы от них избавиться.

Гай оказался прав — вскоре потолок действительно стал выше, хотя иногда и приходилось нагибаться. Толстые серые трубы прокладывали свой ломаный путь под горами, кое-где выпуская из себя более мелкие веточки в стороны. Трубы молчали, утробно журчала из них только одна.

— Как у Искомой Звери в животе, — попробовал пошутить Аллен, но ему это явно не удалось. Перед ним прерывисто вздохнула Мария — видно, сравнение пещер с чьим бы то ни было животом не внушало ей добавочной отваги.

— Песню бы спеть, — высказался одолеваемый теми же мыслями Марк. Страх державшейся за него Марии, видно, начал передаваться и ему. — Жалко, гитары нет, а то я спел бы…

— Я могу и без гитары, — подал голос замыкающий процессию Роберт. — Ты «Спускаются с гор» знаешь?

— Немного. — Голос Марка чуть повеселел. — Подпою, где вспомню слова.

— Роберт! Она хоть хорошая, песня-то? — жалобно воззвал Аллен. Ничего насчет «заниматься жизнью» он просто не выдержал бы.

— Конечно, хорошая. У «Паранойи» плохих песен нет.

Аллен тихонько взвыл.

Песня, как ни странно, и впрямь оказалась хорошая, только не в том стиле, который Аллен более всего ценил. Голоса Роберта и Марка довольно-таки слаженно разливались под каменными сводами, только коварное пещерное эхо иногда крало их отзвуки и заставляло жутковато звенеть в боковых коридорах.

Господь, вот они спускаются с гор,Позволь им вернуться домой.У кого в руках ромашка, у кого топор,Но каждый из них — герой.Но каждый из них несет свой крест,Пытаясь нести и чужой, —Если Ты не выдашь, то и волк не съест,Но дай им вернуться домой…

Их видели ангелы, слышал эфир,И солнце дарило им свет,И они не раз спасали весь мир,Как каждый из нас в двадцать лет.Они помнят о смерти как старцы, хотяЭтот мир и считают тюрьмой —Но теперь они знают цену путям,Так дай им вернуться домой.

Кто страха не ведал, познает печаль,Но это лучше, чем страх.Их было больше, но вовсе не жальТех из них, кто остался в горах,А тех, кто спустился, — призри, Боже, их,Как странника в поле зимой,Хоть и нет у них дома, кроме рук Твоих, —Позволь им вернуться домой…

— Это прямо про нас, — закончил Марк, — вот у славного рыцаря… э-э… не будем называть по имени — в руках всегда моральная ромашка. А топоры, выходит, у нас с Робертом. И это тоже исторически верно — топоры именно у нас в рюкзаках… А Мария…

Но закончить он не успел.

— Ребята, здесь обвал! — донесся спереди напряженный голос Гая. — Придется идти в обход. Разворачивайтесь, сейчас я вас обгоню.

Аллен дернулся. Йосеф успокаивающе сжал его руку.

Обходной путь, намеченный Гаем, вел по одному из боковых проходов. В одном месте там пришлось по очереди обнимать толстую бетонную трубу и ползти, обдирая о камень спину, протискиваясь в узкую щель. Аллен в первый раз вслух выругал проклятые пещеры и идиотов, которые их сюда заманили. Что среди идиотов он сам занимал не последнее место, он почему-то не упомянул. Марии показалось, что она застряла в дыре, и она всхлипывала в тихой истерике, пока Марк проталкивал вперед ее рюкзак. На миг, когда в руках Аллена внезапно погас фонарик и он оказался простертым в одиночестве в полной темноте, его охватил самый настоящий ужас, и из горла вырвался постыдный и ничем не контролируемый вопль. Гай посветил своим фонарем ему навстречу, и Аллен рванулся вперед с такой силой и страстью, будто его хватала за пятки вся мертвая сантехническая бригада.

Вырвавшись наконец из плена, он встал, тяжело дыша, и увидел полузаваленный проход, к которому вела проходящая над трубой узкая железная лесенка вроде той, что была при входе. Взглянув в темный провал каменной арки, Аллен почувствовал, что сердце у него подпрыгнуло и остановилось в горле: из темноты смотрело лицо.

Оно было бледным, очень бледным и одновременно каким-то расплывчатым и пятнистым, как луна. Под ним угадывались очертания тела — высокого, почти не прикрытого одеждой, похожего на холодный студень. Фигура чуть заколебалась, по призрачной плоти будто прошла волна — и с новым озарением острого страха Аллен понял, что это женщина.

Кажется, из горла его что-то вырвалось, какой-то хрип, потому что все взглянули на него, а потом увидели ее. Йосеф так сжал Алленовы пальцы, что они хрустнули. Мария вскрикнула и прижалась к Марку лицом. Клара что-то шептала — она молилась.

— Это они, — хрипло прошептал Гай, прижимаясь спиной к стене. — Я давно чувствовал, что тут кто-то есть… Это они.

Роберт внезапно шагнул вперед, взял из застывшей руки Гая фонарь, направляя луч света прямо в студенистое лицо. Распухшая плоть дернулась, подалась назад — и за ней высветились плавающие, как туманные пузыри, лица других. Призрак был не один.

— Уйдите с дороги, — негромко сказал Роберт, и сквозь тошнотворную пелену страха (вот что такое «тошнотворный страх») Аллен ясно увидел то, что и так знал, — что его брат ничего не боится.

— Нет, нет! — прошептала Мария, отказываясь, похоже, не от слов Роберта, а вообще от всего, что здесь происходило.

— Мы не причиним вам зла, — попытался сказать Гай, шагая вперед и увлекая за собой покорную Клару, которая только беззвучно шевелила губами, прижимая свободную руку к груди.

— Идемте, — неожиданно сказал Йосеф, и в голосе его звучало что-то, заставившее всех поверить его словам. Должно быть, имя этому было — власть. — Людям, которые вчера приступали к Таинствам, нечего бояться. Идемте мимо них своей дорогой, не поддавайтесь страху — и они ничего не смогут нам причинить. Они из тех, чья пища — страх, и плоть их из нашего страха. Их здесь нет. — И еще кое-что, понял Аллен, звенело в его голосе, ставшем таким громким и ясным, — и настолько странно и дико было встретить это со стороны Йосефа, что Аллен на мгновение испугался не призраков, а его как не менее опасного. То, что звенело в голосе Йосефа, было очень сильным гневом.