Александр Шалимов - Человек, который замедлял и ускорял время

После их ухода на кафедре воцарилось подавленное молчание. Потом кто-то вздохнул за шкафами:

- О, господи, где он такого выкопал?..

А всезнающий Лаврентий Иннокентьевич бодро ответил:

- Да, коллеги, поздравляю с подарком. Я об этом голубе слышал. Его из трех вузов поперли и еще откуда-то... Это действительно дуб... Просто не знаю, что он у нас может сделать.

- Нашему именно такого помощника и надо... Теперь все будет делать руками этого типа, - послышалось из дальнего угла.

- Господи, только этого нам не хватало, - снова вздохнули за шкафами.

"А, так вам и надо, - со злостью подумал Тимофей, - если прячетесь по углам и молчите. Вот я покажу, что можно сделать..."

В день заседания совета Тимофей отпросился на час с дежурства в музее. Ему надо было получить деньги за выполненные чертежи. Он получил их в кассе университета. Денег оказалось больше, чем Тимофей предполагал; "ио" добился для него более высокой расценки.

"Задабривает, - подумал Тимофей. - И чего я ему понравился? Знал бы, не задабривал..."

Заседание совета еще только началось. Коридор около актового зала был пуст, и Тимофей осторожно заглянул в щель неплотно притворенной двери. Выступал ректор. Стоя за столом президиума, он монотонно читал какую-то бумагу. Петр Степанович очень торжественный с высоко поднятой головой сегодня тоже восседал за столом президиума недалеко от ректора. Члены ученого совета, разместившиеся вдоль двух очень длинных столов, покрытых зеленым сукном, тихо переговаривались. Некоторые уже дремали.

"Рано пришел", - подумал Тимофей. Он положил принесенный рулон чертежей на подоконник и присел рядом. Неожиданно в коридоре появился Лаврентий Иннокентьевич. Эта встреча совсем не устраивала Тимофея, он весь сжался, чтобы быть возможно незаметнее. Но Лаврентий Иннокентьевич сразу приметил его и подошел.

- Привет, молодой человек, - сказал он, присаживаясь рядом с Тимофеем на подоконник, - что тут делаете? Выступать на совете собираетесь?

- Собираюсь, - в тон ему ответил Тимофей.

- Хорошее дело, - кивнул Лаврентий Иннокентьевич. - Я вот тоже собирался...

- И выступили бы, - заметил Тимофей.

Лаврентий Иннокентьевич испытующе посмотрел на него, прищурив один глаз.

- А, вы полагаете, поможет?

- Под лежачий камень вода не течет, - отпарировал Тимофей.

- Вот вы какой! - загадочно протянул Лаврентий Иннокентьевич и совершенно неожиданно добавил: - Мне до пенсии без году неделя...

- Не понимаю, - покачал головой Тимофей. - Никого из вас на этой вашей кафедре понять не могу. Вас много, вы вроде все видите. А сами... Вы, к примеру, о пенсии беспокоитесь, лаборантка - тоже, Алексей Иванович совсем ушел, Клавдия Сергеевна в больнице оказалась. И никто-ничего... А ведь вы все вместе с Ефимом Францевичем работали.

- Вот вы, оказывается, какой! - повторил Лаврентий Иннокентьевич. - Ну и ну! Говорить-то просто, а сами? Под него подлаживаетесь? Некрасиво... Знаете, как это называется?

- Вы бросьте! - разозлился Тимофей. - Ни под кого я не подлаживаюсь. И никогда не подлаживался. Рисую что велят. За это деньги получаю. Я ведь и не в штате у вас...

- Но будете. А в штат так просто у нас не берут.

- Ладно, - вздохнул Тимофей, - мне-то, в общем, все равно, как тут у вас получится. За Ефима Францевича обидно, за его память...

- Вот и выступили бы в защиту. Это никому не возбраняется. Вы ведь его тоже, кажется, знали.

- Кто меня послушает. Я - человек маленький, а тут и вовсе посторонний. Не дело говорите.

- Конечно... Это я так - по скверности характера, - Лаврентий Иннокентьевич вдруг помрачнел и низко опустил крупную седую голову с тщательно расчесанным пробором. - Молодым надо, - продолжал он, не поднимая головы, - в бой за справедливость, за настоящую науку без паршивой рекламы... А молодые тоже о себе думают... Вот так... Не знаете, наших там нет? - уже совсем другим тоном спросил он, кивнув в сторону актового зала.

Тимофей отрицательно покачал головой.

- Наверно, нет, - сам себе ответил Лаврентий Иннокентьевич. - Чего ради они пойдут. А с телевидения пришли?

- С телевидения? - удивился Тимофей. - Почему?

- Наш как-то сумел договориться... Так что не пропустите сегодня последние известия.

- Я никого не видел, - сказал Тимофей.

- Наверно, уже в зале. Они всегда раньше приходят...

- Вы на заседание совета шли? - спросил Тимофей, чтобы как-нибудь избавиться от своего собеседника.

- Шел... Но сейчас думаю, стоит ли? Я, понимаете, рассеяться хотел, настроение поправить. Очень у меня сегодня плохое настроение, молодой человек. А там, - он опять кивнул в сторону зала, - глядишь, и услышал бы что-нибудь потешное.

- А почему у вас сегодня плохое настроение?

- Да так... Впрочем, что скрывать. Вы, можно сказать, свой человек... Заместитель нашего уважаемого шефа испортил мне настроение. Он, знаете, не только дурак, он еще и хам вдобавок... Сегодня утром, едва успел прийти, прицепился к лаборантке, даже не знаю из-за чего. Ну а она дама с характером, свое положение знает. Она ему - потише, не кричите... При покойном Ефиме Францевиче она "сестрой-хозяйкой" на кафедре была. И надо вам заметить, службу знала. Ефим Францевич, как каждый большой ученый, человек был мягкий, деликатный, в мелочи никогда не вмешивался. А она за порядком хорошо смотрела... Случая не припомню, чтобы мы когда-нибудь сводку или отчет не вовремя подали. Это сейчас с криком, из-под палки, а прежде все само собой совершалось по давно заведенному обычаю. Вот так, молодой человек. - Он тяжело вздохнул и вдруг спохватился: - А, о чем это я начал рассказывать? Вот склероз окаянный!

- Про заместителя...

- Ну конечно... Как я запамятовал! В общем, начал он ей хамить. Она растерялась и в плач. Пришлось вмешаться. Думал его утихомирить. Куда там! Он и на меня: что нечего его учить, что он знает, как с лаборантками разговаривать. Лаборантка должна знать свое место; она обязана и пол мыть, если велят, и вообще лаборанткам, да еще в таком возрасте, нечего рот разевать. И мне, между прочим, о пенсии надо думать. И, если я воображаю, что после пенсии хоть один день тут продержусь, то я глубоко заблуждаюсь. Все в таком роде... Хотел я соответственно ответить, но, чувствую, сердце сжало, дышать нечем. Плюнул, хлопнул дверью и сюда пришел...

- Вот и опять отступили!

- Перед превосходящими силами убежденного хамства, молодой человек. Вы разве не отступали?

- По-разному случалось. - Тимофей вспомнил Жору и задумался.

- Ну что примолкли? У меня тоже по-разному. И у каждого так. Лбом стенку не прошибешь. Хамство и убежденность в собственной вседозволенности - всегда бок о бок идут.

- Ваш и. о. не последняя инстанция. Ректор есть, партком, - Тимофей хотел добавить "местком", но удержался.