Анастасия Галатенко - Нф-100: Адам в Аду

Ставил эксперименты? Насколько Бладхаунду было известно, именно этим и занимался Кривцов в свое время в институте. Для экспериментов нейрокристаллы можно было бы найти гораздо проще -- и больше. В больницах и мастерских всегда есть старые кристаллы по символической цене. Те, от кого отказались родственники, ученические работы новичков-прошивщиков, неудачные эксперименты мастеров -- да при удаче и должном упорстве нейрокристалл можно и на помойке найти.

А может, на место Жанна Ивлева должна отнести другой кристалл? Сейчас такой же, через пару дней он начнет темнеть и выцветать, через неделю станет бледным подобием оригинала, а через две покроется ржавыми пятнами.

Оригинальный кристалл Кривцов сбыть не мог -- за ним пристально следили. Значит, если Бладхаунд прав в своих выкладках, то кристалл все еще у него. Значит, нужно продолжать слежку, и рано или поздно дальнейший путь оригинала будет ясен.

Как и дальнейший путь Жанны Ивлевой. С девушкой надо поговорить. Доверительно.

Телефон зазвонил словно в ответ на его мысли.

Институт мозга. Ему следовало бы догадаться.

Старая "тойота" Бладхаунда летела по ночному городу с максимальной разрешенной скоростью. Время вечерних пробок давно миновало, узкие улочки центра были пусты, ни машин, ни пешеходов -- только мокрый снег крупными хлопьями. Бладхаунд припарковал машину на углу, где его ждали. Человек, одетый в теплый плащ, двинулся ему навстречу.

-- Вышла? -- спросил Бладхаунд.

-- Нет, -- ответил человек.

Успел.

-- Может, другим путем?

-- Нет тут других путей. И потом, туда она через забор лезла -- стала бы она это делать, если бы был другой путь?

"Забор" обнаружился за углом. Не забор, а ворота, закрывающие въезд и вход во внутренний дворик. Металлические, тяжелые, запертые на ржавый замок размером с кулак Бладхаунда. Снизу оставалось сантиметров пятнадцать до асфальта, сверху, на высоте где-то двух с половиной метров, металлические прутья заканчивались заостренными зубцами. Похоже, когда-то поверх них шла еще и колючая проволока, но теперь об этом свидетельствовали только жалкие остатки у самых опор.

За решеткой ворот был крошечный дворик -- заасфальтированный прямоугольник. Со всех сторон окруженный стенами. Три подъезда -- и, скорее всего, четвертый, которого не видно под складом старой мебели и ящиков.

Цепочку следов, ведущую к воротам, и дальше за ними, уже присыпало мокрым снегом.

-- Куда она вошла?

Человек молча указал на крайний справа подъезд.

-- Жди здесь.

Бладхаунд быстро перебрался на ту сторону, в три прыжка оказался у двери. Медленно и аккуратно открыл. Дверь скрипнула, но больше не раздалось ни звука. Бладхаунд миновал крошечный тамбур и оказался в темном коридоре. В слабом свете, пробивавшемся с улицы, были видны двери с обеих сторон, но уже через несколько шагов коридор тонул в сплошной черноте.

Бладхаунд прислушался. Тишина. Он включил фонарик, осторожно двинулся вперед, и вдруг услышал голоса. Она раздавались впереди и будто бы снизу.

Лестницу найти оказалось нетрудно. Голоса стали громче.

-- Нету, -- скорбно стонал голос, который Бладхаунд уже слышал на аудиозаписях -- голос первой полнофункциональной японской модели человеческого тела. -- Она не принесла...

-- Жанночка, -- звал такой же голос. -- Жанночка, очнитесь, милая! Жанночка!

-- Умерла?

-- Типун тебе на язык, Ваня! Жанночка!

-- Не принесла...

Бладхаунд выключил фонарик, в темноте спустился по лестнице и выглянул в коридор этажом ниже. Здесь был свет. Шел он слева, и Бладхаунд скользнул вдоль стены в том направлении.

Оставаясь в тени, он видел решетку с густыми и толстыми прутьями. За ней были люди -- четверо. На полу, молча и, похоже, без сознания, лежала девушка. Двое мужчин -- одинаковых, с дальневосточными чертами -- склонились над ней, третий рылся в принесенном ею рюкзаке.

-- Господи, у нас ведь и лекарств нет! -- сказал один из роботов. -- И никого же... А этот разве позовет на помощь, душегуб! Иван Михайлович!

Рывшийся в сумке не повернулся, но настороженно замер.

-- Иван Михайлович, кончайте бутылку искать, поищите лучше телефон.

-- Э?

-- А ну вас, дайте сюда!

И, не обращая внимания на бурный протест, вытряхнул из рюкзака Жанны все его содержимое. Посыпались карточки вперемешку с дамской мелочью. А вот телефона не оказалось. И нейрокристалла, заметил Бладхаунд, тоже.

На лицах роботов застыло озадаченное выражение.

Пора было действовать, и Бладхаунд выступил из тени.

-- Кто вы? -- спросил тот, что искал телефон.

-- Сотрудник, -- отрезал Бладхаунд. -- Я услышал ваши голоса. Что с ней?

-- По голове огрел, изверг, -- ответил робот. -- Ждал, ждал нашу девочку, а для чего ждал-то? Удрал сам, и Родиона Родионовича прихватил... А Жанночку ударил.

-- Ключи есть? -- спросил Бладхаунд.

-- Ключи есть, а то как же! -- ответил робот. Большой латунный ключ лежал между прутьями решетки. Бладхаунд наклонился за ним, открыл дверь, подхватил Жанну на руки и уложил с другой стороны от решетки. Собрал ее вещи в рюкзак, накинул на плечо.

Потом запер дверь.

Роботы молча глядели им вслед.

11. Кривцов

Кривцов смотрел на нейрокристалл, и ему чудилось, что тот смотрит на него. Смотрит неприветливо, нахмурив выступающие лобные доли, по которым неодобрительно пробегали красноватые вспышки. Кривцов взял кристалл в руки, и от его ладоней по бороздам разлилось светло-голубое сияние, а внутренности кристалла распустились палевым цветком.

Вещество уже выветривалось, Жанна, кажется, даже ничего не заметила. Хотя это наверное от волнения. Она слишком волновалась из-за этого кристалла, оттого ее собственный кристалл стал неприятного рыжего оттенка. Хорошо, что она торопилась. Поговорила с Ро и ушла. Сказала, что вечером зайдет.

Ро Кривцова не интересовал. Кристалл его нужен был, пожалуй, для одного -- посмотреть, как сказалось на нем время. Достаточно было взглянуть на него один раз, чтобы понять, что семилетнее заточение на него никак не подействовало. Не стоило тратить на него свое время и свою кровь.

Кривцов оглядел комнату, остановившись взглядом на теле, беспомощно растянувшемся на диване. Наркотик заставлял солнечные блики плясать на теле голубым огнем, раскрытые глаза подсвечивал серебром, и только усиливал ощущение не-жизни, исходящее из тела глухими волнами. Кривцов видел, слышал, обонял их, чувствовал, как они достигают его собственного сознания и сковывают тело.

Электроника без личности, прозванная каким-то чудаком "адамом". За чистоту. За невозможность совершать добро или зло -- тело не ведало добра и зла. Без мозга -- этого искусительного яблока -- нет выбора, нет личности, нет ангела или демона внутри.