Коллектив авторов - Полдень, XXI век (июль 2011)

Очередной крутой поворот дороги, я сбавил скорость, глянул в зеркало заднего вида – за мной никого. Аккуратно выполнил маневр. После чего резко нажал на тормоз. Дядя проснулся от толчка, уставился на меня. Я показал ему на автобус, пробивший дорожное ограждение и нависавший над пропастью.

12

По рации командир отряда сообщил: к нам идет раненый. Серьезно повреждена рука. Нужно поскорей отправить его в город.

Мы заканчивали осмотр завала. Без спецтехники здесь не обойтись. Руками эти груды камня не разберешь. Можно разве что освободить железнодорожное полотно да попытаться выправить погнутый рельс. Сержант сообщил об этом на базу. К вечеру, когда подойдет новая смена, пришлют технику.

– Наверно, рыли с тупиковой галереи, – сказал сержант. – Хотели зайти нам в тыл и надавать поджопников.

– Вряд ли, – ответил я. – Тут же такой завал. Думаю, и с той стороны то же самое. Надо бы проверить породу на устойчивость. А то не дай Бог свод здесь осядет. Все-таки детонация…

В этот момент третий из нашей группы – парнишка одного со мной возраста, парикмахер – позвал нас. Мы подошли, он, направив фонарь в сторону стены, на что-то показывал. На стыке бетонных панелей, которыми был выложен тоннель, раздвинут сноп кабелей, а дальше – дыра. Ее не сразу различишь в полумраке. Небольшой, но годный, чтобы через нее пролез человек, лаз.

Сержант нагнулся и посмотрел в темноту, потом взял фонарь, посветил.

– Давай-ка проверь, куда он идет, – сказал он мне.

Я сбросил автомат, снял бронежилет, присел у входа в лаз.

– И куда мне там ползти?

– Не дрейфь, не засыпет. Детонация, ядрен батон, перфорация…

13

В наушниках играла музыка – балет Прокофьева «Ромео и Джульетта». Но я не слышала, не слушала, впрочем, и выключить тоже не могла. Плеер был в сумке, сумка лежала у моих ног, потянуться к ней я боялась. Малейшее движение – водитель шептал дрожащим голосом: «Не двигаться!» – нарушится равновесие, и автобус полетит в пропасть. Метров пятнадцать по наклонной, вряд ли кто останется в живых.

Может, водитель заснул, может, еще чего – автобус вдруг дернулся, словно подскочил на кочке или камне, машину повело в сторону и вынесло на дорожное ограждение. То сдержало удар, однако погнулось, и, рассчитанное скорее на легковые автомобили, оно не смогло противостоять массе целого автобуса. Результат – мы висим над пропастью уже минут десять.

Я повернула голову: на другом ряду испуганная женщина смотрела на меня. На ее побелевшем лице особенно четко была видна кровь, струйкой стекавшая со лба. Видимо, ударилась о поручень. В салоне еще человек десять – заложники хрупкого равновесия. И вдруг позади послышался шум машины.

14

Проползти по лазу удалось полтора десятка метров. Дальше завал. Порода после взрыва сошла и здесь. Я потрогал рукой свод – вроде держится крепко, но черт его знает – лучше поскорее вернуться. И потом, тот, кто воспользовался лазом до взрыва, не смог воспользоваться им после него. Развернуться в узком проходе было невозможно – здесь одностороннее движение. Пришлось пятиться задом.

Оставалось, наверно, метра три обратного хода, как вдруг я услышал выстрел. Он прозвучал там, позади меня в тоннеле. За ним еще один. Что это еще такое? Я прислушался. Но больше ничего не услышал. Может, показалось? Поправил каску, на всякий случай нащупал рукой нож на поясе и снова стал пятиться.

15

Дядя действовал быстро: достал трос, прикрепил его к буксировочной проушине на джипе, затем доковылял до автобуса.

– Трос – в натяг. Потом на ручник ставь, – бросил мне, возясь с тросом. – Эй, водила хренов, – крикнул водителю автобуса. – По команде открывай задние двери. И давай первым. Понял?

Водитель автобуса кивнул. Я дал задний ход. Трос натянулся как струна, дядя проверил натяг.

– Наш джип только для подстраховки, – сказал. – Думаю, не утянет его. По всему видно: не утянет.

Голос его звучал не слишком уверенно. Но что было делать? Людей-то надо было спасать. Черт с ним с автобусом. Да и с джипом.

Я разглядел в салоне автобуса ту самую девушку, сестру охранника на фабрике. Она смотрела на меня через стекло, и я понимал, что она меня не запомнила. Да и как она могла запомнить? Она ж с братом разговаривала.

Дядя окликнул меня:

– К дверям давай, помогать будешь выпрыгивать, если что… Эй, как там тебя, открывай двери!

Водитель осторожно стал нажимать на кнопки. Но дверь не открывалась.

– Заело что-то!

Дядя вынул из багажника монтировку.

– Бей заднее стекло. Только осторожней кроши, чтобы никого не поранить.

Я зачем-то поплевал на руки, еще раз покосился на девушку.

– Эй там, – крикнул дядя, – все пригнитесь, сейчас стекла полетят. Да не бойтесь, все будет в ажуре.

Я осторожно потрогал монтировкой стекло. Затем легонько ударил. Из автобуса – чей-то испуганный крик. Я ударил сильнее. Автобус качнулся.

16

Отряд я проскочил благополучно. Специально остановился в тени, держался за руку, рукав весь в крови – в настоящей, не моей, но крови. Пара вопросов, кто-то сунул бинт и шприц с обезболивающим. Они двинулись дальше. Я подождал, пока бойцы скроются за поворотом. Откуда я мог знать, что меня ждало впереди?

Их было двое. Они заметили меня. Сержант поднял автомат.

– Стоять! Ты, что ли, раненый?..

– Я…

Он приблизился ко мне, луч от фонаря заскользил по моей руке.

– Дай осмотрю.

Я замотал головой:

– Не надо, как-нибудь сам дойду.

– Не ссы, боец! Я не только скотину валю, но еще режиком в мясине поковыряться горазд. Сейчас пульку вытащу без наркоза.

Он заржал, достал нож. Еще мгновение, и станет ясно, что раны у меня никакой нет. Значит, как минимум дезертир. Второй стоял в стороне и приглядывался к стене – где-то там должен быть мой лаз.

Сержант взял меня за «больную» руку. Я изобразил боль, согнулся в три погибели.

– Ой-ой-ой! – опять заржал сержант. – Неженка какая…

Первый выстрел ему в живот, второй – в другого, который даже не успел сообразить, что происходит.

17

Отец рассказывал нам – мне и брату, – что сначала в тоннель ходили молодые парни, ходили, чтобы поразмять кости в рукопашной. Бились с теми, с той стороны горы. Говорят, была когда-то такая забава: в чистом поле деревня на деревню. Бесцельно, беззлобно – молодая поросль не знала, куда девать избыток энергии. А тут то же: стенка на стенку, поначалу на кулаках, потом с кастетами и ремнями с пряжками. Побьются, разрядятся и разойдутся, утаскивая побитых. Потом это вошло то ли в привычку, то ли в традицию. Появилось оружие, появилась осмысленная стратегия и даже цель – выйти к противоположному входу в тоннель. Цель, которая, если разобраться, не имела никакого смысла. Я в этом ничего не понимала. Брат смеялся надо мной: потому что баба, говорил. Что там можно было увидеть – другой город, такой же как наш, но только у моря. Ничего нам в нем не было нужно. Мы могли в него приехать и так, на автобусе, поваляться на пляже, пообедать в кафе и ресторанчиках, сходить на танцы, а потом вернуться домой. И они точно так же катались к нам: погулять по лесу, пообедать в кафе, сходить на танцы или кино, а потом спокойно уехать обратно. Я и вправду не понимала.