Юлий Буркин - Королева белых слоников (сборник)

До утра мы с Элькой пытались согреться под этим тюлем. Утром же отрезвевший Серега, дико извиняясь, объяснял: «На самом деле одеял у нас навалом, но ночью мне почему-то показалось замечательной шуткой выдать вам для обогрева этот тюль…»

… Утром захотелось курить. Оказалось, что ни у кого нет ни спичек, ни зажигалки. Включили электрокалорифер, но спираль накаливания была слишком глубоко. Свернутая в трубочку бумажка только задымилась.

Придумали! Включили калорифер и раскалили его. Сунули в него бенгальский огонь. Тот заискрил. Пустили газ в газовой плите и искрящийся бенгальский огонь поднесли к конфорке. Газ вспыхнул. От него и прикурили. Все-таки не зря мы пишем фантастику.

Вновь на квартире у любовника любовницы

Неожиданно Элька кинула меня. Пока я «работал» у Аркадия, она сидела дома, пекла мне пирожки или ещё что-то делала по дому. Мне такая жизнь нравилась. Ей, как выяснилось, не очень. Однажды она заявила, что ей нужно съездить в Томск. Она не сказала, «НАМ НУЖНО съездить», она сказала: – «мне нужно». Я завёлся: «Ты хочешь ехать одна?! Тебя там ждут?!»

И оказался прав. Через несколько дней после того, как я посадил ее на поезд, сказав что-то вроде – «можешь не возвращаться» – мне пришел счет с телефонной станции. Стало ясно, что ежедневно, пока меня не было дома, она подолгу разговаривала с Томском, с Арнольдом. Счета за прошлые месяцы она оплачивала сама, и я не мог узнать об этих разговорах раньше.

Я остался в Алма-Ате, а она вернулась в Томск. Я купил в буфете «Казахстанской правды» ящик коньяку. Вообще-то я не склонен к запоям, но тут решил с помощью коньяка перетерпеть обиду и разлуку. Думал: «Буду каждый вечер звать к себе друзей на посиделки, они мою тоску и развеют»… В первый же вечер я позвонил Лукьяненко, позвонил Смолянинову, позвонил Аркаше Кейсеру, еще кому-то… Дома – никого. Что же делать? Открыл бутылочку, выпил стакан. Потом еще… Вечером не смог уснуть, пока не высосал еще стаканчик. Утром чувствовал себя так паршиво, что сразу же «принял»…

Через неделю ко мне зашел Аркаша. Я открыл ему. Он посмотрел на меня дикими глазами. Я был опухший, заросший, вонючий. В квартире царил форменный бардак, и даже кошка Сонька выглядела несчастной.

– Что случилось? – спросил Аркадий.

– Элька уехала, – объяснил я.

– И ты запил?

Я рассказал ему, как все получилось.

– Сколько у тебя еще осталось? – спросил Аркадий.

– Две бутылки.

– Выпьем их сейчас вместе, – приказным тоном заявил он, – а завтра – как штык на работу. А с Элькой что-нибудь придумаем.

Я оценил его самоотверженность, и мы допили коньяк вместе.

Назавтра я пошел на работу. На полпути к остановке в голову пришла мысль: «Куда это я иду? На работу?.. Зачем? Что там хорошего? Что я вообще делаю в этом городе? Без Эльки…» Внезапно кто-то отчетливо сказал мне прямо в ухо: «Надо выпить, и все исправится». Я огляделся, никого рядом со мной не было. Я понял, что это была настоящая стопроцентная слуховая галлюцинация, и сильно испугался. Бегом побежал на работу и стал усердно трудиться.

Я надеялся, что она вернется. Этого не произошло. Тогда в Томск поехал я. Как я и предполагал, она жила с Арнольдом. И он опять был в командировке. И мы опять стали жить с ней у него в квартире.

Поразительно, до какого извращенного наслаждения доводит любовь, растущая в ненормальных условиях. Жизнь приспосабливается ко всему, и в самых трудных обстоятельствах вырождается черт знает, во что, оставаясь жизнью. Как узловатые корявые березы в тундре. Как белесые грибы в пещерах…

Однажды я обнаружил в своей квартире полбанки шевелящихся белых полупрозрачных тараканов. Видно, давным-давно в банку упал беременный таракан, а выбраться не смог, так как стеклянные стенки внутри были покрыты каким-то скользким жиром. И они жили и плодились там, питаясь друг другом, мутируя, вырождаясь… Любовь остается любовью. Она всегда – наслаждение. Но в отвратительных условиях и наслаждение становится отвратительным.

Мы жили у Арнольда в квартире. Он снова был в Англии. Снова повторялось это дерьмо: он звонил ей оттуда, и Эля нежно разговаривала с ним, а я теперь уже специально стягивал с нее трусики прямо во время разговора. Она не могла убежать: не позволял телефонный провод. Она не могла бороться со мной: это услышал бы Арнольд, и она начинала заниматься со мной любовью, не прерывая разговора с ним, лишь изредка отстраняясь от трубки, чтобы издать стон или перевести дыхание. Наслаждение, отвратительное наслаждение, которое я получал при этом, было умопомрачительным, убойным.

«Девочка»

Все это должно было когда-то закончиться. Арнольд приехал. Мы с Элей продолжали встречаться. Ситуация перевернулась с ног на голову: теперь мне не нужно было ни от кого скрывать нашу связь, конспирация стала актуальной для Эльки. Встречались у меня дома, точнее – в доме моих родителей. Это было тягостно Эльке, это было тягостно мне, но мы ничего не могли сделать с собой. Она не хотела остаться со мной, но не могла и расстаться. Короче, продолжался все тот же ужас. Но я этого не понимал, я был по уши поглощен своей традиционной задачей: вернуть Эльку во что бы то ни стало.

Когда она в очередной раз решила, что больше со мной встречаться не будет, я придумал вернуть ее с помощью ревности. Я спросил ее лучшую подругу Таньку:

– Как ты думаешь, мы должны быть с Элькой?

– Должны, – сказала та.

– Тогда помоги мне вернуть ее.

– Как я могу помочь?

– Пусть она приревнует меня к тебе. Давай везде ходить вместе, и пусть пойдет слух, что у нас любовь.

– Я так не могу, – сказала умница Танька – Я не могу врать, что у нас что-то с тобой есть, если у нас ничего нет.

– Что же ты предлагаешь? – спросил я.

– Дурак ты, – сказала она. – Я не могу переспать с тобой «по заказу».

– Я тоже не могу, – признался я. И тут же придумал: – А давай так. Договоримся, что когда-нибудь мы обязательно переспим с тобой. Обязательно. Но не сейчас. А вести себя будем так, как будто это уже случилось. Так ведь легче?

– Легче, – согласилась она.

И мы стали вести себя на людях, как любовники. И через несколько дней Элька действительно примчалась ко мне. Она испугалась, что потеряет меня… Словно кошка, жалобно мяукающая в запертой комнате. Стоит ее выпустить оттуда, как она начинает тереться о дверь и проситься обратно…

Мы трахались, и она, имея в виду Таньку, приговаривала:

– А она так не умеет!..

Дружба между ними как-то сразу сошла на нет.

… Однажды мы лежали у меня в комнате, а я вдруг зачем-то спросил:

– Каким ласковым словом тебя называет Арнольд?