Олег Мороз - Проблема SETI

Мы оба рассмеялись. Я обняла его за плечи.

— Нет, серьезно, доча, я ничуть не наговариваю на себя.

— Если серьезно, отец, какое все это имеет отношение к Виктору? По-моему, он чересчур «человечен». Так что его «человечность» оборачивается своей противоположностью.

— Чересчур человечным быть нельзя. У Виктора есть, конечно, недостатки. Вероятно, ты права: было бы хорошо, если б он больше внимания уделял своему делу (хотя в своем институте, по-моему, он на вполне положительном счету — тут как-то мне пришлось разговаривать с одним из его коллег). Но в общем-то он хороший парень. Тянется к людям. Кстати, и эти внеземные цивилизации нужны ему не сами по себе — ему просто интересно знать, как все это воспринимают другие. Он — так, а как прочие?

Некоторое время мы молчали, потом он снова заговорил.

— Что касается его якобы недостаточной целеустремленности (я допускаю, что таковая отчасти имеет место), тут тебе надо действовать какими-то иными методами. Методами косметической хирургии, что ли. Ты же действуешь, как при ампутации конечностей.

Мы опять помолчали. Он стал собираться. («Мать, должно быть, уже беспокоится». Кстати, что это с ней: так и не позвонила. Столь безропотно подчиняться отцовскому запрету? Никогда прежде за ней этого не водилось.)

Уже уходя, в дверях, он остановился.

— Вообще, мне кажется, человек будущего — да простится мне это выспренное выражение — будет более раскован. Он будет менее стеснен всякого рода «жизненными целями» — независимо от того, лежат или не лежат они в его профессиональной области. И больше будет посвящать себя собственно жизни — во всем ее разнообразии. Больше ее любить. Как таковую. Хотя, быть может, я и ошибаюсь…

Каково? А? Ну, и отец! Вот тебе и идеал! Скажи мне кто-нибудь еще утром, что я услышу от него такое, — да я бы расхохоталась этому человеку в лицо.

Да, вот тебе наше хваленое знание людей. Да мы самых близких своих не знаем!

Конечно, что касается Виктора, тут он меня ни в чем не убедил — это ведь все так, абстрактные рассуждения насчет человечности и целеустремленности, но собственной исповедью, конечно, удивил. Так что больше и удивить невозможно.

Как бы то ни было, спасибо ему. После его визита, после нашего разговора на душе у меня не то чтобы полегчало — просто я стала способна заниматься какими-то обычными, повседневными делами. Рассуждать более или менее здраво. Одним словом, вернулась на землю (не скажу, что с неба — скорее из преисподней).

Поздно вечером позвонила мать (должно быть, отец уже заснул). Я услышала рыдания в трубке.

— Лидуля (всхлип)… Это я (всхлип)… Ну как ты?.. Здорова?.. Как Володечка?.. — Все это перемежается всхлипами. — Когда же кончатся твои муки, бедная ты моя?

— Мама!

— …Я не могу, Лидуля… Я не могу… С этим надо что-то делать… Это не может продолжаться до бесконечности…

— Мама, не надо!

— Я ведь тебе говорила, Лидия, в свое время… Что ты совершаешь ошибку, выходя за него замуж. Это не тот человек, за которого ты его принимаешь. Не тот человек, который тебе нужен (я ведь знаю тебя).

Господи, за что же такие муки!

— Лида, я понимаю, тебе тяжело, но надо принимать решение. Лучше один раз отрезать, чем всю жизнь терзаться. В конце концов на нем свет клином не сошелся. Ты еще молода. На внешние данные тебе грех жаловаться. Бог даст, найдешь человека…

— Мама, это не телефонный разговор. Я приеду к тебе… Мы поговорим…

— Хорошо, хорошо… Ты прости меня, дочка! Я ведь вижу, как ты терзаешься. Как ты таешь на глазах. Ты ведь тоже должна понять меня: я мать (снова идут всхлипы). Когда-нибудь и ты окажешься в моем положении — не приведи, конечно, бог… Тогда ты меня поймешь…

Вот так каждый раз — рыдания, причитания, слезы, стоны… И я реву вслед за ней. Кажется, уже почти успокоилась — отец приехал, успокоил — нет, снова надо растравить душу. И ведь она думает, что наоборот — облегчает мои страдания, снимает бремя. Стремится к этому совершенно искренне.

Какие это все-таки разные люди — мать и отец. Полная противоположность друг другу. Небо и земля. Теперь, после разговора с отцом, мне это особенно хорошо видно. А ведь целую жизнь вместе прожили! После этого чего стоят все разговоры о психологической совместимости и прочей муре. Да поручи этим грамотеям, «специалистам», установить, насколько мои родители совместимы друг с другом, — я уверена: полная несовместимость была бы выявлена. Подальше бы друг от друга посоветовали им держаться специалисты. А вот поди ж ты — целую жизнь прожили вместе. Должно быть, и не подозревая о несовместимости…

Впрочем, может быть, и подозревали — откуда мне знать? О таких вещах детям не рассказывают. Но факт остается фактом: тридцать лет бок о бок. Причем и ссор-то особенных никогда между ними не было (это уж я, конечно, заметила бы). Думаю, так до конца у них все и продлится… В этом же духе…

И вот поди ж ты — этого она не видит, этого она не замечает: что по всем канонам он ей не пара… А она — ему. Что любой тонкий знаток человеческой психологии посоветовал бы им немедленно разойтись, не терзаться и не мучиться… Один раз отрезать… Короче — все то, что она мне сейчас советует. Такая аналогия почему-то ей не приходит в голову. Очень до этого трудно ей додуматься.

Впрочем, аналогия здесь, конечно, не полная. У нас ведь с Виктором дело не только в психологии — в поступках. Психологию люди в общем-то умеют обуздывать, укрощать. Если бы они этого не умели, никакие контакты между ними не были бы возможны. Вот и я единственно чего требую от Виктора — чтобы он умел укрощать свой характер, чтобы не давал ему волю. Отец-то все это прекрасно умеет…

…Ну все, хватит сантиментов! Пора и честь знать. Надо за дело браться.

В первую очередь, конечно, надо съездить в редакцию, попросить, чтобы они не печатали эту чертову анкету, выбросили бы ее в корзину. Правда, у них нет текста, Виктор им не оставил, но ведь эти газетчики народ ушлый, что-нибудь придумают, раз уж решили напечатать. В крайнем случае снова позвонят Виктору — он им продиктует. Там всего-то несколько вопросов. Ну, а дальше я знаю, что будет: придет мешок ответов, все это, конечно, свалят на Виктора (как же — энтузиаст; любое дело лучше поручать энтузиасту). А этот дурак и рад стараться — начнет копаться в этом мешке. Читать все подряд, делать выписки, сортировать ответы. (Другие бы — раз-раз, просмотрели бы все по диагонали, быстренько все перелопатили бы, а этот дотошнейшим образом копаться будет, над каждым словечком замирать.) Дальше пойдут встречи, разговоры с разными людьми — из тех, что прислали ответы, — переписка., Одним словом, на год хватит мороки, а то и больше… Время — коту под хвост. Через эти год—полтора опять он у разбитого корыта: по работе ничего путного не сделано, диссертация на нуле…