Колин Гринлэнд - Вернуть изобилие

— Но вы открыли себя для него? — с улыбкой спросил «штепсель». — Вы действительно открыли свое сердце и разум и попросили его войти?

Я посмотрела на его имплантанты. Следы шрамов были старыми и затянулись. По-видимому, когда-то в них попала сильная инфекция. Но из-за полировки на зрачках они выглядели как новые.

А, к черту. Я сказала:

— Покажите.

Я знала, что мне это будет противно.

Его взгляд устремился поверх меня. Его правая рука поднялась, словно ее тянули на веревочке. Пальцы прижались к виску. Остальная часть его тела не двигалась вообще.

Он стал что-то бормотать в нос.

Затем отнял от виска кончик пальца.

Другой рукой он продолжал поглаживать корпус автомата, потирая и похлопывая его. И продолжал бубнить. Он пел кредитному автомату.

Какие-то ребятишки, проходившие мимо, закричали: «Эй, посмотри на него!» Они остановились и уставились на «штепселя». Потом захихикали.

Рядом с баром у воды была служащая из полиции — человек. Она старалась разговорить обслуживавшего ее мальчика. Заметив детей и «штепселя», она стала присматриваться.

— Ладно, — сказала я ему. — Хватит.

Полицейская подтянула брюки и неторопливо приблизилась.

Я испугалась за «штепселя». Я, конечно, хотела от него отделаться, но не сдавать же его полиции.

— ПРЕКРАТИТЕ, — негромко сказала я.

Полицейская подошла совсем близко. Она проверяла нас по своему монитору, считывая мои данные.

Она спросила:

— Он пристает к вам, капитан?

— Нет, — ответила я, — все в порядке. Это личное дело. Спасибо.

Полицейская окинула меня тяжелым взглядом и отошла.

Я попыталась уйти. Думала, он оставит машину в покое и последует за мной. Мне казалось, это первое правило всех евангелистов: НЕ ОТПУСКАЙ.

Но он весь ушел в машину, в сеть. Он вел диалог с машиной. Он был далеко.

— Как вас зовут? — спросил он.

Я вернулась.

— Джут, — сказала я. И подумала: «А ведь у него действительно может что-то получиться».

Полицейская все еще следила за нами. Я пыталась сделать вид, что все это абсолютно нормально, что я просто попросила его сделать за меня запись. Словно он был клерком, с радостью помогавшим мне совершать операцию.

«Штепсель» был явно счастлив. Я перегнулась через его плечо, загораживая его от полицейской. От него пахло паянием и вазелином. Я сказала ему свое имя и все номера. Он тихонько бубнил, нажимая каждую клавишу. Я сказала ему номер моей кредитной карточки. Саму карточку я ему не дала.

— Дайте мне карточку, — сказал он, протягивая руку.

Я протянула руку мимо него и вставила карточку сама.

Он мягко улыбнулся:

— Нет, нет, — сказал он.

И прежде чем я смогла его остановить, вынул карточку из автомата, откинул левую манжету и прижал карточку к запястью.

— Ох, — сказал он. — Ох, Т-табита.

Он оскалил свои жуткие зубы.

— Теперь я вас знаю, — проворковал он, — я с-столько про вас знаю.

Он считывал мои данные, а он проходили через него во вход автомата. Я чувствовала, как он копается в моем прошлом.

— А ну, убирайтесь из моих файлов, — объявила я.

— Открой свое сердце, — произнес он. Он говорил шепотом. — Открой свой ра-аз-зум.

— Отдайте мне это, — потребовала я и выхватила у него карточку. Она отцепилась от его запястья с легким магнитным усилием. Я засунула карточку назад в карман.

— Но ты прекрасна, — сказал он. — Внутри. Ты по-настоящему слилась.

Он глазел на меня с глупо-блаженным видом, его огромная челюсть отвисла, как крышка люка. И вдруг я перестала ему верить. Я не верила, что он что-то прочел по моей карточке. Это была обычная процедура, трюк, который он проделывал с каждым простофилей, чтобы убедить его, что нечто действительно происходит, если ты «в интерфейсе».

— Ну, хорошо, — сказала я. — Какой у меня знак?

— Знак? — переспросил «штепсель».

Тогда я убедилась, что он не знает. Я стала настаивать:

— По звездам, — сказала я.

Он вынул палец из машины и ухмыльнулся желобом, который был у него вместо рта.

— Мы теперь все под знаком Капеллы, Табита, — мягко сказал он.

— С-спа-асибо за ва-аше д-дарение, — сказал он.

И поплелся прочь.

— Эй, — позвала я. — Эй, вернитесь!

Он не вернулся.

Я круто развернулась, ища полицейскую.

Она ушла.

Мальчик у бара смеялся надо мной.

— ТЫ НЕ СТАЛА ГНАТЬСЯ ЗА ЭТИМ ЧЕЛОВЕКОМ, КАПИТАН?

— Нет, я дала ему уйти.

— НО ПОЧЕМУ?

— Потому что он был голова-штепсель. Из-за Энджи.

17

А потом, конечно, заявились перки и толпой повалили в ангар, где, тикая и клубясь паром, остывала Элис.

Табита увидела их через лобовое стекло: черные силуэты на пурпурном фоне, карабкающиеся в ангар и с чириканьем цепляющиеся за бугристые бурые стены. Их плоские маленькие головки качались из стороны в сторону, глаза сверкали синим в резком свете сигнальной башни.

Первой мыслью Табиты было: они пришли за мной.

Потом она вспомнила про рэкет, которым они занимались здесь, в космических доках Изобилия.

Табита включила наружное освещение, заполнив причал мертвенно-бледным светом. При виде того, как вздрогнули и замигали перки, она ощутила что-то вроде мстительного удовлетворения.

Девушка проверила сканеры. Таинственных Близнецов нигде не было видно.

Табита повернулась к Марко, вынимавшего Тэла из его ящика.

— Они требуют денег, — сообщила она.

— Знаю, — отозвался Марко. Он посадил маленького зеленого внеземлянина на плечо и оперся на пульт, рассматривая перков. Что-то, казалось, заинтересовало его: — Посмотри-ка.

Перки забирались во вспомогательные бункеры стоянки и возились в них. Они хватались за линию электроснабжения, шланги для кислорода и мусора. Другие уже копошились под шасси Элис, нацеливаясь на входы.

У Табиты появилось мощное желание включить и направить на них огнетушители.

— Ладно, давай быстрее, — сказала она. Потом взглянула на часы. Оставалось как раз чуть меньше четырех часов, чтобы переслать деньги и снять ее с крючка. Снять с крючка Элис.

Табита так и не сказала Элис, что она на крючке.

Теперь здесь собрались уже две банды перков, каждая по десять-двенадцать особей. Они выглядели бедными и больными. Некоторые из них линяли. На них не было уличных регалий — не то, что у перков в Скиапарелли. Они были одеты в грязные комбинезоны и шапочки с защитными масками, сквозь которые обе банды разглядывали друг друга. Компания, державшая шланги, оставалась на заднем плане. Вторая сбилась в круг рядом с кораблем.

Обе шайки были очень похожи на две семьи. В центре каждой стояли один-два взрослых, направляя операции; пожилые особи, сгорбленные и седеющие, кружили на периферии; а между ними находились тетушки, дядюшки, кузены и всевозможные отпрыски, вопившие и лапавшие друг друга. Одни молодые особи подстрекали других дотронуться до горячего корабля. Раздался приглушенный писк: кто-то отважился на это, или его оттолкнули. Пожилые сновали взад-вперед, раздавая тумаки направо и налево: