Пол Андреотта - Сладкий вкус огня

- Я вернусь через десять дней. Думаю, этого будет достаточно, чтобы уладить все дела, и больше не уеду никогда. - Я взглянул на Терезу. Ее лицо словно витало в воздухе само по себе. - Я напишу тебе, - сказал я, напиши мне тоже, дорогая.

Слезы потекли по ее щекам, но она не пошевелилась. Я прижал ее к груди, погладил похожее на раковинку ухо. Потом быстро вышел. У подъезда меня догнал Бонафу. Он помог мне уложить чемодан в багажник.

- Вам будет трудно?

- Ужасно, - ответил я.

- Не мог бы я чем-то помочь?..

- Спасибо, - усмехнулся я. - В подобных случаях один человек не в силах помочь другому.

- О, это не совсем так. Он может сделать многое.

- Что, например?

- Он может помолиться.

- Вы хотите казаться чудаком?

Я захлопнул дверь и поехал.

12

Если вас нужно сделать выбор между двумя любимыми людьми, значит, вы должны выбрать одну из двух жизней. Но такая задача вам не под силу, потому что эти две жизни - просто две половинки вашего существа, связанные неразрывно, как две стороны монеты. Если вы честны с самим собой, то вы можете только понять, что попались в ловушку, и попытаться поступить как можно честнее. В противном случае вы должны обмануть себя, убедить в том, что одно из двух ваших _Я_ должно прекратить существование и принести себя в жертву другому. Но нужно еще решить, какое будет жить, а какое умереть. И это - самая трудная задача.

Я выбрал Ким, потому что она была мне ближе, созданная из положительной энергии и мелких компромиссов. Но кто-то другой выбрал для меня Терезу, и потому я был так угнетен, когда возвращался в Париж. У меня не хватало того героизма, которого требовала ситуация. Каждый поворот штурвала убеждал меня, что я поступаю малодушно. Но альтернативы не было. Если вы попались в ловушку, всегда есть вероятность, пусть слабая, что кто-то придет освободить вас. Но когда вы сами - ловушка: никто не в силах помочь вам. That is the question [Вот в чем вопрос (англ.) - фраза из монолога Гамлета] - испытав свою совесть и тщательно взвесив на своих испорченных весах все "за" и "против", к концу 450-километрового пути я пришел к заключению, что осталась только одна проблема, одна, а не две: выбор слов.

Например, Берни.

- С чего это ты решил уходить? Ты свихнулся? Что случилось? И что с этой историей о наркотиках? Ты даже не был в Перпиньяке, не так ли? Что случилось, мой мальчик? Расскажи, облегчи свою душу.

Именно тогда я впервые заметил, что Берни носит парик. Прежде это не бросалось мне в глаза. Казалось, его волосы растут нормально, но теперь я заметил, что они прикреплены к сетке. Наверное, у него было три или четыре парика разной длины, которые он менял каждую неделю. Мир стал для меня более ясным.

- У каждого из нас есть темные пятна, старина. Я не брошу камень первым. Но это не повод, чтобы отказаться от борьбы.

Я был словно галька на дне водопада Вода падала беспрестанно, а я сохранял каменное выражение лица, как крупный бизнесмен, продающий нефтяные танкеры или месторождения. Тот, кто говорит последний, всегда оказывается на высоте. Но Берни не мог знать, что я делаю это не нарочно.

- Ладно, давай начистоту. Сколько тебе предложили в "Кулис дю монд"? Я поговорю с боссом. Уверен, мы договоримся. Хочу тебе сказать, старина... Он опять затянул свою песню о газете, как "одной большой семье".

Странно, подумал я, все эти жены, начальники, друзья не очень-то заботятся о тебе, но как только ты собрался уходить - они готовы на все. Берни поведал мне о новых грандиозных планах по реорганизации всей нашей группы. И про меня не забыли! Мне достался неплохой кусок пирога. Стоит ли все это бросать?

- Как насчет отпуска? Возьми месяц. Проветри мозги. Перезаряди батареи. Съезди куда-нибудь. Послушай, старина, забудь про это увольнение. Я даже не слышал, что ты сказал. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Пусть какой-нибудь доктор напишет тебе бюллетень на две-три недели. Идет?

Все время пока он говорил, я думал только о Ким. Когда она узнала, что все так серьезно, ее лицо исказилось от боли. Я почувствовал, как у нее к горлу подкатил комок.

- Нет, - повторяла она, - нет... нет.

Я решил встретиться с Декампом. Из всех людей, которых я знал, он, пожалуй, лучше всего подходил на роль стены, твердой прочной стены, от которой все отскакивает. Только подловить его было не так-то просто.

Он клюнул на идею пообедать в ресторане возле его работы.

- Как ты думаешь, она выдержит этот удар? - спросил я.

- За последний месяц она вполне поправилась.

- Это не то.

- Я говорил с тобой, как врач. Теперь слушай. Ты берешь нож и втыкаешь его в живот человеку, а потом спрашиваешь меня, выдержит ли он этот удар.

- У меня нет другого выхода.

- Не знаю. Доедай. - Он с ужасным хрустом поедал свою редиску. - Бывает ли вообще другой выход? (Хрум!)

Если бы он был, мы бы знали. Сколько мужчин и женщин бросали друг друга, пытаясь начать спектакль заново. - А что делают другие люди?

Он не ответно и спросил:

- Как ты будешь там жить?

Это меня не беспокоило. Тут моя совесть была чиста.

- Я разберу себя на части, - сказал я, - прочищу как следует весь механизм, смажу маслом и соберу опять.

Я долго говорил о загрязнении окружающей среды, о больном обществе, о необходимости спасения душ. Я говорил о Евангелии, о Коране, о романе, который мне так хотелось написать, и о цели жизни. Под конец я хотел поговорить о Терезе, но он перебил меня.

- Короче, полинезийский мираж.

- Что?

- Ваш остров, наверное, похож на атолл? И на закате приходят туземцы и бренчат на своих мандолинах, а небо зеленеет?

Меня не столько задевал сарказм Декампа, сколько его ужасный аппетит. Каждый кусок говядины увеличивал силу, которая разрушала мою новую игрушку.

- У тебя нет выбора, - заключил он, - ты вернешься. Но сначала ты должен туда поехать.

- Ну-ну, продолжай, - сказал я. Нечто подобное мне и хотелось услышать.

- Именно так я говорил себе, когда хотел все бросить и уехать в Индию. Но не сделал этого и до сих пор жалею.

- Продолжай...

- Некогда... - отмахнулся он, изучая меню. - Возьму-ка я этот пудинг под названием "летающий остров". И кофе.

Предстояло Сделать очень многое. Удивительно, как трудно выбирать якоря. Незначительные детали перемешиваются с действительно серьезными вещами, и неизвестно, как все это распутать.

Например, стоишь перед своим гардеробом и спрашиваешь себя: "Какой взять костюм"? Можно провести три дня, созерцая горы рубашек, свитеров и носков, и не прийти ни к какому решению. Или посещаешь адвоката, который, как говорят друзья, чудесный специалист по разводам. А когда выходишь из его конторы, хочется просто утопиться.

Есть те, кого можно обмануть (...надо немного отдохнуть... побыть два-три месяца одному... ну конечно, Ким согласна, мама...), и те, кому надо сказать правду. Как говорит Гурджиев, есть материальный вопрос ("Я оставил в банке достаточно денег. На следующий квартал хватит. Потом?.. Ну, мы посмотрим. Да, дорогая, страховка оплачена") и есть боль.