Илья Одинец - Импланты

Кайл лежал в темноте на своей широкой кровати, положив руки под голову, и смотрел в потолок. По белой гладкой коже потолка ползли темные тени — это деревья в саду тянули к окнам руки-ветви, шуршали листьями, словно угрожали разбить стекло и ворваться в комнату зеленой удушающей массой.

Мужчина закрыл глаза. Спать не хотелось. В голове до сих пор вертелись картинки с праздника, звучали голоса, звон хрусталя, ноздри щекотал терпкий приторный запах сладкого красного вина.

Мелькание пятен перед глазами превратилось в туман, который постепенно сформировался в некое подобие лица Кристины. Девушка плавно превратилась в выпускающего толстую струю дыма Сеченова, а потом в кричащий рот Анастасии Стасюк.

Кайл резко открыл глаза. Он не хотел видеть это лицо. Никогда. Журналистка мертва и не имеет права врываться в его жизнь, она должна остаться в царстве вечного мрака, как и все остальные.

Тени листьев на потолке шевельнулись, превратившись в нечто такое, чему Кайл предпочел не придумывать названия. Образ Насти вновь пробудил в его душе злость и ненависть. Он родился эгоистом и хотел, чтобы все было так, как хочет он. Внеплановый репортаж с закрытой вечеринки к таковым желаниям не относился, поэтому Кайл избавил мир от подробностей содержания подарочных коробок и личного недовольства гостями и праздником в целом.

Анастасия больше никому ничего не скажет.

Кайл улыбнулся, вспомнив, какой беспомощной казалась женщина, когда он срывал с нее платье, когда зажимал ей рот. Ему нравились подобные моменты, потому, что ему нравилась власть. Не скрытые проявления могущества денег, а именно такая: сильная, разрушающая, реальная, ощутимая, способная напрямую воздействовать на человека.

Он богат, могуч, умеет читать мысли, знает всю грязную подноготную каждого, с кем когда-либо общался, и ощущал себя властелином мира. Кайл творил то, что хотел. По одному его слову строились воздушные замки и разрушались песчаные города, по одному намеку человек навсегда исчезал с кинематографического небосклона, по одному шевелению пальца у его ног оказывались красивейшие девушки мира.

Все было в его силах: возвеличить, растоптать, унизить, обласкать, обанкротить… но самое приятное из всего: непосредственное воздействие на тело человека. Причинить боль, довести до слез, заставить кричать и молить о помощи или снисхождении — вот что такое настоящее могущество и настоящее наслаждение.

Кайл познал это, когда ему исполнилось двадцать три. Он получил первого "Оскара" за роль второго плана и понял, что ему светит великое будущее. Не понимала этого только Катя — молодая симпатичная актриса театра драмы. Кайл подходил к ней и так, и этак, играл то безумно влюбленного шекспировского Ромео, то дикаря, ослепленного необузданной страстью. Не помогало ничего. Гордячка даже не смотрела в его сторону, а если и смотрела, то в ее взгляде читались лишь усталость и равнодушный вопрос: "когда же ты от меня отстанешь?". И это выводило Кайла из себя.

Катя действительно нравилась ему: высокая, стройная, с правильными чертами лица, она была бы среднестатистической красавицей, однако ее поведение, мимика, то, как девушка двигалась, все говорило о собственном достоинстве и чем-то неземном. Екатерина жила в своем мире, мало обращая внимания на окружающих, и считала людей декорациями к собственной жизни. А Кайл не желал быть декорацией, он хотел быть королем, действующим, властвующим, настоящим. Порой ему хотелось подскочить к Кате, схватить девушку за плечи и как следует потрясти, чтобы только она перестала смотреть в никуда.

Оживала Катерина только на сцене. Пока Кайла еще не узнавали на улицах, он ходил в театр, как на работу. Тайком наблюдал за репетициями и не забывал после каждого спектакля дарить королеве цветы. Но, несмотря на все старания молодого человека, Катя оставалась все такой же недоступной. И Кайл не выдержал.

Осенью темнело рано. В тот вечер небо заволокло тучами, над городом повисла тяжелая серая пелена, небо сыпало противной изморосью. Город превратился в призрак в мокром черном дождевом плаще, даже фонари светили неуверенно, будто готовились в любой момент навсегда погаснуть.

Кайл не любил дождь, но ничто не могло помешать ему совершить задуманное. Он не готовился, но представлял все так, словно уже не раз проделывал это.

Катерина жила в одном квартале от театра и никогда не пользовалась общественным транспортом: расстояние от ее дома до автобусной остановки было лишь немногим меньше расстояния от ее дома до работы. Кайл знал это и частенько провожал королеву до подъезда. Катя молча терпела его присутствие, а может, просто не замечала, что в двух шагах позади нее идет мрачный властелин мира.

Тот вечер ничем не отличался от остальных вечеров, за исключением мелкого моросящего колючего дождя. Кайл стоял возле колонны, подпирающей широкий козырек театра, и смотрел на часы. Репетиция закончилась, и Катя вот-вот должна появиться в дверях.

Девушка вышла на улицу, даже не заметив туч, луж и дождя. Она шла размеренно, не торопясь, словно шагала не по мокрой мостовой, а по тропинке в сказочном лесу, где ярко светит солнце, растут волшебные цветы, а зайчики и белочки говорят человечески языком.

— Катя! — окликнул Кайл и, как обычно, не получил ответа. — Подожди!

Он догнал королеву и взял ее под руку. Девушка вяло освободилась, но шагов не ускорила. Кайл молча шагал рядом. Он больше не предпринимал попыток дотронуться до королевы, он ждал, когда они дойдут до поворота и окажутся во дворе ее дома.

Двор образовывали стены десятиэтажки, которую по странной прихоти архитектора построили в форме буквы "П". Фонари возле подъездов горели, но их желтый свет не мог осветить весь двор, поэтому тут и там жили угольно-черные тени.

Кайл досконально знал двор и выбрал подходящее место: между двумя старыми заброшенными деревянными сараями лежали автомобильные покрышки. Дырявые и никому не нужные они мокли под дождем, по меньшей мере, год. Среди них жили самые черные из теней — от сараев до Катиного подъезда было около пятидесяти метров, а два ближайших фонаря уже месяц ждали прихода электриков.

Когда они поравнялись с сараями, Кайл схватил девушку за руку и резко дернул. От неожиданности Катерина едва не потеряла равновесие. Молодой человек мгновенно зажал ей рот, чтобы королева не закричала, и потащил к покрышкам.

Девушка вырывалась, брыкалась, даже пыталась укусить ладонь Кайла, но он держал крепко. Это единственный шанс покорить гордячку.

Он повалил ее на покрышки, сорвал с шеи девушки шарф и затолкал в рот пленницы прежде, чем она успела набрать в легкие воздух для крика.