Пол Андерсон - Звезда над морем

Эверард потер подбородок.

— Выходит, она как бы изобрела проповедь, и речи ее проникнуты религиозным рвением… Сама по себе, — сказал он. — Но как это случилось? Почему?

— Надо выяснить, — подытожила Флорис.

— А что за новые мифы? — поинтересовался Эверард.

Ульструп задумчиво посмотрел вдаль.

— Пересказывать все, что я слышал, слишком долго. Они в зачаточном состоянии, без всякой теологической системы, как вы понимаете. Думаю, они не исчерпываются теми, что я услышал из ее уст или от рассказчиков. Во всяком случае, я не слышал их развития с течением времени. Но если обобщить… Она нигде не утверждает этого прямо, возможно, даже сама еще не осознает, но Эдх превращает свою богиню в существо могучее и… и всеобъемлющее. Найэрда не отбирает власть над мертвыми у Вотана, но она так же, как он, принимает их в своем доме и ведет на охоту через небесную твердь. Она становится такой же богиней войны, как Тивас, и требует уничтожения Рима. Как и Тонар, она распоряжается стихиями, погодой, штормами, равно как и морями, реками, озерами — всей водой. Ей принадлежит луна…

— Геката…[24] — пробормотал Эверард.

— И при этом она сохраняет свою древнюю привилегию — даровать жизнь, — продолжил Ульструп. — Женщины, которые умирают при родах, отправляются к ней, как павшие воины к эддическому Одину.

— Это должно привлекать женщин, — отметила Флорис.

— И привлекает, — согласился Ульструп. — Не то чтобы у них возникла отдельная вера — тайные культы и секты неизвестны германцам, — но они питают склонность к собственным обрядам.

Эверард прошелся от края до края узкой поляны, ударяя кулаком в ладонь.

— Да, — произнес он. — Это сыграло свою роль в распространении христианства и на юге, и на севере. Христианство давало женщинам больше, чем любое язычество, больше, чем Великая Мать. Они не могли обратить в новую веру своих мужей, но на детей они повлияли, это уж точно.

— Мужчины тоже могут поддаться, — обратился Ульструп к Флорис. — Вам в голову пришло то же, что и мне?

— Да, — ответила она не совсем уверенно. — Это могло случиться: Тацит «второй»… Веледа вернулась в свободную Германию после поражения Цивилиса, продолжая выполнять свою миссию, и новая религия распространилась среди варваров. Она могла оформиться и укрепиться после ее смерти. Никакой альтернативы не было. Она, конечно, не могла принять форму монотеизма[25] или чего-то подобного. Но богиня могла стать верховной фигурой, вокруг которой собрались все остальные. В духовном плане она могла дать людям столько же, или почти столько же, как христианство. Немногие бы тогда присоединились к нынешней церкви.

— Тем более если для этого не будет политических причин, — добавил Эверард. — Я наблюдал подобный процесс у скандинавских викингов, где крещение стало входным билетом в цивилизацию со всеми ее культурными и экономическими преимуществами. Но рухнувшая западная Римская империя не будет выглядеть привлекательно, а Византия слишком далеко.

— Верно, — подтвердил Ульструп. — Вера в Нертус может стать идеологической основой германской цивилизации — не варварства, а цивилизации, хотя и бурной, у которой достаточно внутренних сил, чтобы сопротивляться христианству, как это будет в зороастрийской[26] Персии. Они и сейчас уже не дикари, как вы знаете. Они знакомы с внешним миром, взаимодействуют с ним. Когда лангобарды вмешались в ссоры херусских династий, они восстановили на троне короля, которого свергли за то, что он ориентировался на римлян и был ставленником Рима. Это был хитрый ход. Торговля с югом год от года возрастала. Римские или галло-римские корабли иной раз добирались даже до Скандинавии. Археологи нашего времени будут говорить о римском железном веке, за которым последовал германский железный век. Да, они учатся, эти варвары. Они принимают все, что считают полезным. Из этого вовсе не следует, что они сами должны подвергнуться ассимиляции. — И продолжил упавшим голосом: — Но если этого не произойдет, будущее изменится, и «наш» двадцатый век исчезнет.

— Такой вариант развития событий мы и стараемся предотвратить, — жестко сказал Эверард.

Наступило молчание. Убаюкивающе шептал ветер, шелестела листва, солнечный свет играл на речной глади. Безмятежность природы казалась нереальной.

— Но нам нужно узнать, каким образом и когда началось такое отклонение, прежде чем мы сможем что-нибудь сделать, — продолжал Эверард. — Ты выяснил, откуда Веледа родом?

— Боюсь, что нет, — признался Ульструп. — Плохие средства сообщения, огромные дикие пространства. Эдх отказывается говорить о своем прошлом, ее компаньон Хайдхин тоже. Может быть, он чувствовал себя спокойнее спустя двадцать один год, когда говорил вам об альварингах, хотя, кто они такие, я не знаю, но и тогда, мне кажется, опасно расспрашивать его о подробностях, а сейчас от них вообще ничего не добьешься. Тем не менее я слышал, что впервые она появилась у ругиев на балтийском побережье пять или шесть лет назад — точнее я определить не смог. Говорят, она прибыла на корабле, как и подобает богине в соответствии с пророчеством. Это, а также акцент, указывает на ее скандинавское происхождение. Извините, но больше я ничего не могу добавить.

— Пригодятся и эти сведения, — отозвался Эверард. — Вы неплохо поработали. Приборы и терпение — и кое-какие расспросы на месте помогут нам вычислить время и место ее высадки.

— И тогда… — Флорис умолкла, устремив взгляд поверх реки и леса за ней, на север, в сторону невидимого морского побережья.

43 год от Рождества Христова.

Справа и слева простирался берег, песок наползал на дюны, поросшие чахлой травой, и так — насколько хватало взгляда. Водоросли, чешуя, кости рыб и птиц лежали вперемешку на темной полоске чуть ниже верхней линии прибоя.

На волнах качались несколько чаек. Ветер пронизывал холодной сыростью, неся с собой вкус соли и запах морских глубин. Волны омывали низкий берег, с шипением отступая назад и снова возвращаясь, каждый раз немного выше, чем прежде. Дальше от берега они перекатывались крепкими водяными валами и с глухим шумом неслись до самого горизонта, сливавшегося с небом. Темной завесой мчались по небу обрывки облаков. Оно как бы давило на мир, это небо, огромное, как море. Дождь уходил на запад.

На суше вокруг маленьких озер качалась осока, зелень которой была единственным светлым пятном вокруг. Вдалеке чернел лес. Сквозь болото к берегу пробивался ручей. Местные жители, несомненно, использовали его для спуска на воду своих лодок. Их деревушка располагалась в миле от берега: под торфяными крышами горбилось несколько глинобитных хижин. Над трубами вился дымок. Больше ничто не двигалось.