Кит Ломер - Гонка планет

Генри почувствовал под собой руки Бартоломью. Раскаленные ножи пронзили тело. Затем он понял, что его ноги волочатся по земле. Тяжелое дыхание Бартоломью резало ему слух.

- Я должен попытаться поднять вас на борт, капитан.

Он почувствовал под своей грудью плечо юноши, его поднимали. Боль разбухала, взорвалась, превратилась в облако мелкой пыли, заполнившей Вселенную...

Он снова лежал на спине, чувствуя под собой люльку вездехода. Она подпрыгивала, подпрыгивала. Небо было водянисто-серое, тяжелое от снега.

- Мы скоро будем там, капитан, - говорил Бартоломью. - Уже недалеко. Мы скоро будем там...

Машина неслась на высокой скорости, турбодвигатели ревели, меняя тон, когда земля резко уходила вверх.

- Еще чуть-чуть, капитан, - сказал Бартоломью, - и с вами все будет в порядке.

Теперь машина ползла, увязая в глубоком снегу. Вдруг тряска, которая наполняла Вселенную с начала времен, прекратилась, словно беззвучно разбился огромный кристалл. Во внезапную тишину хлынула боль. Генри чувствовал, что в лицо ему бьет снег.

Голос проткнул его, как нож.

- Я вернусь через минуту, надо расчистить вход.

Холод обжигал ему лицо, словно замерзшее лезвие топора. Какие глубокие удары наносил падающий топор! Но удары становились слабее, стихали, словно останавливался маятник на древних часах...

Генри заморгал. Его левый глаз склеился. Казалось, на мозг давит тяжелый груз. Вдали послышался тихий гул, переросший в непрекращающийся рев. Он напомнил Генри о водопаде, который он видел однажды на планете с низкой силой тяжести. Галатея, так она называлась. Широкая река извивалась по равнине и падала в узкое ущелье, рассыпаясь в окрашенный всеми цветами радуги занавес, вас окутывали мельчайшие капельки, мягкие и теплые.

Но сейчас капли были холодными, и они секли его, словно град...

Бартоломью стоял над ним. К его щекам прилипли хлопья снега, они таяли, стекали струйками с подбородка. Его корабельный костюм намок, плечи замерзли.

- Я снова буду вас поднимать, капитан...

Движение, боль, запах какого-то растения.

- Будете в порядке, капитан... - говорил Бартоломью, - в порядке...

6

Сон звал в свои объятья, но сначала нужно было что-то сделать. Он пытался вспомнить, что. Казалось, сознание легко ускользает от него, возвращается в мягкий далекий сон...

Генри снова напрягся, заставляя себя думать о чрезвычайно важном.

ВЕЗДЕХОД ИХ ВЫДАСТ. ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НЕГО... К ВОСТОКУ, ПРИМЕРНО В ТРЕХ МИЛЯХ ОТСЮДА, ЕСТЬ ВЫСОКИЕ МОРСКИЕ УТЕСЫ...

А ЕЩЕ ТАМ БУДУТ ЛЕТАТЬ ПТИЦЫ, ПАРЯ, РАСКИНУВ ШИРОКИЕ КРЫЛЬЯ, БЕЛЫЕ И МОЛЧАЛИВЫЕ ПОД ВЫСОКИМ СОЛНЦЕМ.

- ...отрезаю питание передатчика... - говорит Бартоломью. - Они последуют за нами и найдут наше убежище...

Генри видел лицо Бартоломью, бесцветное, небритое, щеки ввалились, губы казались черными. Бедный мальчик. Он так и не понял, против чего пошел...

- Капитан, мне придется избавиться от вездехода. Поеду на восток. На карте показано побережье - всего в нескольких милях. Может, мне удастся спихнуть его в воду...

Генри почувствовал, как на лице дернулись мышцы.

- Умница, - сказал он четко, но потом во внезапном приступе отчаяния понял, что его губы не шевелились. Он пытался вдохнуть...

Какая-то голодная хищная птица схватила его, унесла в пронизанную красными пятнами темноту. Гнилое бревно, внутри которого бушевал огонь, взорвалось, и искрящиеся личинки, извиваясь, глубоко впивались в его плоть, а время текло медленно, как застывающий воск...

- Капитан... Он перевернулся. Падая вниз, ударился о выступ, отскочил... Затем упал в воду и утонул. Не думаю, что он будет подавать какой-либо сигнал. Но они могут пойти по следу... Снег...

Голос звучал и звучал, как эхо в огромном зале. Лекция была скучной. Генри пытался устроиться поуютнее и заснуть. Но стул был твердым. Он врезался в тело. И кто-то его тряс. И холодно. Ему совсем не хотелось завтракать, он был болен. Скажите им... слишком болен...

- Я спас винтовку и немного провода, аптечку, небольшой ящик с продуктами... и брезент. Мне придется оставить вас здесь на несколько минут, попытаться отыскать место...

...Что-то двигалось в темноте среди звезд. Это был странный, со стрелообразным носом, корабль. Последовала вспышка - и его собственный корабль подпрыгнул и задрожал. Противник улетел. Но траектория его полета была в следящем устройстве.

Корабль мчался домой к пустынной планете, обозначенной на картах как, Коразон. Он бросился вслед. Тонкий луч света ударил в сторону его корабля. Металл вспыхнул и сгорел.

Генри продвигался через темноту пешком, паля из пистолета в странную длинноногую фигуру, одетую в блестящий черный костюм. Он заставил ее отступить к своему кораблю, затем к порталу, строительство которого и было целью посадки. Дверь была забаррикадирована и заперта, но капитан вышиб ее выстрелом из бластера. Войдя внутрь, он столкнулся с существом лицом к лицу.

Оно было крупнее, но он был сильнее. Наконец, оно упало замертво. Капитан посмотрел вниз на странно мирное лицо в металлической комнате. Лицо и тело, скрывавшее кости, которые он похоронил... Когда? Вчера? Но когда же они сражались?

Но злобы не было. Они оба были чужеземцами, посланцами своего народа, открывателями новых земель, претендующими на новые миры. Оно нанесло ему поражение в космосе, когда столкнулись их корабли, но когда на земле столкнулись их тела, он победил и убил его. Развязке суждено было быть такой.

...Оно закончило строительство портала, когда Генри его нашел. Ему стало интересно, и он сначала просунул руку, а затем и сам прошел через дверь в новый мир с зеленым небом...

И почти забыл вернуться назад...

Музыка была веселой, юная Дульчия танцевала с ним в Огненном Дворце... Дульчи, девочка моя, нет причины волноваться, говорил он ей...

Нет причины... Он бы не оставил ее, беззащитную, этим волкам, это уж в его силах. Если молодого Бартоломью можно было спасти... Если в нем есть то, благодаря чему можно было сделать из него мужчину... Гонка покажет это, и Генри возвратится с ним домой. Если нет, и он окажется неспособным заботиться о Дульчии, когда Генри не станет, тогда он не вернется. Генри об этом позаботится. А она не узнает. Бог ему судья, но Дульчия никогда не узнает.

Мальчик был плоть от плоти своего отца. Если он настроен идти таким образом, каким пошел его отец, то он никогда больше не увидит Алдорадо. Время покажет. Время... И гонка...

Музыка была веселой. Дульчия улыбалась ему, хрупкая, золотоволосая, тоненькая в серебряном платье с длинной юбкой, сшитом в стиле давно минувших дней. Ткань шуршала, что-то нашептывая. Она была холодной на ощупь. Лицо Дульчии тоже было холодным. На мертвых губах не было улыбки. Как неподвижно она лежала под ослепляющими лампами!