Александр Казанцев - Донкихоты Вселенной

БЕСЕДЫ

Слово, жаром опаленное,

Мысли, в сердце затаенные.

Из народной мудрости.

Чтобы явиться к деду, Надя сначала проскользнула к маме в комнату, переоделась в любимый дедушкой халатик-тунику, повертелась у зеркала, укладывая волосы в греческий узел на затылке, чтобы дед "вспомнил об Олимпе", и, собравшись с духом, бесшумно открыла дверь в кабинет. Там, спиной к ней, ссутулившейся громадой с гривой седых волос до плеч, сидел так и не ложившийся спать Виталий Григорьевич.

Надя на носочках подкралась к нему и нежно обвила руками его шею, сплетя пальцы под спадавшей на грудь бородой.

- Дедушка, милый, - ласково начала она. - Я такая нехорошая, что заставила вас тревожиться, но я исправлюсь, непременно исправлюсь.

- Явилась, озорница непутевая. Набедокурила, а теперь совесть в тебе кувыркается.

- Это все ночь, лунным светом наэлектризованная. Почему-то такие ночи зовут "воробьиными", из-за того будто, что птички на землю падают.

- Про воробьев, наземь падающих, не слыхивал, а вот про некоторых чужекрылых, в воздух поднимающихся, доводилось.

- Вы уже все знаете. Сама не пойму, как это меня угораздило к окну подойти. Не окажись там дельтаплана, я в овраг бы свалилась.

- Падать не то что в овраг, но и на ровном месте не рекомендую. Лучше летай на своих планерах, наслаждайся высотой, пташка ты моя летучая.

- Вы не сердитесь, дедушка, правда? - обрадовалась Надя. Представляю, какой у меня был нелепый вид, - рассмеялась она, - под прозрачным крылом в одной ночной сорочке! Я, кажется, какую-то парочку спугнула. Верно, за приведение меня приняли! Но вернулась я к вам во плоти. Это все луна виновата! - и она процитировала:

В подлунном волнующем мире

Светила луна нам сама.

В серебряном нежном эфире

Сходили мы вместе с ума!17

- Ох уж эта луна! И чего только на нее не навешивают! Одни лунатики чего стоят!

- Но я не лунатик! Я с открытыми глазами! Я не спала!

- Да уж знаю, - отозвался Виталий Григорьевич, сжимая в кармане халата ключ от Надиной комнаты, который Наталья Витальевна отобрала у Кассиопеи, выведав у нее все о Наде. Об этом она и рассказала академику, вручая ему ключ. - А насчет полетов ночных или звездных я советую тебе воспользоваться утренним рейсом взлетолета, чтобы застать в университете профессора Дьякова. Думаю, он тебе сейчас особенно нужен, - закончил дед.

Надя удивленно смотрела на него, не понимая, как он читает ее мысли.

- Ну иди, ласточка моя легкая, а я, пожалуй, завалюсь спать. А то твоя "воробьиная ночь" и мне покою не дала. А какой я воробей? Разве что "стреляный"! Ну иди, лети, - и он поцеловал внучку в лоб.

Профессор Дьяков находился в своем кабинете заведующего кафедрой релятивистской физики, когда в его браслете личной связи раздался голос академика Зернова. Дьяков, скрыв свое удивление, согласился на видеосвидание, для чего должен был спуститься на одиннадцатый этаж в университетскую кабину видеосвязи.

Почему-то он волновался, раздражаясь на задержку вызванного им на свой этаж лифта.

Длинный, худой, с мефистофельскими залысинами высокого лба и, под стать им, демоническим горбатым носом, он вошел размашистым шагом в кабину видеосвязи. Стены и потолок ее были обиты звуконепроницаемым покрытием, напоминающим тисненую кожу старинных переплетов книг. Проем в одной из стен казался открытым окном, как бы в соседнюю комнату, где у действительного окна в сад с разбитыми там цветниками сидел уже ожидавший академик Зернов.

Дьяков вежливо поздоровался, извинившись за задержку лифта.

Эффект присутствия был так велик, что обоим хотелось обменяться рукопожатием.

- Чем обязан, уважаемый Виталий Григорьевич? - деловым тоном спросил Дьяков.

- Обязаны, уважаемый Михаил Михайлович, - отозвался академик, - своей несомненной приверженностью к истине.

- Но ведь истина, как мне кажется, у нас разная.

- Истина одна, понимание ее разное.

- Готов согласиться с вами, Виталий Григорьевич.

- И правильно сделаете. Для установления истины надобно объединиться, а по старинной диалектической формуле прежде надлежит размежеваться.

- Разве размежевание наше не четко?

- Не вполне. Я намереваюсь указать вам на самое уязвимое место в отстаиваемой вами теории относительности.

- Я весь внимание, Виталий Григорьевич!

- Тогда извольте доказать, какое из двух движущихся тел надлежит считать неподвижным: космический корабль, от которого якобы отлетел земной шар, или наоборот?

- Старинное, противоречащее логике утверждение профессора Дингля, пытавшегося опровергать так Эйнштейна.

- Вот-вот! Противоречащее логике, которую вы вынуждены привлекать в помощь своим формулам, чтобы избежать абсурда, ибо не можете разобраться, кто из братьев-близнецов улетел то ли на космическом корабле, то ли на земном шаре?

- По теории относительности, конечно, каждый из них мог бы считать себя неподвижным, а другого - достигшим субсветовой скорости и потому нестареющим. Однако это было бы так при равномерном, а не ускоренном движении звездолета.

- Профессор Дингль напрасно упустил возможность разбить это возражение, ибо разгон звездолета с ускорением, равным ускорению земной тяжести, длится год, торможение в тех же условиях - еще год. Вместе с возвратным маневром неравномерное движение составят всего четыре года, а длительность всего рейса с субсветовой скоростью по часам наблюдателя будет длиться тысячу лет. И все это движение равномерно. Почему же оно не сопоставимо с вашей теорией относительности? Попробуйте возразить.

- Все было бы так, уважаемый Виталий Григорьевич, если бы не было других логических посылок. Например, гибель одного из братьев в полете далеко от Земли. Очевидно, лишь его можно признать движущимся.

- Вот видите, к каким уловкам приходится вам прибегать, выгораживая абсурдные утверждения теории относительности, формулы которой не отражают этих экстремальных условий. Эйнштейн неправомерно не учитывал отношение масс улетевшего и оставшегося тел, ограничиваясь лишь отношением скоростей летящего тела и света.

- В этом нет никакой нужды, ибо формулы Лоренца, положенные Эйнштейном в основу специальной теории относительности, безупречны и введение в них еще какого-либо отношения, скажем, масс, только исказит их.

- Вот-вот! Введя в свои формулы отношение масс, которым нельзя пренебрегать, вы убедитесь в полной абсурдности всей вашей теории. То, что я пока говорю вам наедине, скоро скомпрометирует вас в глазах всего научного мира.

- Но зачем же вы заблаговременно извещаете меня о своих аргументах? Даете мне возможность возразить?

- Потому что уверен в полной вашей неспособности противостоять в споре со мной. Желаю вам от души полного провала ваших похвальных стремлений отстоять свои взгляды. - Говоря это, академик поднялся во весь свой внушительный рост, давая понять об окончании видеобеседы. Но совершенно неожиданно попросил считать ее конфиденциальной.